Гена из КарфаГена : Крепка, как смерть… (на конкурс)

18:13  01-08-2012
Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою:
ибо крепка, как смерть, любовь

Библия, Ветхий Завет, Книга Песни Песней Соломона 8:6


Я стоял на перекрестке двух дорог и представлял, что вызываю Люцифера. Набрал номер, нажал на зеленую трубку, сказал: «Владлен, я на месте». Через минуту возле меня остановился гроб на колесах – черная «Волга» с красной крышей. «Сразу видно – за рулем могильщик», – подумалось мне. Стекло опустилось:
- Ты Дмитрий? – спросил хриплый голос.
- Да, – ответил я.
- Садись в машину.
Могильщик Владлен был похож на вурдалака: лысый, худой, нос крючком; на желтоватой коже – пигментные пятна. Образ дополняла кривозубая улыбка. Я смотрел на него, а мой внутренний киномеханик крутил фильмы ужасов: вот могильщик впивается в меня зубами, пьет кровь, отрывает куски мяса, обгладывает кости. По телу прошла дрожь.
- Что, журналист, замерз? – спросил меня он и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Понимаю. Февраль-месяц на дворе все-таки. Ничего, сейчас печку включу. Вечно забываю. Я-то к холоду привыкший, а пассажирам зябко бывает.
Владлен вел машину нервно и очень рискованно: изо всех сил жал на газ, резко поворачивал, матерился, сопровождая слова неприличными жестами. Иногда он вовсе отпускал руль, и от этого становилось не по себе.
- А с чего это вдруг пресса нашей работой заинтересовалась? – спросил он.
- Нам интересны все аспекты общественной жизни, – серьезно ответил я, пытаясь не думать о том, как Владлен будет обгонять, едущий впереди автобус. – К тому же уверен, что вы можете рассказать немало занимательных историй.
- Это правда. С людьми все-таки работаю, – неудачно пошутил могильщик, и широко улыбнулся.

***
- Там за посадкой находится вторая часть кладбища. На ней лежат безродные. Короче те, чья личность не установлена. Это в основном – бомжи и гастарбайтеры. Надгробий там нет – лишь таблички с номерами. Для безродных делают стандартные гробы. Бывает, что тело не помещается. Но это – не беда: стенку выбил и готово. Так и хороним – ногами наружу.
Владлен оказался отличным рассказчиком. Только многие свои байки он сопровождал словами: «Это не для печати, сам понимаешь». Кроме того, у могильщика была хорошая память: он помнил всех, кого похоронил.
- Вот здесь лежат Соловьевы, – Владлен показал рукой на два покосившихся памятника. – Муж, жена и двое детей.
- Автокатастрофа? – спросил я, обратив внимание на даты: жена и дети умерли в один день, муж – неделей позже.
- Если бы… Там другая история. Об этом в свое время все местные газеты писали. Не слышал, что ли?
Я отрицательно покачал головой.
- Хм, тоже мне, журналист, – хмыкнул Владлен. – В общем, слушай… Соловьевы жили в нашем дворе. Счастливая была семья, я бы сказал – образцовая. Толя работал инженером на металлургическом. Аня сидела дома, детей воспитывала. Мужа любила сильно. Буквально жить без него не могла. И вот однажды завел Толя любовницу. Скрывал, конечно, некоторое время. Но от бабы, ведь, ничего не утаишь. Она тебя может водить вокруг пальца, ты ее – нет. Короче, узнала Аня об измене. Но скандала устраивать не стала. Даже слова не сказала мужу. Просто, когда Толя в очередной раз «задержался на работе», она уложила деток спать, закрыла окна и повернула все ручки на газовой плите. Хорошо, хоть дом не рванул. После похорон Толя крепко запил. Вскоре его нашли во дворе на лавочке. Замерз бедолага.
- Да уж, невесело…
На памятник в трех метрах от нас сел огромный ворон. «Кар!» – произнес он громко и важно. «На свою голову!» – не сговариваясь, сказали мы с Владленом, и дружно рассмеялись. Его улыбка больше не казалась мне страшной. Мы продолжили наш путь, затем снова остановились у очередной могилы. На ней был портрет весьма привлекательной женщины.
- Это – Оля Ермакова, – указал Владлен. – Тоже недалеко от меня жила. Самой было лет под сорок, а на вид – и тридцать не дал бы. Жизнь вела разгульную, с молодыми парнями любила играть. Доигралась… Баскетболист Саша Левченко подкараулил ее в подъезде, да и зарезал.
- Погодите! Это случаем не тот Левченко, что сейчас депутатом стал?
- Он самый. После убийства Саша сел в тюрьму. Там и скорешился со своими будущими товарищами по партии. Вот, ведь, как бывает.
- Занятно. Только проблема в том, что Левченко – один из учредителей нашей газеты. Так что эта история – точно не для печати. Хотя, в принципе, на сайт какой-нибудь толкнуть можно…
Мы пошли дальше. Вдруг мое внимание привлекла могила, над которой возвышалось необычное сооружение – железная копия Спасской башни Кремля.
- Ух, ты! – невольно вырвалось у меня.
- Да. Мне тоже нравится. Там похоронены Степашковы – Мария и Григорий. Памятник их сын выковал.
Подойдя ближе, я взглянул на дату:
- Это ж надо! Тоже в один день умерли…
Могильщик бросил на меня хитрый взгляд и спросил:
- Слышал историю о том, как два деда на дуэли дрались?
- Не слышал, – честно признался я.
- Ну, ты даешь! Об этом даже по телевизору говорили. Настоящая трагедия! Как у этого, английского…
- Шекспира?
- Во-во. Как у Шекспира. Ладно, слушай. Баба Маня и дед Гриша жили в поселке неподалеку. Им было далеко за восемьдесят. На своем веку они повидали немало. Оба прошли войну. Не то, чтобы жили душа в душу, но и не расходились. Григорий был человеком вспыльчивым и жестоким. Выпивал, часто бил жену. Она бедная все терпела. Плакала, конечно, но терпела. Однажды приехал в поселок Иван Горлов. В юности Мария встречалась с Иваном. Они сильно любили друг друга, но война разлучила их. Иван попал в плен, потом долгое время жил за границей. Мария же думала, что нет его в живых… И вот, Горлов вернулся, чтобы провести остаток жизни в родных краях. Прослышав о том, что дом через дорогу купил какой-то иностранец, Мария по традиции решила навестить нового соседа. Увидев его, она сразу узнала своего любимого, и, как говорится, старые чувства вспыхнули вновь. Втайне от мужа Мария начала навещать Ивана. Узнал об этом Григорий и устроил скандал, а Мария ему в лоб: «Прощай Гриша! Ухожу я от тебя к своему Ване!» Пришел тогда Григорий к Ивану, и договорились они втайне от Марии встретиться на рассвете у старого колодца. Сам не видел, но люди рассказывали так: стояли старики и сверлили друг друга глазами, оба – серьезные такие, а в руках у каждого – ружье. Григорий вытащил телефон, что подарил ему сын на юбилей и положил его на сруб. Затем дуэлянты разошлись. Как только заиграла музыка – «Священная война», они открыли стрельбу. Иван попал Григорию в плечо, но сам был ранен в грудь и упал на землю. Когда же Григорий подошел к нему, чтобы добить, Иван ударил его ногой по колену, повалил, а затем – проломил противнику голову прикладом. На шум прибежал участковый. Но было поздно. Оба старика к тому времени были уже мертвы. Так закончилась их дуэль. Когда же Мария узнала о случившемся – сердце ее не выдержало. Она умерла в тот же день. Григорий и Мария лежат в этой могиле. Что касается Ивана: его тело забрал сын, живущий в Австрии, и похоронил там.
Я достал фотоаппарат, щелкнул пару раз Спасскую башню, и направился вслед за могильщиком к центральной аллее. Вдруг кто-то схватил меня за штанину и резко потянул. Я упал. Громко выругался. Из земли торчала коряга, похожая на руку мертвеца, на ней висел кусок моих брюк. «Блядь!» – прорычал я. Проверил зеркалку – цела. Попытался встать – но плотная куртка сковывала движения. «Хорошо, хоть морозно на улице – не измажусь» – подумалось мне. Я перевернулся со спины на живот. Встал на четвереньки. Затем на колени. Подняв голову, я начал искать глазами могильщика. И тут – увидел ее.
Она смотрела на меня большими зелеными глазами. Рыжие, вьющиеся волосы, белая кожа, красный рот. Насмешливый взгляд. Едва уловимая улыбка. О таких, как она, говорят: не захочешь пойти – да пойдешь. Ее красота была опустошающей. Я мертвой тушкой болтался на крюке. Во мне не осталось ни капли крови…
Толчок в бок.
- Эй, Дима, что с тобой? – хриплый голос Владлена развеял наваждение.
На меня все еще смотрела она. Но только теперь я понял, что лицо ее было на фотографии, а фотография – на чугунном кресте. Под ней – табличка с надписью: «Кравченко Екатерина Сергеевна 1983-2011г.г.»

