: По контракту. Часть последняя. Выстрел.

Да, да. Неделю назад я чуть не убил человека.
Была такая же промозглая апрельская ночь, что и сейчас. Я стоял на второй вышке.
Вторая вышка спокойная. Со стороны деревни сосняк густой и перед запреткой глубокий, поросший кустарником овраг. Дружки и родственники осужденных редко сюда добираются. Забросов мало. Ветра нет. Правда и побеги чаще всего через этот участок. Но сколько там этих побегов. Раз в пять лет. Не на мою ведь долю. Одним словом, хорошая вышка, вторая.

Я ждал караульную смену. Послышались шаги. Глянул на часы. Почти вовремя. От холода я дрожал как бездомный пес. Стрелки часов прыгали перед глазами.
- Эй, блядь, Рабинович, не спишь там? – заорал из темноты и снизу разводящий Полупанов, направляя в мою сторону фонарь.
- Неее! Какое на хуй спишь! Холодрыга, блин, — крикнул я в ответ.
- Давай слезай оттуда! Вася уже поднимается!
- Ага! Бегу!
Так и проходила, обычно, смена караула ночью. Офицеров нет. Какой там устав! Какое там «пост сдал — пост принял». Русские не очень-то любят уставы. Тем более, когда на улице так холодно. Быстрее бы в «караулку».
Я за пять секунд слетел со ступенек вышки и посеменил за разводящим и часовыми. Сделали круг по периметру зоны. Сменили остальных по той же схеме. В караульный дворик почти вбежали. Далее следовало действовать опять согласно уставу, но…
Одним словом, евреи, долго живущие среди русских, тоже начинают «ложить» на все имеющиеся в природе уставы.
Нужно ведь было как – подойти к пулеулавливателю, направить дуло автомата в него, бла-бла-бла, отстегнуть магазин, затем рожок в подсумок, передернуть затвор, контрольный спуск, автомат на плечо…
… Не стал я подходить к пулеулавливателю, красиво (ноги на ширине плеч) стал посредине караульного дворика, по-ковбойски установил автомат прикладом на коленке, посмотрел боковым зрением на полную скорби луну, подмигнул ей, передернул затвор и нажал на спусковой крючок. Магазин я, конечно же, отстегнуть забыл.
Ковбой Рабинович, бля…
Одним словом, выстрел получился громким. Очень.
Особенно, если учесть, что все это происходило в глухой деревне в четыре часа утра…
Ко мне молниеносно подскочил начальник караула, и я даже не успел опомниться, как он выхватил у меня автомат. Молодец Дмитрашко, все правильно. Вдруг меня во время обеда обделили супом или жидом кто-то обозвал, вот я и решил тут всех по случаю покоцать. От обиды. Психологический срыв, типа, и все такое. Правильно все сделал начкар Дмитрашко.
И разводящий Полупанов, кстати, тоже молодец. Он, в отличие от меня, к пулеулавливателю подошел. Он ведь не знал, что выстрел мой одиночный в его сторону будет направлен. Пуля пробила металлическую крышу пулеулавливателя и улетела в сторону нелюбимой пятой вышки.
От громыхнувшего залпа Полупанов слегка присел и втянул голову в плечи. Зрачки на неподвижном его и бледном лице бегали влево-вправо, как-будто перед ним играли в пинг-понг. Сантиметрах в двадцати правее его головы зияло пулевое отверстие в оцинкованном металлическом листе.
Из дула автомата змейкой струился сизый дымок. Я громко икнул.

