wuprui : Спираль бытия

С Саней друзьями мы не были. Так, общались от случая к случаю, встречаясь на улице или
через общих знакомых. Тем не менее как-то раз он почему-то пригласил меня на день рождения. Я почему-то пришёл.
Действо происходило на барже, которую переделали в ресторан. Тогда они уже начали появляться на набережной.
В углу зала, как-бы отдельно от остального пространства, стоял большой стол, составленный из семи маленьких. Вокруг навязчиво суетились официанты. Скатерти пугали пока ещё трезвых гостей своей белизной. Над закусками робко витали разговоры о том о сём, поджидая момент, когда будет выпито достаточно алкоголя, что бы сплестись в единый мощный гул.
Большинство гостей были мне незнакомы, остальные — знакомы поверхностно. Удачно вклинится в чей-нибудь разговор не удавалось, я сидел, вяло ковыряя вилкой салат, и размышлял о том, на кой чёрт я сюда явился и как бы мне свинтить, не обижая именинника.
У меня уже начал вырисовываться кое-какой план, но меня отвлекло появление парочки припозднившихся гостей. Очень толстая тётка пришла в сопровождении контрастно стройной девушки.
Пока тетка изливала на именинника поток пожеланий, я любовался идеальной фигурой ее спутницы. Она стояла почти спиной ко мне и лица ее я не видел. Наконец, когда разговорчивая тетка взяла паузу, что бы перевести дыхание, именинник ловко перехватил инициативу. Поблагодарив тетку, он жестом радушного хозяина пригласил вновь прибывших гостей к столу. Стройная незнакомка обернулась и… мир исчез. Шум ресторана, гости, официанты, интерьер — всё растворилось. В этой пустоте, невероятно отчетливо я видел только ее. Это была она — та самая единственная.

Когда наваждение схлынуло, я обнаружил себя остервенело ковыряющим вилкой скатерть. Сидевшая рядом девица настороженно поглядывала на меня. Что бы успокоить ее я решил сделать что-то нормальное и принялся есть всё подряд, не чувствуя вкуса. Мой мозг лихорадочно перебирал всевозможные схемы знакомств. Я пытался не смотреть слишком часто на незнакомку, но взгляд то и дело соскальзывал в ее сторону. Она, видимо заметив мой интерес, тоже иногда постреливала взглядом в моём направлении. Каждый такой выстрел выбивал все мысли из головы и гулко лупил по барабанным перепонкам приливами крови.
Я, захваченный переживаниями, прозевал момент когда спиртное растопило лёд отчуждения и обстановка размякла до неформальной. Гости стали выходить на перекур, шастать по залу туда-сюда и меняться местами. Опомнился я лишь, когда заметил, что вокруг моей голубки стали нарезать круги левые коршуны. Периодически они пикировали на нее с каким-нибудь вопросом или шуткой, прощупывая обстановку, но решительных действий пока не предпринимали. Я срочно расправил крылья и полетел сражаться за свою любовь.
Волнение мое усиливалось обратно пропорционально расстоянию до цели, грозя перерости в панику. Нервы гудели от напряжения и казалось вот-вот лопнут. Если бы в эти мгновения кто-то попытался заговорить со мной, я бы либо расплакался и убежал, либо дал ему в морду.
Девушку уже неуклюже окучивал какой-то бугай. Он то предлагал выпить, то пытался наложить еды в ее тарелку. В общем разыгрывал самые сильные свои козыря.
Буря внутри меня достигла апогея, и тут с моим сознанием произошло что-то странное. Оно как будто распалось на две части. Я всё так же стоял на грани истерики, не в состоянии связно мыслить и действовать, но в то же время спокойно и хладнокровно наблюдал всю ситуацию со стороны. Теперь волнения и страхи не имели значения, тот другой я не знал ничего, кроме цели.
Я выждал момент, когда мой соперник потянулся за очередным деликатесом и тут же наглым образом втиснул себя между ним и девушкой. Отрезанный моей спиной бугай сердито сопел у меня над ухом. Затылком я чувствовал его недовольный взгляд. Мне было всё равно, передо мной сидела мечта и я ринулся в бой.
Для начала я озвучил тот очевидный факт, что нас не представили. Исправил это упущение. В свою очередь поинтересовался именем. Сдержано удивился тому, что мы, имея общих знакомых, не встречались раньше.
Девушку звали Анжела. Здесь она оказалась случайно и общих знакомых у нас не было. Толстая тетка, присевшая на уши имениннику, — ее двоюродная сестра. Анжела гостила у нее, и та, не пожелав бросать сестрёнку, притащила ее на день рождения. Анжела пожаловалась, что никого тут не знает и, честно говоря, чувствует себя не в своей тарелке. Я признался, что тоже мало с кем знаком и, похоже, тоже ошибся тарелкой. Сходство положений сближало.
Я совершенно успокоился и поддерживал беседу легко и непринужденно. Мое общество было приятно. Анжела смеялась над шутками, чуть наигранно смущалась комплиментов. Мой непритворный интерес побуждал к ответной искренности.