***
- Здравствуй, любимая, – я наклонился и поцеловал холодную эмаль. Провел пальцем по губам, прикоснулся к волосам, представляя, как запускаю в них руки. С Катей мы встречались уже около двух месяцев. Каждую неделю я приходил к ней. Приносил алые розы, сознательно избегая четных чисел.
По словам Владлена, Катя погибла на пожаре. Ее хоронили в закрытом гробу. От него же я узнал, что она сочиняла стихи и музыку, иногда давала концерты. Жила в съемной квартире. Нигде постоянно не работала. Откуда брала деньги – неизвестно.
- Слухи ходили разные… – начал, было, могильщик.
- Не надо! – резко оборвал его я.
Владлена я видел часто. В конце рабочего дня он обычно шел с лопатой по главной аллее; стучал ей о бордюры, сбивая землю; громко кашлял. Могильщик хмуро смотрел на меня и говорил вполголоса: «Эх… Совсем крыша поехала. Жаль парня»
Катя была идеальным собеседником. Чутким, понимающим. Я говорил – она слушала. Так продолжалось часами. Когда начинало темнеть, я садился на могильную плиту. Расставлял свечи. Доставал из пакета бутылку вина, два бокала и легкую закуску. Наливал себе и ей. Бутылка пустела. Я становился раскованней. Начинал приставать к девушке, лез целоваться. Крепко обнимал руками крест, прикасался губами к фотографии, облизывал ее. Заведенный до предела, расстегивал ширинку и вынимал член. Моя рука тесно сжимала головку. Затем – двигалась, постепенно наращивая темп. Когда по телу проходила дрожь, я падал на плиту и долго лежал, не двигаясь. Было очень хорошо и в тоже время – стыдно. Думал: «Боже! В аду сгорю»
Когда я в очередной раз пришел к ней, то обнаружил, что у могилы сидит женщина. Худая; волосы собраны в пучок. Лицо… Я никогда не видел любимую в профиль, но сразу понял, что это – она. Окликнул ее:
- Катя!
Женщина обернулась. Вторая половина лица была обезображена уродливым шрамом от ожога.
- Мы знакомы? – спросила она. Я не знал, что ей ответить. Лишь молча, переводил взгляд: с нее на могилу, с могилы на нее.