Шева : ...или право имею

Пот стекал между лопатками и далее, минуя резинку трусов, приятно холодил междужопие.
Роман Ильич, млеющий от жары и духоты в вагоне метро, внутренне чертыхался.
Из-за боязни пробок решил поехать в метро — и на тебе.
Жарко ему было не от того, что вагон был переполнен. Народу как раз было не очень много. Дискомфорт был вызван необходимостью соблюдения чиновничьего дресс-кода – пиджак, галстук.
Роман Ильич, министерский клерк средней руки, из их здания на Овчинниковской ехал в центральный офис, на Маяковку. На совещание у замминистра по обсуждению вопросов, выносимых завтра на заседание правительства.

Вдруг в конце вагона — а Роман Ильич стоял примерно посредине, раздалась громкая, явно живая музыка. Как и остальные пассажиры, Роман Ильич с удивлением взглянул в ту сторону.
В вагон зашло двое мужичков пенсионного возраста.
- Почти моего года! – отметил Роман Ильич.
Чисто одетые, не бомжацко-попрошайнического вида.
У одного в руках был аккордеон, у другого – то ли кларнет, то ли саксофон. Не разбирался Роман Ильич в музыкальных инструментах. К этому кларнету-саксофону был аккуратно присобачен пластиковый пивной стакан, на дне которого валялись уже брошенные купюры.
Двери с шипением закрылись, вагон тронулся, и дуэт медленно двинулся вдоль вагона.
Играли они мелодию хита Верки Сердючки «Все будет хорошо!». Там где этот дурацкий припев — Я это знаю!
Как ни странно, народ довольно активно начал бросать музыкантам денюжку. Роман Ильич, конечно же, изобразил строгое отстраненное лицо и сделал вид, что не видит и не слышит музыкантов.
Но далее он стал невольным свидетелем забавной сценки.
Возле одних неоткрывающихся дверей стояли двое ребят, возраста так лет тридцати-тридцати двух. Когда музыканты только вошли в вагон, один из ребят, что поплотнее, обрадованно толкнул второго, — Олег! Это — знак! Наливай!
Сам же из кармана шорт вынул бутылку кока-колы.
Высокий худощавый Олег нагнулся, порылся в дорожной сумке и достал из нее бутылку ноль-семь бехеровки. Свернул пробку, сделал пару глотков, затем передал бутылку товарищу.
Когда они из горлышка запивали колой, музыканты как-раз прошли мимо них и двинулись по вагону дальше. Олег, порывшись в бумажнике, что-то вытащил оттуда, догнал бременских и бросил деньги в стакан.
Купюра, видно, оказалась неплохого достоинства, ибо музыканты развернулись, подошли к ребятам и продолжали наяривать уже возле них.
Народ в вагоне оживился.
Ребята, зардевшиеся то ли от бехеровки, то ли от внимания публики, быстро повторили. Затем худощавый остановил звучание паточно-елейной «Все будет хорошо» и громко попросил, — Мужики! Сделайте что-то классическое народное!
Дуэт, надо отдать должное, очень в тему тут же ответил — Каким ты был, таким ты остался, орел степной, казак лихой…
Душевность темы безусловно требовала выпить «по третьей». Что и было незамедлительно исполнено.
Публика в партере, то бишь на сиденьях, со все возрастающим интересом следила за перформансом.
Далее в импровизированной программе «По заявкам радиослушателей» прозвучали: Скатерью, скатерью дальний путь стелется, и упирается прямо в небосклон…как ни странно, — Du, Du hast, Du hast mich…и затем — В путь, в путь, в путь! А для тебя, родная, есть почта полевая….
Роман Ильич любил бехеровку, поэтому даже провел пересохшим языком по губам, когда ребята пили «на коня».
- Эх! Живут же люди в свое удовольствие! А тут…
Под «В путь» ребята вышли. С видом олимпийцев, взявших, как минимум, бронзу.
- Видно пошли на ту ветку, что на вокзал — подумал Роман Ильич, — Эх! Куда бы мне уехать…