Вывел всех из оцепенения треск телефона.
- Что за хуйня у вас там происходит! — возмущался начинающий алкоголик-интеллигент Шишкин, дежуривший как раз на пятой вышке,- стою себе никого не трогаю, пространство созерцаю и тут, хуяк, пуля мимо меня пролетает.
Шишкина успокоили. Сказали, что ему показалось, добавив, что нужно меньше пить накануне караула. Потом стали искать гильзу. От офицерских глаз. Нашли быстро. Но гильза – это так, чепуха. Где взять недостающий патрон? Смена караула через пять часов. Рожок надо сдать с тридцатью патронами. Иначе, дело не замять. Неосторожное обращение с оружием, нарушение устава караульной службы и прочая лабуда. Трибунал. Я не хотел под трибунал. Я хотел домой, к жене. И, вы не поверите, меня опять спас тесть. Именно тот человек, по вине которого (как тогда мне казалось), я и попал во весь это тюремный замес.
Вспомнил, что дома, в какой-то из хрустальных вазочек в советском мебельном гарнитуре всегда валялся десяток остроносых патронов от Калашникова и еще пяток тупорылых от ПМ. Не знаю, зачем тесть приволок это добро со службы накануне своей отставки. Советский народ что мог, то и выносил с производства. Гэбэшники, видимо, со своего производства тащили тоже, что могли. Патроны, например. Не знаю.

Но уже через час бледно-салатовое такси несло меня счастливого в сторону косиновской исправительно-трудовой колонии №2. В кармане бушлата лежал вожделенный патрон.
Проблемы на этом не закончились. Патрон новый от патрона, каждый день загоняемого в рожок-магазин автомата, отличается своей девственной новизной. Он слишком гладок. Пришлось мне полчаса катать тестевский трофей по крупнозернистому асфальту. Патрон состарился до нужного состояния.
Но и это не все. Начкар нового караула – дебелый деревенский сержант Горилый, — которому пришлось все рассказать, отказывался принимать мой выстраданный патрон по причине несовпадения номера и серии гильзы на капсуле. Бля-я-я-я-я. Я сунул ему в ладонищу десять тысяч рублей. За «чирик» Горилый проявил настоящую военную солидарность и принял-таки караул. Пронесло. Фу…

… Я здорово тогда запил.

Свою службу я не любил. В отличии от остальных контрактников. Меня не радовал бесплатный проезд в общественном транспорте и не умиляло владение халявной казенной одеждой. Свою службу я ненавидел. А вскоре запахло Чечней…
Наверное, я трус. А может мне просто не хотелось воевать по настоящему. Но я собрался писать рапорт. Но наудачу в часть пришло распоряжение о сокращении шести стрелков. Все ходили квёлые и напуганные возможной потерей работы. Я потирал руки.
Когда пришел момент истины, нас всех собрали в задрипанном актовом зале. Лица контрактников были бледнее стен. На моих щеках горел несвойственный мне свекольный румянец. Меня не пугала перспектива лишиться нелюбимой работы. Мне казалось, что я смогу себе заработать на жизнь и вне тюремного периметра.

Майор Коптев слабым извиняющимся голоском начал свою речь:
- Я понимаю… что огорчу… кормить семьи … но приказ… шесть человек… предлагаю бросить жребий… думаю, что мой вопрос лишний… и все же… может быть, кто-нибудь сам желает …
- Я!!!
- Рабинович?
- Я!!!
- Дык…
- Я!!!
- Уверены?
- Я!!!
Все это напоминало фрагмент из «Приключений Шурика», когда 15-суточников в конце фильма распределяли по объектам. Актер Смирнов готов был распределяться куда угодно, лишь бы не к Шурику на стройку. Я тоже готов был идти куда угодно, только бы не оставаться тут. Свои девять месяцев, недослуженные в армии, я добил.

В конце апреля меня сократили. Я даже получил там какие-то десятки тысяч рублей. Купил на эти деньги раскладной диван и платяной шкаф. Вскоре я устроился на работу. На хорошую работу. Родилась дочь. Я начал путешествовать. Даже побывал в Париже. Через год из дивана полезли пружины, а платяной шкаф развалился.Я все это барахло выбросил на свалку. Последнее, что меня связывало с контрактной службой ушло в небытие.

Да, и еще..

Разводящего моего караула Полупанова Леху, того, которого я чуть не застрелил в апреле девяносто четвертого, все же, догнала калашниковская пуля. В девяносто шестом, под Хасавюртом.
Что ты тут сделаешь. Судьба.