Бабанин : Танго.

…На Ай-Петринское плато добрались быстро и, на удивление, без происшествий. Поднимаясь по горному серпантину, они как-то сразу проскочили зону снегопада, и теперь перед ними открылась фантастическая панорама: снежная равнина под низким звёздным небом и – ни души! Кое-где на снегу чернели силуэты сосен, а под ними, словно огромный котёл, парило море. Там внизу была жизнь, наполненная страстями, ожиданиями, надеждами, слезами, любовью и чем-то ещё. А здесь они были вдвоём, нет — втроём, и пронзительно пахло хвоей.

- У нас есть ровно сорок минут. Я отвечаю за огонь, вы — за стол. В случае необходимости девочки – налево, мальчики – направо.
- Этой девочке, по-моему, всё равно куда ходить, да, Лиза?

Лиза слишком быстро освоилась в новой обстановке: немного походила по пушистому снегу и забралась обратно в машину. С улыбкой сфинкса она наблюдала за праздничными приготовлениями.

Лёшка вытащил из багажника огромную, перевязанную проволокой, вязанку толстых сухих поленьев, и через несколько минут уже полыхал костёр, источая тепло и покой. Аня тем временем накрыла походный стол съестным, извлеченным из того же волшебного багажника. Чувствовалось, что ассортимент новогоднего стола составлялся холостяком со стажем — в основном это были всевозможные консервы. Лёшка поймал на себе укоризненный взгляд Ани, смутился, но потом с победным воплем извлёк кастрюлю с замоченным мясом со специями.

- Правда, мясное блюдо раньше, чем через год я вам не обещаю.

Он проворно открыл консервные банки и извлёк из салона бутылку дорогого шампанского:

- Проводим старый год?
- Интересно, зачем тогда я… мы здесь?

Они разлили шампанское в пластиковые стаканчики, чокнулись, имитируя хрустальный звон бокалов, и пригубили.
- Давай, всё-таки, выпьем за прошлое. Это же наша жизнь, другой не будет, так чего же её стесняться.

Аня смутилась и выпила, не поднимая глаз.
- Эй, ты что, грустить сюда приехала? Посмотри, как здорово! Знаешь, только теперь я понимаю, о чём мечтал всё это время. Вот об этом: мы снова вдвоём, снова Новый год и никого вокруг.
- Ты об этом писал?
- Не поверишь, но перед самым отъездом из Москвы, я начал рассказ «Вдвоём под небесами».
- Нас трое, — Аня с улыбкой кивнула в сторону Лизы, которая по-хозяйски разгуливала по столу и, словно придирчивая тёща, дегустировала закуски.
- Вот её в рассказе точно не было. Ну, ничего, впишу её постфактум, как случайный элемент интриги.
- А в чём интрига?
- В чем? В том, что скажут друг другу два человека, которые любят, но не решаются признаться.

У Аньки внезапно закружилась голова: то ли от горного воздуха, то ли от жуткой смеси шампанского с коньяком, которым она угостилась по дороге сюда.
- Ты это серьёзно?
- Серьёзно. О чём?
- О том, что два человека любят друг друга.
- Это же в рассказе, а в жизни, по крайней мере, один человек любит другого.
Чтобы Лёшка не увидел выступивших слёз, она отвернулась:
- Эта приблуда сейчас точно накакает на наш стол.
- К деньгам. Да ещё трёхцветка. Так, без четверти уже?! Постой здесь, — Лёшка кинулся к машине, вытащил из неё небольшой ящик и отошёл в сторону метров на пятьдесят. Анька задумчиво курила, что-то ковыряя носком ботинка в снегу. Думать ни о чём не хотелось, да и о чём думать, когда всё так внезапно: Лёшка из прошлой жизни, Новый год, Ай-Петри, эти звёзды, костёр, шампанское, даже Лиза, как с неба свалилась. Ей просто было хорошо, как бывает хорошо любой женщине, когда у нее все хорошо. Так покойно ей давно не было. Очень давно. Никогда… Или ей так казалось, что никогда?