…В повестке дня совещания было пятьдесят семь вопросов.
Вопрос Романа Ильича значился сорок шестым.
Несмотря на открытые окна и два вентилятора, в зале, где проходило совещание, было душно и жарко. Через полчаса, преодолев героическое сопротивление внутреннего эго Романа Ильича, тело победило разум, и Роман Ильич почувствовал, что веки начинают слипаться.
Сквозь полудрему, будто через вату, доносилось:
- Подождите, подождите! Вы мне простым языком объясните разницу между «специально уполномоченным органом государственного управления» и «специально уполномоченным органом»?
- Поясняю, Аркадий Львович! Мы, министерство, являемся «центральным органом исполнительной власти». Это агентство – в нашей структуре. Поэтому они — специально уполномоченный орган государственного управления по своим вопросам. Вот если бы они были не «под нами», то тогда они были бы просто специально уполномоченным органом.
- Это так принципиально? – удивленно спросил замминистра.
- Конечно, Аркадий Львович! Из-за этого мы уже полгода ведем переписку с Минюстом, — ответил звонкий женский голос, по интонации которого было понятно, что говорящая искренне убеждена в своей правоте и недоумевает от тупости чиновников Минюста.
- Мд-а. Упал намоченный – подумал Роман Ильич. В голове почему-то всплыла фраза — Что они там, с ума посходили? Полыхаев.
…На втором часу очередь, наконец, дошла и до его вопроса.
Роман Ильич было открыл уже рот, чтобы дать пояснение, но замминистра оборвал его, — Не надо! Спасибо! Что там по повестке дальше?
Роман Ильич от неожиданности даже клацнул зубами. Рядомсидящий люд хихикнул.
- И нахуя я сюда приходил? – заданный самому себе риторический вопрос добавил горечи в осадок на душе.

Роман Ильич вышел из подъезда министерства.
Обратил внимание на скопление народу возле проезжей части. Многие прохожие достали мобилки и что-то снимали.
Роман Ильич подошел ближе.
Причина ажиотажа ясна стала сразу.
В пробке стояла «инвалидка». Молодое поколение, конечно, и не знает, что это такое. Но Роман Ильич, в силу возраста, еще хорошо помнил те времена, когда в шестидесятых, да еще и в начале семидесятых на улицах можно было встретить двухместные «Феррари» советского автопрома с громко стрекочущим мотоциклетным двигателем. Распределялись они тогда среди инвалидов.
На таком «Мустанге» ездила незабвенная троица – Никулин, Моргунов и Вицин в культовом «Операция Ы».
Именно такая «инвалидка» стояла сейчас перед министерством. Правда, разукрашенная и тюнингованная до неузнаваемости. Особый шарм придавали разноцветные мигающие маленькие лампочки, облепившие контур авто по бокам.
«Инвалиды», сидевшие в авто, — двое хлопцев лет тридцати-тридцати пяти, были не менее гламурны, чем сам автомобиль. В шортах, майках на голое тело, но в головных уборах — фашистских касках, ремешки которых были туго застегнуты на подбородках.
У пассажира на коленях лежал автомат.
- Неужто настоящий? – удивился было Роман Ильич, но потом сам же себе и ответил, — Да ну, муляж, конечно.
Вдруг он представил, как возвращается сейчас в зал совещания, в каске, со шмайсером в руках и – та-да-да-да-да-да-да-да-да-да…
- Эх! – грустно вздохнул, — Остается только мечтать.
Но подошел к «инвалидке» поближе и зачем-то спросил у ребят в касках – Че, зольдатен унд официрен — нах остен?
Пацаны усмехнулись, и тот, что был за рулем, коверкая слова, ответил – Яволь, герр майор! Окинув взглядом строгий чиновничьий прикид Романа Ильича, добавил, — А ты, деда, оставайся в тылу! Бутешь карашо рапотать – все путет карашо! Arbait macht frai!
И на этой издевательской ноте поток машин медленно, но двинулся. Перднув дымом, со стрекотом покатили и новые русские арийцы.
А Роман Ильич медленно пошел к станции метро. Негромко выдав «про себя» идиоматический матерный оборот.

Сел почему-то в последний вагон.
Уже только когда двери захлопнулись, обратил внимание, что вагон полон галдящих школьников. Видно приехали на экскурсию.
Было поморщился, но благо через две остановки вся мелкота до единого с криками из вагона вывалилась.
- Как корова языком слизала! – с удовлетворением отметил Роман Ильич.
И вдруг с удивлением понял, что впервые в жизни он поедет в вагоне метро один.
Мгновенно сообразил, что до следующей остановки перегон длинный.
- День сегодня какой-то…прямо театр абсурда по Ионеско! – подумал вдруг Роман Ильич. — Хорошо хоть, что я вроде как зрителем, а не на сцене!
И промелькнула у него шальная, как для министерского работника, мысль – А может, сотворить нечто такое?! А то — коптишь, коптишь, суетишься, как мышь серая, а кто-то рядом вон — отрывается на всю катушку!
Роман Ильич снял пиджак, положил его на соседнее сиденье. Расслабил галстук и со словами — Эх! Была-не была! снял туфли.
Затем лег на сидушку, подложив руки под голову, и пошевелив в потных носках пальцами ног, облегченно и радостно вздохнул — Хорошо-то как!
Он не видел, как в торце соседнего вагона толпа молодняка, весело гогоча, начала снимать его на мобилки.
До звезды YouTub‘a завтрашнего дня ему оставалось всего-ничего.