Когда праздник закончился, я, естественно, вызвался проводить девушку домой. Не желая делить ее с кем бы то ни было, я уговорил Анжелу бросить сестру на произвол судьбы, мотивируя это тем, что всегда найдутся кавалеры, готовые проводить такую хорошую девушку(тут я, конечно, покривил душой, у жир-треста явно были проблемы с мужиками).
Прохладный вечерний воздух ничуть не остудил мой пыл. Я продолжал что-то рассказывать, а сам всё смотрел на Анжелу и не мог насытить свой взгляд ее образом.
Перед тем как проститься я получил добро на дальнейшее знакомство, номер телефона и поцелуй в щёку. Счастливый я понёс свои трофеи в надвигающееся утро.

События следующего месяца утонули в розовом тумане и связному воссозданию в памяти не подлежат. Я так был захвачен свалившимся на меня счастьем, что не замечал ничего вокруг. Мы куда-то ходили, что-то смотрели. Я дарил ей какие-то подарки. Мелькали какие-то лица, но я видел только её. Я что-то рассказывал, не задумываясь над смыслом — просто как-то сами собой возникали слова. Она что-то говорила мне. Я не вникал. Знал только, что говорит она что-то умное, доброе и светлое, как она сама. Я был ослеплен ее красотой, точнее оглушён. Только этим я могу объяснить свое скоропостижное предложение — жить вместе.

Дальнейшее походило на стремительную атаку. В полном соответствии с наукой о ведении боевых действий были захвачены все стратегически важные точки моей квартиры. Холодильник наполнился мало знакомыми, не внушающими доверия продуктами. Самое удобное кресло напротив телика было помечено какой-то розовенькой узорчатой простынкой. Последовательность телеканалов была изменена — первые позиции заняла мода и эмтивиподобная муть, НХЛ затерялся где-то в конце списка. На журнальном столике выросла глянцевая башня каталогов и модных изданий. Полки в шкафу заполнились всевозможными аксессуарами: сумочками, поясочками, шляпами, перчатками и платочками. Эта галантерея вытеснила все мои пожитки на труднодоступную верхнюю полку. Та же участь постигла и другое отделение — мои шмотки в панике ретировались в самый дальний угол, не выдержав натиска гораздо более многочисленного противника в виде юбочек, блузочек, джинсиков с дырками на коленках, кофточек, курточек, свитерочков и прочих исчадий моды. В ванной воцарилось буйство всевозможных баночек, тюбиков, флаконов, щипчиков, щёточек, пилочек, кисточек и черт знает чего ещё. Из всех поверхностей, на которые можно было что-то поставить, свободной оказалась только крышка унитаза. Как я выяснил позже, эти горы косметики были лишь самым необходимым и востребованным, стратегический же запас хранился в двух громадных коробках не понятно из-под чего.
В общем мне остался пол и ещё, каким-то чудом, рабочий стол, из-за которого впредь я вставал с большой неохотой, опасаясь за его судьбу. Я почувствовал себя партизаном на оккупированной территории. На горизонте моего счастья замаячили тревожные тени...

Постепенно я пообвыкся с ослепительной красотой Анжелы. Всё ещё любуясь её внешностью, я уже потихоньку пытался заглянуть внутрь и найти там не менее прекрасную душу. У меня не получалось. Я старался упорней. Результата не было. В конце-концов неутешительный вывод обрушился на меня бесспорным фактом — прекрасной души там не было. Там были подиумы, платья, туфли на длинных каблуках, шикарные тачки, лаки для ногтей, маски для лица, ювелирные украшения, меха, модные тусовки, яхты… Много всего там было. Прекрасной души не было.