Теперь она наблюдала, как Лёшка, словно большой ребёнок, носится с какими-то цилиндриками, расставляя их в снег вокруг машины. Тяжело дыша, он подбежал к ней и… поскользнулся, плюхнувшись в снег прямо перед ней. Она наклонилась:
- Тебе больно?
- Мне хорошо.
- Отчего так?
- Оттого, что я тебя… — она закрыла ему рот ладошкой, он прижал её ладонь своей к губам и поцеловал.
- Всё, скоро Новый год. Вставай и наливай шампанское.

Алёшка поднялся, разлил шампанское в стаканчики и включил приёмник на полную громкость. По радио передавали новогоднее обращение Президента, а потом раздались удары курантов.
- Так, быстро закрой глаза и загадай желание! Быстро!

Анька зажмурила глаза. «Что же загадать? Какое желание?! Я давно уже ничего не загадывала под Новый год – всё равно не сбывается. Что он там делает? Что это?» Она почувствовала, что Лешка надевает ей на безымянный палец кольцо. «Что за новости? Зачем всё это? Что загадать? Самое сокровенное. И оно сбудется? Как бы не так! Сейчас открою глаза, а я у себя в малосемейке, одна, с поджаренным окорочком и тремя салатами на столе. Что загадывать? Полюбить, что ли? И чтобы меня… Но кто? Лёшка..?»

- Время. Открывай глаза.
Аня открыла.
- Держи вот эту штуку и с последним ударом нажимай на кнопочку. Всё, жми!

Анька изо всех сил нажала на кнопку, и всё вокруг расцвело разноцветными огнями: столбы огня словно появились из-под снега, они взлетали в небо и превращались в фонтаны света. Синие, зелёные, фиолетовые, жёлтые..! Инстинктивно она вцепилась пальцами в плечо Лёшки, а он медленно, словно во сне, наклонился и поцеловал её, сначала робко и неуверенно, потом всё настойчивее и смелее. И она ответила ему таким же горячим поцелуем, обхватив за шею и прижавшись всем телом. Вокруг грохотал фейерверк, пищали ракеты, взрывались петарды, а они стояли, слившись воедино, и целовались, как много лет назад. Лиза при первых залпах спрыгнула со стола и кинулась наутёк в машину.

Сколько они простояли, она не помнила, помнила только что пришла в себя от звенящей тишины вокруг. Она посмотрела из-за Лёшкиного плеча на небо и увидела падающую звезду. Она совсем не удивилась, даже успела загадать желание: «Господи, наверное, я хочу быть с этим человеком. Нет, я уверена, что хочу быть его, только его, и чтобы он был моим и больше ничьим. Больше ничьим…»

Он поднял её на руки и понёс к машине. Она не сопротивлялась, ей даже было приятно, как тогда, много лет назад. Ей было приятно, что он раздевает её, укладывает на откинутые сиденья, превратившиеся в широкую мягкую кровать. Ей не было страшно, когда они оказались рядом, совсем нагие и горячие, как тогда. Ей не было больно, — нет чуточку было, но это была приятная боль, разливающаяся по телу и пульсирующая в каждой клеточке, — а тогда, много лет назад, ей было больно, но он об этом никогда не знал. Тогда ей было очень больно, но она терпела, закрыв глаза, приговаривая: «Ничего, сейчас всё пройдёт, вот сейчас пройдёт…» Но тогда боль не проходила, она не прошла и после, не прошла ни через неделю, ни через два месяца, а потом её сменила ещё большая боль и ощущение пустоты внутри, пустоты и смерти. Но он никогда об этом не знал и только спрашивал: «Что с тобой, Анечка?» А она молчала и виновата улыбалась. Ну что она могла ему сказать? И как бы он повёл себя, расскажи она обо всём? Жить же наедине с этой болью она больше не могла, но и рассказать ему о ней она тоже не могла. И когда всё стало слишком невыносимо, они расстались. Он так и не узнал истинную причину разрыва. Разрыв! Какое точное слово! Разрыв.

