Knopka : Еще одна заметка-2

Жизнь ко мне немилосердна. Целых три дня мне пришлось тяжело работать. Но все по порядку.

Телестудия послала свои лучшие кадры (и меня, что лестно) освещать какой-то выездной конгресс. Уже в дороге я продумывала рефрены и фразы в кадр и строила планы по захвату лучшего оператора. У меня были все шансы, в нашей посланной в эту глушь команде я была единственной девушкой, со мной обязательно должны считаться. Ура-ура, это мой звездный час! Я репетировала царственный поворот головы и тонкую улыбку, нервно ощупывала карман с холсом — а вдруг мой чудесный голос, мое тайное оружие репортера, мне откажет? Нет-нет, все будет замечательно, я сделаю лучшие передачи и заработаю ТЭФИ.
Мы приехали под вечер, и пока студийные атлеты таскали аппаратуру и готовились к завтрашнему ералашу, я решила побыть человечной и приготовить им чаю. Я снисходительно представляла, как мои простоватые коллеги будут вспоминать годы спустя этот легкий перекус и мое участие. «Она необыкновенной чуткости человек, а какой она готовит чай!» и тд и тп. Почти материнским взглядом я ласкала зачуханых сотрудников, подкладывала им бутерброды и подливала кипяток. В наш домик вошел кто-то из организаторов, я отточенным движением налила ему кофе и светло улыбнулась. Я не надеялась на кастинг или предложение работы моделью, просто у меня шикарная улыбка и добрый нрав. Новоприбывший подивился мой расторопности, растерянно заглянул в кружку и сел обсуждать с шефом график. Когда шишка отвлеклась на телефон, шеф одними губами сигнализировал: «он не пьет кофе». Это был прокол. Если организаторы не проникнутся ко мне симпатией… Я срочно заменила чашку на чайную. По шишке нельзя было сказать, заметил ли он разницу.

Время было к полуночи, когда шеф скомандовал отбой. Десять уставших мужчин повалились на кровати. Я прервала полет шефа жалобным «а как же я».
- Что такое?
- Мне нужна отдельная комната.
- Да?
- Может, спросите у организаторов? Не могу же я спать здесь, — я красноречиво указала на неубранный стол и не брезгующих отдыхом коллег.
- Ну, не знаю. Комнату тебе никто не даст.

Мой ореол звезды мерк и таял. Этот человек не понимал, что разговаривает с будущей знаменитостью! Я предприняла последнюю попытку:
- Вы дадите мне ключи от вашей машины?
Не берусь сказать, какая гамма чувств промелькнула на лице шефа. Ключи он мне дал. Закутываясь в плед на разложенном сидении, я заставила себя отрешиться от всего и спать ради прекрасного цвета лица для завтрашних съемок.


День первый.
Утром я заявилась в домик студии во всеоружии: блокнот (не обсуждается), улыбка (моя визитная карточка), шорты (чтоб точно никто не сомневался в моем профессионализме) и фотоаппарат (запечатлеть знакомства со знаменитостями). Шеф кивнул на вчерашний стол:
- Мы умываться, организуй пока чаю.
Старый завистник, могла подумать я. Гнобит мой талант на корню. Нашел тоже офицантку! А макарену вам не сплясать за чаевые? Впрочем, от этого человека зависит, получу ли я задание на репортаж и нужного мне оператора. Я гордо несла чайник и утешала себя: «Только нищие духовно не взлетают высоко. Я стерплю ваши подколы, видите, мне все равно. Гениальный светлый образ не померкнет никогда. Чтоб вы, гады, подавились этим чаем навсегда». Да, я поэт, эта тайная страстишка не дает мне покоя уже месяц. Но я пока не печатаюсь, надо постепенно покорять общественность своими талантами.

