norpo : Снегири

Вышел я из дома, в котором живу. На улице январь, метет страшно, но тепло. Я шапку снял, значит, и засмотрелся на снегиря. Ну до чего же птица красивая! Грациозная! Рябину кушает с достоинством. Словами не передать. Слезу я пустил, смотрю на всю эту красоту – оторваться не могу. А люди мимо идут, сочувствуют, деньги в шапку кидают, извиняются, что мало, по плечу меня хлопают, по-отечески так, по доброму. Я слезы радости утер, в шапку посмотрел – а там уже тысяч пять лежит!
Убрал я деньги. Шапку надел, так как холодно стало. Поклонился я снегирям и рябинушке, кормилице нашей и пошел в магазин за водкой и другими продуктами. Захожу в магазин, а там народу! Никого нет, кроме нас с продавщицей. Я ей и говорю, мол, так и так, давай-ка мне водки и сосисок и горчицы банку и батон черного, но только круглого, так как люблю, что бы хлеб был круглый и чтобы корочка запеклась и хрустела! Масла мне давай, говорю и сыра и еще одну бутылку водки, что бы второй раз не идти.
Продавщица, баба понятливая, таджичка, не слова по-русски не понимает, но собрала мне мой заказ, так как все, что я ей сказал, я ей мысленно, прямо в голову ее немытую передал. Поняла она по выражению моих глаз всё!
Я оплатил покупки и решил еще одну бутылку водки взять и три пива. Я даже не сказал продавщице не слова, а она уже мне все в пакет складывает и чек пробивает. Я стою перед ней, простой русский парень и плачу. Плачу от благодарности, от того, что меня, за всю мою короткую жизнь, впервые кто-то понял. Она улыбнулась мне своим золотым ртом. Зубы ее вспыхнули на свету, как сокровищница Али Бабы. Я аж вздрогнул и стало мне так хорошо, что я купил еще одну бутылку водки и пошел домой.
И пил я три дня и три ночи, а на четвертый день я вышел из дома, в котором живу. На улице все тот же январь…
Иду, значит, никого не трогаю. Тишина. Снег искрит. Дошел до магазина, а там опять только я и продавщица. Странно, думаю про себя, как это я раньше самого себя в магазин пришел. Стал смотреть, а я, тем временем, водки набрал, еды всякой, прослезился и домой пошел. Странно это все, подхожу я к прилавку, а продавщица побледнела и смотрит на меня как-то странно. Я ей говорю, мол дай мне водки, горчицы, сосисок и хлеба черного, только круглого… А она на меня смотрит и смотрит. Рот открыла, но не кричит, а вроде как вдохнуть хочет, а не может. Я по прилавку кулаком врезал – она очнулась и давай бегать, собирать мой заказ. Я все оплатил, на улицу вышел, смотрю по сторонам – везде снег белый, чистый и следы на снегу – тут и заяц, и волк, и синичка и лисичка. Все следы есть, на любой вкус, если только ты умеешь их отличать, но для бывалого охотника все сразу понятно. Я поправил ружье и пошел в сторону дома. Если попадется мне навстречу олень – будет и мясо и шкура и панты!
До дома я дошел без приключений. Сел на кухне у радио и неделю не выходил из дому. А на восьмой день я вышел из дома, в котором живу. Января уже не было. Был февраль…
Хорошо идти в магазин, когда на улице февраль! Сердце поет! Душа радуется! Все вокруг кажется таким хорошим, знакомым, необыкновенным! А вот и рябинка стоит, а под рябинкой лежат снегири, мертвые. Странно, почему птицы умирают так, одни, без семьи, вдали от дома. Я забросал их трупики снегом. Сделал, как умел крестик из веточек, вот и готова могилка, чай не звери, а люди просвещенные, но с верой в душе и обряд чтящие.
Странно, почему я думал о себе во множественном числе?
У магазина я встретил только себя, выходящего на улицу, а внутри магазина я что-то покупал. Не буду я себе мешать, подумал я и решил прогуляться вдоль полок. И чего там только не было! И сухари, и зефир всякий и мармелад и печенья. А сколько консервов разных, варенья, разносолы, одного пива – сортов сто! Глаза мои разбежались так стремительно, что я на время потерял зрение, но потом собрался, вернул глаза на место и пошел к продавщице. Она посмотрела на меня и упала.
Я не ожидал подобного хамского к себе отношения и закричал. Кричал я что-то такое общеизвестное, то ли «пожар», то ли «караул, убивают» Но крик мой подействовал и отовсюду сбежались мы.
Мы все набились в магазин и начали спорить, кто же окажет помощь продавщице первый. Я, как всегда, оказался убедительнее других я и пошел за прилавок. Меня ждал сюрприз – она сидела на полу и держала в руках обрез. Я улыбнулся ей, прежде чем моя голова разлетелась по всему магазину.
Я перемахнул через прилавок именно в тот момент, когда она в меня выстрелила. Я схватил обрез и вырвал у нее из рук. Она закричала. Мы тоже заорали. Мы не позволим в себя стрелять. Да и повода не было, мы же просто хотели помочь!
На ее крики прибежали мужчины разных возрастов и национальностей. Они вбежали в торговый зал, увидели нас и замерли. Я закричал: «вперед!» И мы набросились на пришельцев толпой. Я дрался, как лев. Впервые я дрался против такой толпы, но количество меня было на моей стороне и мы победили. Цена победы была высока – шестеро из меня погибли, но и они все были убиты моим гневом.
А потом я заставил продавщицу все мне продать четырнадцать раз подряд. Последний из меня выстрелил ей в голову из обреза. Видимо из мести. Я этого хотел и не хотел одновременно. И та, моя часть, что хотела – сделала это. Но я не могу жить с этим бременем, ведь я никого еще не убивал, поэтому я сказал самому себе, что больше в его услугах не нуждаюсь и пустил себе пулю в лоб.
— Это чистой воды самоубийство, — проворковал участковый и улыбнулся мне.
— Да, я вам об этом сразу же и сказал!