Александр Демченко : Борьба Громова (правленое)

От автора: ранее уже публиковалось на Литпроме. Рассказ был слабый. Я доработал его.

Борьба Громова

На воскресный митинг КПРФ образца 2011 года вышли престарелые биомассы последователей Ильича и им сочувствующие беспартийные. Человек сто. Расположились носители трухлявого здоровья и идеалов социализма у памятника Вождю, подняли над сединами кумачовые тряпки и стали по очереди в громкоговоритель проклинать нынешнюю власть. В народное лицо кричали руководители местного отделения партии, жертвы зверских тарифов на ЖКУ, инвалиды (минимум II группы) и другие слезливые бабушки-дедушки. Все были напряжены и требовали справедливости.

Пенсионер Валерий Иванович Громов был недоволен действием. Он с кирпичным лицом слушал ораторов и понимал, что на его лохматые усы ловко набрасывают лапшу. Лапшу на редкость заплесневелую, такую, которая уже не лезет в уши. «Преступный режим», «национализация природных богатств», «доступное бесплатное образование», «квартиры молодым семьям», «Вся власть коммунистам!»… Крикун сменял крикуна, толпа улюлюкала и жиденько хлопала, а Валерий Иванович мысленно критиковал митинг. «Сколько уж лет поют одно и то же, а толку нема! Вновь чешем языком! Так ничего не добьемся! А все почему? Потому что не те нынче люди, партия, борьба! Нет ни того, ни другого, ни третьего!» — сокрушался пенсионер и все слабее сжимал деревянный брус с флагом КПРФ.

На тридцатой минуте митинга, когда еле живой инвалид промямлил об отмене приватизации и массовых посадках олигархов, Громов закипел. Десять лет терпел пустые пафосные речи и тут прорвало. С истошным «Хватит!» он рванул на сцену и попытался выхватить у выступающего громкоговоритель. Первый секретарь местного отделения КПРФ оттолкнул пенсионера флагштоком, пригрозил милицией. От досады Валерий Иванович проматерился и с силой бросил на асфальт красный флаг, а после под пристальным вниманием присутствующих, часть которых крикнули ему «Старый дурак!» «Засланный!», «Провокатор!», спешно захромал к себе домой.

Внутри Валерия Ивановича горел костер ненависти к коммунистам. Дурилы, ох дурилы… Власть открыто грабила народ, а «красные» лишь пустословили на митингах, писали бестолковые воззвания к «угнетенному народу», да заваливали прокуратуру макулатурными жалобами. Их борьба с властью была минимальна и показушна. Не было в ней радикализма и красного на снегу.

«Ушло сильное государство, а вместе с ним сильные люди, их дела, — говорил себе Громов. — Все стало серым, немытым, пьяным, голодным и лживым. Ощущение, что живешь не в новой перспективной стране, а в слезливом литературном сюжете, который под конец 60-х написал Ерофеев. Едешь «зайцем» в грязном вагоне электрики, тебя мутит, а вокруг безумцы. И черт знает, что тебя ждет на конечной станции. Может быть и барышня «с косой от попы до затылка», а может просто Жопа»

Громов пришел в свою «хрущевку», снял с себя бледно-желтую китайскую куртку, сбросил пожеванные ботинки-лодочки, да и прилег на кровать. Сначала хотел подремать, да потом передумал. Вспомнил, что завтра в гости должны прийти мэр города и его заместитель. Поздравить старика с 80-летием. Он остался единственным долгожителем в микрорайоне. Нужно было подготовиться к приходу лицемеров.

- Что ж мне с вами делать, черти? Подачку удумали кинуть… Ну ничего, мы с вами еще поговорим, поулыбаемся вам…

В советском лакированном шкафу жил бардак. Громов перебирал старые вязаные жакеты, смотрел с ухмылкой на засаленные красные галстуки. Взял в руки хмурые сорочки, потрепал их, осмотрел у каждой ворот. Не, не пойдут. Труха. Все не то.

Из-под целлофана на старика смотрел строгий черный костюм. Покупал его Громов специально для своих похорон. Костюм был добротный, твидовый. Самый шик в таком погрузится в землю на вечные два метра. Впрочем, можно и принять гостей.

***
Ночь выдалась неспокойной, сон шел хоть и цветной, но сумбурный, заставлял ерзать на боку, просыпаться в страхе.

Зима, мороз румянит щеки, бьет по ногам…. Громов уверенно шагает по улице, время от времени скользит по голубому льду, но не падает. На плечах у Валерия Ивановича драповое пальто, за ним серый трикотажный костюм и беленькая сорочка. На голове – кожаная кепочка, на ногах теплые ботинки с тупыми носами.

Проходя мимо кинотеатра «Современник», пенсионер невольно посмотрел на афишу. В анонсе – фильм «Каратели», снят по повести Алеся Адамовича. Недолго думая Громов отправился на киносеанс.

По бледному экрану бегут поредевшие леса, в кадре застыли сутулые бревенчатые домики, видна легкая полоска дымки, выплывают титры: «1943-й год, деревня Переходы (Беларусь)». У одного из домов подпольщики – четыре бородатых исхудавших мужика лет под 40. Они разводят костер, балагурят. Один из партизан рассказывает историю, как ему удалось в одиночку взять вражеского «языка».