Она лежала на спине, до судорог сжав его тело руками и бёдрами, и плакала, но не от боли. Ей ни капельки не было больно, как тогда. Наверное, ей было даже хорошо, ведь они снова вместе! А та боль вдруг стала отступать и на ее место пришло что-то другое, что-то хорошее и доброе – не боль. Она вскрикнула, не сдержавшись и вдруг, потеряв контроль над собой, закричала во весь голос! Боль ушла, и теперь это был вопль счастья, который вырвался из машины и понёсся над заснеженными горами, над клубящимся морем, вверх, к звёздам, которые, как никогда, были так близко.

- Я сделал тебе больно?
Аня открыла глаза: прямо над собой она увидела испуганное лицо Лёшки. Она мотнула головой.
- Тебе больно?
- Уже нет, — ей стало так легко, как будто что-то тяжелое и черное покинуло ее тело.
- Ты так кричала! – Похоже, Лёшка не на шутку испугался.
- Это от счастья, — из ее глаз снова полились слёзы.
- От счастья?! Почему?
- Потому что я…
- Это… правда?
- Да. Дай сигарету.

Лёшка потянулся за сигаретами. Они лежали рядышком и смотрели через стеклянный люк на звёзды, а звёзды через этот же люк смотрели на них. И тем, и другим было удивительно спокойно. При тусклом свете сигареты Аня разглядела на пальце подаренное кольцо – очень скромное колечко с тремя маленькими камушками, переливающимися, словно те звёзды.

- Спасибо, очень красивое. Что это означает?
Лёшка смущённо закашлялся:
- Ну, в общем, это означает, что я… Что я делаю тебе предложение. – Он напряжённо замер.
- Расскажи, о чём ты писал. Я вообще ничего твоего не встречала.
- Я писал под псевдонимом.
- О чём?
- Я же говорил, о нас. Правда, там всё придумано, но кое-что почти документально.
- А кого ты убивал в своих книгах?
- Убивал?
- Ты же сам сказал, что ты – «литературный киллер».
- Это в переносном смысле. Убивал я только нас. Много раз и с удовольствием, хотя потом становилось грустно.
- Представляю, как я мучительно умирала в твоих романах.
- Чаще всего мы оба, но, правда, было и такое, что поодиночке.
- И это кому-то было интересно?
- Ещё как! Людям нравится подсматривать чужую жизнь, когда своя безнадежно пресная и монотонная.
- И даже фильмы снимали?
- И фильмы. Недавно французы купили права на экранизацию.
- И там тоже про нас?
- Ну, в общем, да. Зато у нас теперь есть очень миленький домик под Москвой, в Крюково.
- У «нас»? Это не очень интересно. Может, пойдём к столу, что-то кушать захотелось.
- И мне.

Они повернулись спинами друг к другу и торопливо оделись. Аня вытащила из-под сиденья заснувшую Лизу, и они вернулись к столу. Алёшка подложил в костёр дров, и тот языками пламени потянулся к небу. Лиза ни в какую не хотела расставаться с Аней — пришлось засунуть котёнка за пазуху. Словно кенгуру с детенышем она присела на корточки возле костра.

– А почему твои герои постоянно умирают? Ты какой-то патологический некрофил?
- Просто я стал так ощущать жизнь. Знаешь, у меня была травма. В общем, неудачно подрался. Пролежал неделю в реанимации и там столько увидел, что щенячий восторг от жизни куда-то испарился…
- С кем подрался-то?
- Да малолетки поздно вечером налетели, я даже ничего сообразить не успел, как меня «уронили». Хорошо ещё, что поднялся, а то забили бы как мамонта в пещере.
- Подонки! Тебе сломали что-то?
- Рёбра, верхнюю челюсть, ну и по мелочам. Главное – другое: перед выпиской мне сделали рентген и нашли очень неприятную штучку – аневризму брюшной аорты. Видишь, я даже в медицине поневоле стал разбираться.
- Это опасно? – Анька встрепенулась, как от дурного сна.
- Нет, но будто в тебе осталась неразорвавшаяся граната без чеки – в любой момент может рвануть. По крайней мере, так доктор сказал.
- Они не смогли её?..
- Оперировать ещё опаснее — она расположена очень неудобно. Ну, одним словом, когда человек постоянно живёт на бочке с порохом, то волей-неволей его будут посещать мрачные мысли, хотя я и заставляю себя писать только о любви. Всё, к столу.

