Григорий Долгоручько : Мать Матрона

Мать Матрона очень стара. Стара настолько, что уж и не помнит, сколько ей лет. Путается, когда я ее спросил: а сколько лет то тебе, мать? Она взглянула своими выцветшими глазами на меня как-то странно — сквозь меня, и прошелестела: да уж и не помню…, двадцать третьего года я, октябрьская. Я прикинул в уме: блин, люди столько не живут! В миру у нее имя было – Октябрина, модно тогда было, в монастыре постриг приняла с именем Матрона, что удивительно — это все — в годы тоталитарного государства! Ни тебе пионерии, ни тебе комсомола, прижилась при монастыре, девой осталась – и это во времена, когда идеалом женской красоты считалась «девушка с веслом», Мерлин Монро, Софии Лорен. Пока ее сверстники отрывались в кинотеатрах балдея от Любови Орловой, Октябрина (еще послушницей) служила в монастыре. Что хотите говорите, в моей голове это никак не укладывается. И о том, что Хрущев обещал показать «последнего попа» по телевизору, она даже и не знает – ну не было тогда в монастырях телевизоров!

Тяжело. Ноги болят, спасу нет. На клиросе стоять – одно мучение. Шестопсалмие читают- подремлю пока, свечи то погашены, больно как хорошо дремать под монотонный голос чтицы. На клиросе только я, да молодая послушница –Антонина, резвая да бестолковая. И чего она только в монастырь пришла? Ей бы детей рожать — вон бедра то, как корыто, в прачечной у матери Сергии …
Уй! Как больно-то! То Антонина в бок пихает — придремала я крепко, Шестопсалмие закончилось, а окромя меня ход службы никто не знает, спохватилась:
-Глас девятыыый!!!!!!!!!!
И тишина….из алтаря батюшка Амвросий гневно: мать Матрона! Ну, какой глас девятый?????
Господи, прости меня грешную, гласов то всего восемь, чего это я?

*****

Отче наш! Иже еси на небеси! ДА! Приидет Царствие Твое! ДА! Будет воля твоя!...

Именно так читает молитву мать Матрона. С ударением на «да». Мне от этого смешно, и вся важность момента улетучивается, я смеюсь, почти в голос.

После службы, в трапезной, наблюдаю, как мать Матрона в одну тарелку сливает первое и второе…сверху еще и компот! Антонина сердится – она на трапезной день и ночь – старается во славу Божию, а тут такое!
-Ну, вот что ты творишь? Матрона? – гневно кричит Антонина, — зачем намешала-то? Неужели нельзя как все люди поесть нормально? Юррродиивая!

Мать Матрона ест, с превеликим удовольствием:

- А в животе то не самое тоже ли будет?

Скажу честно, мне неприятно от этого зрелища, еще более неприятно, когда я понимаю, что Матрона права, представляю это месиво в своем животе из супа, гречки и компота – отодвигаю тарелку, есть мне не хочется. Совсем.

Как же хочется поговорить! За всю жизнь так мало разговаривала, некогда было. А на старости лет что-то хочется. Вот, хотя бы с Антониной. Иду мимо трапезной, окно открыто:
-Тонь, а пироги то с чем сегодня? С тыквой или с творогом?
-Не мешай мать Матрона, мне некогда! – Антонина гневно захлопывает окно прямо перед носом. Ну и ладно! Пойду, поговорю с этим…ну приехал тут один любопытный, все выспрашивает, интересно так слушает, зачем ему все это? Не дал, Ты, Господи, мне детей, и слава Тебе, слава Твоему промыслу, был бы у меня такой сын, ни днем, ни ночью бы покоя мне не было, сердце бы кровью обливалось за судьбу его, как же выжить – то в таком мире, когда такое творится вокруг? Дай ему, Господи, сил и терпения, очень прошу. И Антонине тоже, дай, детишек, дай, не допусти ее до пострига, хватит тебе и Матроны, плохая я монахиня, знаю, но отпусти Ты Антонину, а я Тебе еще послужу, коли сил дашь…
Мать, ну как вот так вышло, что ты тут всю жизнь прожила? И что, никаких притеснений? Никаких проблем?
- Господь, видно, уберег. Я что? Коров пасла тут при монастыре, семья то большая была – кормить не с руки, вот, маменька и пристроила. Сыта я тут была – молочко то всегда, да и коровам зимой запаривали отруби, так и я пристроюсь- поем от души, еще и сестер покормлю, коли на службу в монастырь придут. Как- то так и прожила. Как у Христа за пазухой.
Она смотрит на меня и все лицо ее, покрытое морщинами – улыбается. Я смотрю на нее и думаю: «Дивны дела, Твои, Господи!». За этими морщинами живет целая Вселенная, мироустройство которой мне никогда не понять. Никогда.