- Бегу на него, значит, а он такой бросает винтовку и давай утекать! Тощий, высокий зараза, быстро бегает! Разведчик вроде, карты при нем нашли. Ну и, значит, я его давай гнать, давай гнать! Прямо до опушки вел, а там уже по ногам стал стрелять!

- И что ж, Янко, попал?
- Да! А как же! Вон он лежит, весь наш! Правда, по ногам промазал, а вот в голову прямёхонько угодил!

Партизаны смеются, камера отъезжает за их спины, зритель видит человека в советской военной форме, в лакированных армейских сапогах. Солдат лежит лицом в снег, он мертв, под ним багровеет снег, пальцы на руках посинели. В кадре появляются детские обветренные руки, которые держат окровавленный топор. Лезвие бьет по ногам трупа, удары слабые, звук глухой. Камера подъезжает к лицу «дровосека». Это мальчик низенького роста, он одет в потрепанный коричневый полушубок. На смуглом лице мальчугана запёкшаяся кровь, грязь, глаза выпучены до безобразия, зрачки расширены как у рыбы.

Громов видит это лицо и его передергивает от страха, к глазам подкатывает волна слез.

- Да это же я! Я! Я в детстве! Я! Выключите! Выключите фильм! Так нельзя! – кричит Валерий Иванович и бежит к экрану, старается сорвать белую многометровую простыню. Зрители смеются над стариком, обзывают его.

- Куда лезешь, идиот? Куда? Дай посмотреть! Забавно же! – кричит кто-то из зала, а после бросает в Громова маленький гипсовый бюст Ленина. Он попадает в седую голову пенсионера и тихо разбивается. По вискам ползут тонкие струйки крови, они попадает на губы Валерия Ивановича.

- «Докторская»! Она! Ужасно! – вопит пострадавший и морщит от привкуса собственной крови, а зал смеется еще громче.

- Выключите! Хватит! Нельзя! Я это видел! Я там был! Страшно! – Громов одной рукой показывает на экран, а другой судорожно ощупывает рану. — Сейчас он! То есть я! Этот мальчик! Да! Он! Он дорубит ноги, понесет их в хату! На печь! Греть понесет! А как согреет, снимет с обрубков сапоги и отдаст их партизанам! А Янко ему подарит гранату! Нельзя! Выключите!

- Врешь, дедулька! Не было такого! Сказки! – отвечает зал.
Громов еще раз попытался сорвать экран, с силой дергал за края материи, и в одно из движений простыня таки слетела, при этом накрыла собой и старика, и первые два ряда. Зрители загоготали, заглушили реплики киногероев.

- Доигрался, старый! Ишь как все! Лучше, чем в фильме!
Выползая из-под ткани, Громов увидел позади себя пейзаж белорусской деревни, киношного мальчишку, партизана Янко.

- Видишь, малец, как дед опростоволосился! – сказал подпольщик парнишке. — Хотел как лучше, а получилось как зря! И так всегда у него!

Янко полез в карман разорванного ватника и вытащил тяжеленькую РГД.

- Не будь таким! Смелым будь! – продолжал он. — Вот тебе граната, пацан, пользуй! Но с умом! Для врагов припаси! Когда окружат тебя, а ты будешь один, не сдавайся! Вырывай чеку и погибай! Погибай и с собой забирай гадов! Пусть даже одного! Пусть даже этого деда! Это только начало!

Громов проснулся в тяжелых каплях пота. Он подскочил с кровати и по-юношески быстро бежал к шкафу, стал рыться в нем.

- На месте! Слава КПСС, все на месте!

***
На следующее утро в квартиру завалилась гогочущая делегация из администрации города. Мэр бодренько выводил поздравления в адрес Громова, желал прожить еще «много-много лет». Заместитель мэра был суше и только вручил букет гвоздик. Юноши и девушки «от власти» прохрипели для старика «Врагу не сдается наш гордый «Варяг…», а местные журналисты набивали закорючки в блокноты и ослепляли Громова вспышками «мыльниц».

Валерий Иванович не воспринимал гостей всерьез. Он не хотел слушать власть, которая предала его и опустила в низы, которая угнетает его народ и его страну. Пока гости играли роль заботливых болтунов, пенсионер молча беседовал сам с собой. Все ли правильно он делал в жизни, готов ли бороться дальше с врагами своего государства или же уйдет на покой и успеет впервые в жизни запить как сотня грузчиков после аванса? Сможет ли он еще хоть раз поднять над собой красный флаг или выбросит на радость неприятелям позорный белый? Он до того задумался над этим, задумался над своим местом в жизни, что уши его не воспринимали ни горячую речь мэра, ни шуршащую обертку из-под цветов, ни песню юношей и девушек. Он искал решение проблемы, дальнейший путь. Руки дрожали…

Что-то звонко брякнулось о паркет комнаты. Железная кругляшка подпрыгнула разок-другой и прилипла к полу. Гости присмотрелись и увидели чеку от гранаты. Затем с вылупленными глазами уставились на тонкую улыбку Громова, резко перевели взгляд на его трясущуюся руку с РГД.

- Это только начало, — сказал присутствующим Валерий Иванович и сжал посильнее кулак.