Они поднялись. Лёшка принес четыре шампура и, словно икебану, водрузил на стол.
- Я припас к мясу потрясающее вино, — он откупорил бутылку сухого красного. – Ты не замёрзла? В машине тулуп есть.
- Нет, здесь так хорошо и тихо. Даже мороз не чувствуется. Да, Лиза? Спит наша приблуда или притворяется спящей.
- Ну-с, давай выпьем за всё новое: Новый год, новый кот…
- Кошка, — улыбнулась Аня.
- За всё новое!

От соблазнительного запаха шашлыка проснулась Лиза и стала яростно выкарабкиваться из-за пазухи.
- С Новым годом, соня! На. Поставь её на стол, я ей в тарелочку положу. Обалдеть, да? Ощущение, будто мы одни в этом мире.
- А вдруг завтра, нет, сегодня, мы спустимся в долину, а там никого нет. Вообще никого. И не было! Может, мы в Раю?
- Нет, мне Рая уж точно не видать, да, к тому же, там тепло. А здесь — морозец. Включить музыку?

Лёшка сбегал к машине и включил радио. Танго… Оба удивлённо переглянулись.
- Аня, ты помнишь эту музыку? Ну, вспомни!
- Ну, танго, а что?
- Да ничего. В институте ты учила меня танцевать танго именно под нее. Учила, но не доучила. Попробуем вспомнить?
- Я и сама разучилась. Точно, это то самое танго! Ладно, давай.

Сначала неловко, поскальзываясь и путаясь в ногах, но потом, будто вспомнив давние уроки, Лёшка уверенно повёл её, и Ане лишь изредка приходилось его подправлять. Музыка наполнила мир какой-то странной грустью. Нога к ноге, поворот, поддержка, в обратную сторону, замерли…

- Если бы ты знала, что я сейчас чувствую! Не было этих лет, мы те же, что и тогда. Мы просто заснули, а теперь проснулись, да?
- Да, — прохрипела Аня.
- Здесь всё начинается! Здесь и сейчас, да?
- Да.
- Ты… согласна быть со мной? Ну, я имею в виду, ты… выйдешь?..
- Да.
- Это правда? Аня, это правда?
- Да!
- Я не расслышал, повтори ещё раз!
- Да! Да-а!!!
- Так горячо внутри…
- Да!
- Как расплавленный свинец…
- Да! О, боже! Да!
- Я лю… лю…
- Да-а-а-а!!!

Он рухнул навзничь, увлекая за собой Аню. Она лежала на нём и целовала в щёки, в губы, в глаза, в лоб. Потом она наблюдала, как на его лицо падают большие снежинки и уже не тают. А потом она обернулась и столкнулась взглядом с Лизой: та сидела на переднем сиденье и щурилась от удовольствия. Из динамиков вырывались финальные аккорды того самого танго, под которое много лет назад она учила танцевать Лёшку. Того самого, который сейчас лежит на спине, раскинув руки и, открытыми глазами смотрит на начинающие блекнуть звёзды, которые смотрят на Лёшку такими же немигающими глазами.

Отчего то ей сильно захотелось писать. Она присела рядом, не отрывая глаз от Лёшки, задрала юбку и сняла колготы вместе с трусиками. Под ней тут же образовалась чёрная дыра на белом снегу. Эта дыра разрасталась, превращаясь в воронку, из которой клубился пар, такой же, как и над морем, далеко-далеко внизу.
Вот так она и встретила ненавидимый ею Новый год. Последний в своей жизни!..