Всего пару месяцев назад она казалась мне ангелом сошедшим на землю. Сейчас же, несмотря на все усилия, я не мог обнаружить ни одной положительной черты в ее характере. Она была меркантильна до крайности. Ее интересы ограничивались только тем, что могло принести ей какую-то выгоду. Ее мнение всегда оказывалось каким-нибудь клише из модного журнала. Если по какому-то поводу в журналах мнений не было их не было и у нее. Даже певцов и музыкантов она оценивала не по качеству музыки и вокала, а по степени модности одежды и повадок. Так глядя какой-нибудь клип, она всё время комментировала прически, одежду, жесты, но никогда музыку и песню. Или вообще заявляла: «Нет, ну куда он лезет-то в звезды? Как в такой шляпе вообще петь можно?». Ее заботы сводились к чтению журналов, просмотру нужных передач, обсуждению почерпнутой информации в социальных сетях и походом на всякие модные тусовки. На неприятные вопросы она отвечала потоком намеков и претензий, случайным образом выбирая их из богатой коллекции. Мне порой казалось, что ее ответы выплёвывает какой-то испорченный генератор случайных реплик.
Например я говорил ей:
Могла бы вымыть за собой посуду.
У меня уже даже одежды приличной не осталось, — заявляла она, как-то легко игнорируя тот факт, что три четверти шкафа были запакованы только ее барахлом. Оставшуюся четверть занимали мои шмотки, горные лыжи с ботами, пара гантелей, футбольный мяч, две ракетки для большого тенниса и поломанная гитара.
Какая связь между приличной одеждой и мытьём посуды? — спрашивал я.
А вот Светке муж вообще машину купил, — со слезой отвечала Анжела, опять же не заботясь о том, что ни Светки ни ее мужа я не знаю.
Посуда здесь при чём? — я не сдавался .
Вот всегда ты так… — совсем уж абстрактно всхлипывала Анжела.
Ты или тупая или притворяешся, — не выдерживая констатировал я.
Дальше Анжела начинала рыдать. Говорить, что я ее обманул, сделал несчастной, что я ее не люблю, (хотя тут не без оснований), и ещё много всякой мелодраматической чуши. Под этот аккомпанемент я уходил мыть посуду, напевая про себя песенку Высоцкого: «Я женщин не бил до семнадцати лет, в семнадцать ударил впервые...». После таких сцен Анжела демонстративно игнорировала меня. Такие часы в конце-концов стали самыми счастливыми в моей жизни.

Я оказался в тупике, в который сам себя загнал. Всё-таки я сам предложил ей сожительство и теперь как-то не мог решиться выставить ее. Такое положение вещей тяготило меня. Я понимал, что долго всё равно не выдержу и однажды, сорвавшись, просто выброшу Анжелу в окно и одним махом сломаю две жизни. И хрен бы с ним, но одна из них — моя.

Необходимость породила план действий. Он был прост и надежен, как автомат Калашникова.
Я начал представлять Анжелу знакомым, выбирая таких у кого покруче машина и попросторней квартира. В общем тем, кто был в большей степени достоин любви такой женщины, как Анжела. Я отпускал ее одну в клубы, пробивал флаера и билеты на всевозможные вечеринки и тусовки. Купил абонемент в модный спорт-комплекс. Я всячески выставлял ее напоказ. Сам держаться в тени, чтобы не отпугнуть потенциальную жертву.
Видя мои усилия, но не понимая истинных мотивов, Анжела даже прониклась неким подобием благодарности. Она стала более терпимой к моим недостаткам. Например перестала долбить мне мозг моими небритыми подмышками и не очень строго отчитывала меня, если я позволял себе слишком долго засиживаться в своем туалете.
Однажды Анжела без видимого повода включила свой генератор случайных реплик и принялась осыпать меня упреками. Я насторожился, затаив надежду. Когда количество претензий раза в три превысило обычную норму я уже был уверен — рыбка клюнула. Когда Анжела посчитала, что почва подготовлена, и что я осознал всю невозможность совместной жизни с таким козлом как я, она перешла к сути. Я почти полюбил ее снова, когда она говорила, что, вот, встретила мужчину, что он, в отличии от некоторых, ее понимает, он серьёзный и ответственный. «И умеет быстро срать!» — чуть было радостно не выкрикнул я в счастливом порыве. Но я сдержался и принялся усиленно делать вид раздавленного тяжкой новостью человека.

