Мы с Павликом : Война и мир

Раз такой просыпаюсь от того что Обама меня мудохает. Ору такой сразу: «Иди нахуй, чёрный Обама, не пиздий меня, сука, я вне тебя!»
А Обама такой орёт, мол ты ебанись, бактерия, вернись к нам в мир животных! А сам по щам меня лупцует да в рёбра поддаёт люто. Пришлось проснуться, а хули.
Смотрю, а надо мной Пашка нависает, весь на истерике, и рычит, мол проснись давай, проснись.
- Вот ты, Обама, охуевший, — я насторожился, — Ловко ты под Павлушу мимикрировал, враг, да не обмануть меня! Дай я тебя зарежу.
- Да блять ты охуел! – Паша чуть слезой не облился, — Восстань уже, сука! Свадьба же сегодня!
- Какая свадьба? – я как бы сразу воскрес, — Если дело касается меня, то я невменяемый был, не помню ничего с понедельника и пиздец!
- Да не ты, налим ебучий, – Павел перешёл на какой-то отчаянный вой, — Костян женится! День решающый в его судьбе сегодня нахуй!
- Так и буди Костяна тогда, ёба. Я-то каким органом в вашем обряде замешан?
- Найди мне парикмахера срочно. Я несколько оброс волосами в районе головы, а тут никого не знаю.
- Косметолога не найти тебе? — я перешёл в частично вертикальную позицию, — Совсем вы, метросексуалы, охуели блять. Наливай давай скорее, томно мне!
- Нельзя бухать нихуя! – Павлик надулся словно премьер на людях, — Надо до банкета на свежих щщах дотянуть!
После чего налил по полстакана и мы въебали.
Вы спросите: какого хуя происходит ваще? А я отвечу – мы с Павликом поехали в деревню на рыбалку. На недельку. А хули не поехать, лето же, а дом пустует. Там мы и погрузились в пучины алкоголизма, да так что ебанись. Тем более что никаких мудацких удочек мы с собой не брали, да и пруд деревенский зарос нахуй лет пять назад.
- Так где тут цирюльня у вас? – Паша распахнул дверь и переместил себя наружу, — Время тает, а я косматый как бонифаций. Бежим скорее
- Насчёт заведения не уверен, — я протиснулся в окружающий мир вслед за другом, — Но тут недалеко живёт Галя-минетчица, она ровняет волосы занедорого.
- Галя кто? – Павел насторожился и немного отпрянул.
- Минетчица, — рявкнул я, — Многосторонняя женщина. Не ссы, не обманет.
И мы такие пошли к Гале, которая жила через четыре дома вместе с пожилым и древним хрычом-дедушкой.
Вломились, а её и нету нихуя дома. Хрыч-то валялся в углу на диване, да хули с него толку-то.
- Где Галька-то, Юрий Саныч? — ору ему, — Какого хуя не встречает клиентуру?
- Да хуи сосать пошла, сынки, — приветливо откликнулся старик, — Так что или на трассу пиздуйте, или сами дрочите, а я хуятину вам глодать не стану, не подходи, ублюдки, с маузера порешу.
- А хули ты нервный такой, дедуля?! – Паша на всякий случай подхватил со стола зазубренный мясницкий нож, — Кто тебе жить, падла, мешает?
- Это с войны я такой вернулся, — дед яростно шарил под подушкой, — Отзвуки гражданской, ёптваю.
- Да нам сосать не надо, деда Юра, — я пытался вернуть беседу в конструктивное русло, — Надо вот башку другу подстричь.
- Совсем отхуячить? – ветеран явно заинтересовался.
- Да нет, в плане волос, — я похлопал Паху по шевелюре, — вон он у нас какой Укупник.
- Так блять сам и постриги, ёпта, — дед кидал рацухи на ходу, — Вон в углу там у неё ножницы да машинка лежат.
И я такой стал друга стричь внатуре сам. А хули мне, руки чай куда надо приделаны. Паша орёт, матерится, кровища хлещет, а мне похуй, знай себе стригу да ровняю.
- Блять нахуй, — Паша волнуется, — Ты хули волосы-то выдёргиваешь из меня, собака ты страшная? Хули ты их не стрижёшь?
- Да машинка тупая у Гальки, — дед Юрий знал ответы на все вопросы, — Она ей боливию свою подстригает, вот и затупилась-то. Какой же ножик такое выдержит.
Тут-то Паша до потолка и подскочил. Орёт, вырывается, не хочу, говорит, чтобы мне лобковыми приборами по голове водили.
- Да хули там, — рассуждаю я логически, — Сиди уж ровно, всё равно запарафинили тебя уже, чо теперь.
Не захотел отчего-то, пришлось ножницами его достригать, модника такого.
Вот такая история, поцоны, вот до чего доводит человека нездоровая тяга к гламуру. Сиди да бухай, и ничо плохого с тобой не станет.
П.С. А на свадьбу мы всё-таки попали и многих там отпиздили!
П.П.С. А Пашку я теперь нет-нет, да назову Пиздяной Головушкой.