Шева : Как молоды мы были (безделица по заявкам радиослушателей)

Прошло двадцать тысяч сто шестьдесят лет. Так ему показалось.
Если считать минуту за год.
- Почти двадцать тысяч лье под водой, — грустно сам с собой шутил Мишка.
Закончилась вторая неделя «подводной» тишины и забвения.
Как они расстались.
Как он теперь начал понимать — навсегда.
Серега, старший брат, как-то по-пьяни выдал ему — Запомни, братишка! У всех у них одинаково — вертикально. Горизонтально можешь и не искать — это брехня.
И добавил, — А свою благодарность мужчине женщина может выразить всего лишь тремя способами:
Дать.
Взять.
Полюбить.
Все остальное — от лукавого! – безаппеляционно подытожил Серега.
- А от лукавого – это как? – переспросил он тогда.
- А это – когда никак! – ухмыльнулся вмазанный Серега.
Тогда Мишка еще подумал – ты смотри как коротко и метко.
Но сейчас он думал о том, что есть еще и четвертый способ.
Подлый, нехороший, неправильный, обидный, мучительный.
С которым, на беду, ему пришлось столкнуться.
Это когда посылают нахуй.
В благодарность за все, что ты для нее сделал. Или хотел.
А ведь как он ее любил! Что только ни делал, чтобы понравиться, чтобы выделиться среди других школьных пацанов, которые нарезали вокруг нее круги, чтобы стать для нее единственным.
- Капитан, капитан, улыбнитесь! – отец два раза в прошедшее воскресенье пропел ему эту фразу.
С подъебкой. Мол, какие в твоем возрасте проблемы, типа — говно вопрос.
Говорит, в его молодости был такой фильм, про пятнадцатилетнего капитана. Оттуда этот припев — про улыбнитесь.
До чего ж хуйовый возраст — пятнадцать лет!
Даже напиться толком нельзя.
Хотя…если осторожно, то можно попробовать.
Мишка прошел на кухню, с верхнего стеллажа достал уже начатую Серегой бутылку Jonny Walker‘a, Red Label. Бутылка была большая, литровая. Сереге его дружбаны подарили на день рождения.
Отпито было немного, так что если и он, аккуратно, то может и не заметят. А еще лучше — чаю потом дольет. Или «Байкала». Цвет тот же.
Мишка уже пробовал виски, но напиток ему не понравился. Больно крепкий.
- Без пепси не смогу! – само собой возникла мысль.
Благо в холодильнике бутылочка нашлась.
Закусывать решил не закусывать — Серега говорил, что алкоголь тогда меньше действует.
- А зачем ему меньше? Ему надо наоборот!

…После трех стопок Мишка внезапно понял, что его вставило.
- Ну и хорошо! — подумал со злостью, — Вот пойду сейчас и скажу ей в глаза, какая она сука и тварь!

На улице шел дождь. Но такой, летний.
Но Мишке было глубоко похуй — дождь, не дождь.
Обида сдавливала горло и наждаком обнимала сердце.
Хотелось одновременно и послать Катьку…и в то же время сказать ей что-то такое, чтобы она поняла, что он готов упасть перед ней на колени…
Лишь бы она вернулась к нему…
Но слов таких Мишка не находил.
Будто в дурацком мыльном сериале перед ее подъездом под лавкой облезшей шерстяной игрушкой скукожился мокрый котенок.
Обычный. Такой, каких полно в каждом дворе. Шерстью, правда, выделялся — весь черный, а кончики лап и пятно на мордахе — белые.
И такой у него был несчастный, брошенный вид, что Мишка подумал – А ведь, наверное, ему так же хуйово, как и мне. И дальше не думая, а будто на автопилоте, поднял котенка с земли и засунул его за пазуху.
- А она ведь хотела котенка! Плакалась еще мне, – откуда-то из тех еще времен всплыла заблудившаяся мысль.
Прикосновение к голой груди теплого комочка если не улучшило настроение, то, по крайней мере, почему-то успокоило.
А когда комок радостно замурчал в свои две дырочки, стало даже…кайфово, что-ли.
Поднялся на такой знакомый этаж, нажал кнопку звонка.
Мелькнула было мысль — А может, пока не поздно, рвануть вниз? Все равно говорить не о чем…Только опять посрусь.
Но Джонни-гуляка придавал смелости.
Пока ждал, когда откроют дверь, глазами тупо уставился в надпись на стене возле звонка, которую он сам же и сделал год назад.
Миша + Катя.
Любовь — зассал тогда написать. Хули — совсем пацан был.

На его удачу, открыла она.
Ни слова не сказала. Так и стояла в открытых дверях.
Вспомнил, у Толкиена, в «Кузнеце из Большого Вуттона» — Они долго разговаривали. Молча. Потому что слова были не нужны.
Охрипшим почему-то голосом сказал – Ты, это, извини…Наверное…Я не приходил, потому-что…
Дальше, как в доме Облонских, у него в голове все спуталось. Он замолчал.
- Ну и зря не приходил. Я тоже многое передумала. И я была неправа, — не глядя на него, ответила Катя.
Что говорить дальше, Мишка не знал.
Но вдруг что-то впомнив, полез за пазуху и достал котенка.
Катя улыбнулась аж засветилась — будто на нее неожиданно упал луч света.
- Ой, какой хороший! Я как раз такого давно хотела! Спасибо тебе! Чтобы теперь мама не говорила, он останется со мной! И спать со мной будет! Ох ты ж мое солнышко!

Мишка посмотрел на малого мявкуна – будто мысленно погладил котенка, затем взглядом еще раз мазнул по надписи на стене.
- А назовешь как?
Катя задумалась на мгновение.
И одарив Мишку таким взглядом, каким на него никто и никогда еще не смотрел, негромко прошептала — Мика.