Мужчиной, «который ее понимает» оказался Эдик. Я оценил выбор. Совершенно безмозглая в остальном, тут она оказалась профессором. Конечно, по шкале Анжелы он был далек от идеала — глухонемого, парализованного импотента с огромным банковским счетом. Но Эдик был самым лучшим кандидатом для нее из тех, кого я мог предложить. Запакованный мажор, имеющий спортивный биммер, двухкомнатную квартиру с ремонтом в стиле хай-тек и очень богатых родителей. При этом он был бесхарактерным маминым сыночком, манипулировать которым, Анжела будет с лёгкостью.

Брякнул звонок. Я открыл дверь и впустил Эдика. Анжела качнулась было ему навстречу, но моё присутствие предотвратило назревающий поцелуй. Дав указания по поводу барахла, Анжела заперлась в ванной, что бы в очередной раз привести себя в порядок. Мы с Эдиком принялись выносить чемоданы.
Эдик смущался и избегал смотреть мне в глаза. Пробормотал, что-то типа того, что сердцу, мол, не прикажешь, зла, мол, не держи — мол, всякое в жизни бывает… Я, сдерживая нотки неуместной радости, отвечал в том духе, что всё понимаю, что насильно мил не будешь и что жизнь продолжается. Он хвалил моё понимание и философское отношение к ситуации. Я делал вид, что польщён. В конце-концов Эдик осмелел и даже начал поглядывать на меня свысока, как на поверженного соперника, и давать советы о том, как нужно вести себя с тёлками. Я благодарно внимал, внутренне ликуя.
Когда был погружен последний чемодан появилась Анжела и, прихватив Эдика за руку, уставилась на меня. Повисло молчание, стремясь стать неловким. Я стал размышлять над какой-нибудь подходящей репликой и даже успел придумать начало: «Ну что же...». Вдруг, несмотря на то, что всё складывалось более чем удачно, меня окатила волна какого-то иррационального страха. Мне показалось, что вот сейчас рухнут какие-то чары и Эдик увидит Анжелу так, как вижу ее я. Он осознает какую ошибку он чуть было не совершил и скажет: «Э неееет, паря, так не годится. Оставляй ка ты ее себе, ишь кого напарить хотел!». В моем скованном ужасом сознании начали мелькать бредовые ответные фразы типа: Поздно! Ты уже забрал ее! Пацан сказал — пацан сделал! И даже детское — подарки не отдарки. Видимо мое внутреннее состояние отразилось на внешнем, потому что Анжела строго сказала: «Только давай без сцен.». Я молча кивнул в том смысле, что да, без сцен, пожалуй, лучше. Паника прошла так же стремительно, как и началась.
Эдик опять занервничал. Стоял и неуклюже дергал рукой, не решаясь протянуть ее для рукопожатия. Я прицелился, ловко схватил неуверенную ладошку и потряс дружелюбно. Избавленный от морального конфликта Эдик опять воспрянул духом. Посмотрел на меня и показал глазами, мол, держись, братэлло. Я глазами же уверил — тяжело, но справлюсь. Голубки полезли в машину. Хлопнули двери. Заворчал мотор. Взвизгнули покрышки, осуждая резкий старт, и хищный биммер унес Анжелу из моей жизни.
Я перестал сдерживать радость, и она разлилась на моем лице счастливой улыбкой. Вновь обретенная свобода пьянила и требовала действий. На почве душевной гармонии расцвела мысль — надо бы отметить.
В качестве цели я выбрал супермаркет, что подальше — растянуть удовольствие. Долго, со смаком выбирал вино и фрукты. Тонко шутил на кассе с усталой девицей в унылой корпоративной униформе. Она не откликалась на юмор, глядела строго. Мне было наплевать, я упивался свободой.

В ближайшем парке на укромной лавочке я неторопливо потягивал густое вино и жевал виноград. Мир открывал мне свои объятия, сулил счастье простого бытия и блаженство мгновения.
Вино ослабило оковы разума. Лёгкий ветерок расплескал освобожденное сознание и оно поплыло, растекаясь по вселенной, переплетаясь с шумом листвы и пением птиц. Я чувствовал себя частью мира, а мир частью себя.
Так я сидел вне времени и пространства и молча говорил с мирозданием. Оно отвечало мне стуком каблучков, который становился всё отчетливей и вдруг нежным женским голосом спросило: «Извините, не подскажете как выйти на площадь Шевченко?».
Я открыл глаза и замер. Я сразу понял это была она — та единственная.