После завтрака под немигающим взглядом шефа я убрала объедки. Ну же, пень трухлявый, дай уже мне задание, я готова показать себя! Шеф откликнулся на мой немой призыв:
- Сейчас заезд будет, сделай несколько фоток.
Шеф странный человек. Вчера я не смогла прочитать выражение его лица, сегодня не могу понять ход его мыслей. Зачем фотографии с камерой такого паршивого качества? Дайте мне оператора, дате мне микрофон, я выдам вам заезд, которого не видали красные дорожки Оскара! Но на то я и самородок, чтоб справиться с любым заданием по высшему классу. За следующие пару часов я сделала не могу сказать сколько великолепнейших кадров. Птица на заборе, цветок возле шины автомобиля, радостная улыбка приехавшего пацана (не знаю, зачем он здесь), сосредоточенные лбы регистраторов, синее небо в обрамлении березовых макушек… Талант бил из меня мощным фонтаном. Для полной уверенноси я снимала на гринбоксе, чтоб какие-нибудь спецы не придирались потом к перебелам и отсутствию фокуса. Окрыленная мощью своего дарования, я отправилась к шефу за новой картой памяти.
- Ребята на главной площадке проголодались, наверное. И забери наши обеды в столовой, вот талоны.
Шовинист и женоненавистник. Меня затирают, потому что я неправильного пола. Не воспринимают всерьез, потому что у этих совковых старперов красивые ноги не вяжутся с профессиональной журналистикой. Всюду завистники, подумала я. И пошла в столовую.

Я лепила бутерброды, носила чай и кофе, охраняла тарелки наших от голодных ненаших. Из серой толпы делегатов я безошибочно выцепляла светлячков-сотрудников конференции, снабжала их продпайком, отмечала точку и приходила потом за пустой посудой. Мой великий репортаж откладывался, но я работала над ним. Я все замечала, записывала колоритные фразы в блокнот и улыбалась начальству. И начальство меня заметило.
- Там Белова сейчас будет снимать, держись с ней рядом, может, что понадобится.

Белова – приглашенная неизвестность – старалась сделать художественный ролик. Она взяла в качестве актера сына кого-то из шишек, нацепила на него рюкзак, вручила блокнот и велела изображать молодое дарование. Надо ли говорить, что все это было ужасно непрофессионально, и мне приходилось объяснять этой бездарности (я имею ввиду сына) сверхадачу и образ героя, бросаться в кадр и поправлять мелочи в одежде. Возвращаясь в мертвую зону, я ловила взгляд Беловой и качала головой – ох уж эти любители. Белова хмурилась и молчала. Наверное, ее раздражал актер. И еще она не ценила точности кадра при многодублевом монтаже. Если вообще знала, что это такое. Благодарности я от нее не дождалась, конечно же. Но я не злоблива. Я вообще широкая натура. Иногда себе во вред.

Вечером я снова была главным поваренком студийной избушки. На этот раз я предусмотрительно вымыла посуду до господсткого «спать, обормоты, а вы двое за монтаж!» Конечно, мне следовало помочь с репортажем этим бедолагам, но есть предел и моей доброте. К тому же вдруг завтра мне вручат микрофон, а я с кругами под глазами – некрасиво. И я пошла высыпаться. В машину шефа.


Дни второй и третий.
Ребята, бутерброды – это придумка очень плохого человека. Отныне я их ненавижу. Я лучше буду сидеть на голом салате и яблоках, но вы никогда больше не увидите меня с бутербродом. У меня порезы на четырех пальцах из пяти (не надо хихикать, если вы хоть раз делали бутерброд, вы поймете, что порезать можно только одну руку), зашелушилась кожа от местной воды и ломит спину так, будто я всю ночь грузила вагоны с углем. Штамп, вы говорите? Загляните в мой блокнот, за эти три дня я разродилась полусотней оригинальных фраз, но кому это нужно, когда миром и телестудией правят бездарность и кумовство?! Я подумываю о смене профессии. Три дня я вкалывала как лошадь, получила командировочные и потратила их на косметические средства для приведения себя в нормальное состояние. Стоит ли оно того? Это был риторический вопрос. А теперь – стихи.

На полянке под березой
Я кручу конец косы,
Паренек белоголовый
Ошалел с моей красы...

Нет, стихи будут в другой раз.