wuprui : Самый важный бой

Шульц был среди элиты. Однажды он даже был в шаге от поединка за титул чемпиона мира. В равном бою,
дающем право на встречу с чемпионом, победу отдали его противнику. Многие считали, что несправедливо. То,
что наша контора зацепила его промоутеров, было неслыханным успехом.

Понятно, что мы выставляли Проху — Сергея Прохоренко. Он был лучший. На кону стоял большой куш,
но шансов на победу у Прохи было мало, это понимали все. Но и поражение в таком бою, сулило немалые
комиссионные и весьма полезный резонанс. Сам факт такого боя уже был победой. От Прохи требовалось только
более или менее достойное сопротивление.

Новость о том, что Проха на тренировке получил разрыв связок, оглушила меня надеждой. Безумной,
нереальной, но единственной. Рассчитывать, по идее, было не на что — я знал по меньшей мере ещё троих более
достойных кандидатов. Но мизерный шанс заключался в том, что мне этот бой был нужен так, как никому из них.
Я был уверен, что никто из пацанов против не будет, но это ничего не решало. Единственный, кто хоть
как-то мог повлиять, был тренер.

Мироныч и без слов понимал зачем я пришёл, но молча выслушал до конца. Когда поток моих
немногочисленных аргументов и гораздо более многочисленных обещаний иссяк, тренер сказал:
- Серый, сделаю всё что смогу, но не обещаю.
- Спасибо, Мироныч, я...
- И ещё, — перебил тренер, — ты не победишь, так что особого смысла нет.
- Я должен попробовать. — сказал я, хотя это он знал и так.

Я начал тренироваться как бешеный. Это отвлекало от тяжёлых мыслей и было единственным, что я мог
сделать. В остальном оставалось полагаться на Мироныча.

Однажды в зал вошёл человек. Как и каждый из наших, я знал его, но видеть доводилось всего пару раз,
общаться не приходилось вовсе. Проходя мимо, человек коротко задержал на мне взгляд. Потом пересёк зал и
исчез в подсобке. Этот взгляд вселил надежду. Когда через пять минут тренер вышел и позвал меня, надежда
стала уверенностью.

- Добрый день. — поздоровался я с Игорем Борисовичем (так звали гостя).
- Привет. — ответил он и протянул руку. Я пожал. Он молча разглядывал меня какое-то время и наконец произнёс:
- Я уважаю твоё решение, парень, — махнул рукой, останавливая мою попытку поблагодарить. — но ты должен
понимать, что здесь не благотворительное общество. Моё мнение — да ты можешь что-то, но такие бои пока не для
тебя. — Он опять стал молча меня рассматривать. Я тоже молчал. Его бы здесь не было, если бы вопрос уже не был
решён в мою пользу. Я ждал продолжения и он продолжил:
- Но иногда настрой важнее чем опыт и даже талант. У тебя ситуация подходящая, да и Мироныч за тебя ручается.
Смотри не подведи его.
- Я там умру, если понадобится. — откровенно сказал я.
- Только не умирай в первом раунде, — пошутил мрачновато, — если честно, парень, я боюсь, что пожалею.
Он таких как ты по пять штук за тренировку съедает. Но если я пожалею… Короче, продержись два раунда,
но достойно.
- Я продержусь.
- Ладно, посмотрим. Иди тренируйся. — закончил он разговор. Я посмотрел на Мироныча, кивнул чуть заметно:
«Спасибо», и вышел.

Я прекрасно понимал, что сделал для меня Мироныч. Бои такого уровня для меня — нереальная высота. В
другой ситуации мне даже в голову не пришло бы, что это возможно. Мироныч, наверное, был свят, потому что
то, что он сделал — было чудом. Теперь на мне лежала двойная ответственность.


* * *


Возбуждённый гул трибун докатывался до раздевалки приглушённой волной. Мы с Миронычем сидели друг
напротив друга, ждали выхода и молчали. Всё давно было сказано. Нереальность происходящего помогала
отрешиться. Мыслей не было.

Реальный Шульц выглядел ещё внушительнее, чем на видео. Поджарый, резкий как пружина, он расслабленно
подпрыгивал, изредка выбрасывая удары в пустоту. Даже разминочные, они были хлёсткие словно кнут, и мне
казалось будто я слышу, как они со свистом рассекают воздух. У него был большой опыт, и не было слабых мест.
Он отлично работал в стойке, а хорошее знание джиу-джитсу делало его опасным противником в партере.

Где-то в дали слышалось бубнение рефери и слегка чиркало по периферии сознания. Для Шульца это был
обычный проходняк. Он спокойно смотрел мне в глаза, и когда рефери умолк несильно хлопнул по моим
перчаткам. Началось.

Шульц в вприпрыжку приблизился ко мне. Он был расслаблен и спокоен. Стремительная двойка первой
ласточкой хлопнула по моей защите. Я выбросил в ответ бесполезный своей осторожностью джеб и тут же вернул
руку на место — защита для меня в этом поединке была всем. Я понимал, что мой единственный шанс — ждать свой
счастливый момент и не упустить его. О том чтобы перебить Шульца речи быть не могло.

Шульц наседал всё сильнее. Он иногда пробивал в корпус, заставляя меня непроизвольно опускать руки, и
два раза достал меня коротким хуком справа. Это уже было серьёзно. В голове гудело. Хоть я и находился в
своей лучшей форме, было очевидно, что этого слишком мало. Шульц ещё и близко не работал на максимуме,
а у меня уже были проблемы.

Но наконец повезло и мне. Я притупил его внимание своим однообразием, и после моего очередного джеба
Шульц, по привычке полагая, что этим всё и закончится, слишком уверенно и открыто начал свою атаку. Я тут же
воспользовался этим и швырнул ему на встречу мощный кросс. Попал хорошо — в подбородок. Казалось мой удар
ошеломил Шульца. Он неуверенно попятился, прикрывая голову руками. Я бросился добивать и тут же нарвался на
сокрушительный лоу-кик. Левое бедро взорвалось резкой болью. Я отступил. Нога стала непослушной. Этот
лоу-кик лишил меня подвижности, которой мне и так недоставало из-за зажатости и концентрации на защите.
Мой маленький успех обернулся серьёзными неприятностями.

Шульц быстро оправился после моего удачного кросса. Он остался таким же лёгким и стремительным,
но теперь уже ни на секунду не терял концентрацию. Он всё взвинчивал темп, а я уже катастрофически не
справлялся. Воздуха не хватало от многочисленных ударов по корпусу. Голове досталось несколько джебов.
В отличии от моих, скованных излишней осторожностью, эти были резким, хлёсткими и очень сильными, как для
джебов. Мой левый глаз уже плохо видел из-за нависшей над ним гематомы. В левую ногу Шульц всадил ещё два
своих бешеных лоу-кика. Хотя я и успел оба раза принять их на блок, это не сильно помогло и нога предательски
подкашивалась. Мои редкие ответные удары ещё реже достигали цели и были совершенно неопасны.

Из-за непослушной левой ноги я уже не мог перемещался по рингу. Тогда я подгадал момент и бросился Шульцу
в ноги, стремясь перевести бой в партер. Но он был готов к таким действиям (казалось он готов к любым
неожиданностям с моей стороны). Он провалил меня коротким отскоком назад и с ловкостью пантеры прыгнул мне
на спину. Ногами он обвил мой корпус, а рукой попытался захлестнуть горло. К счастью, я успел до хруста вжать
подбородок, и полноценного удушения не получилось.

Шульц всё сильнее сжимал захват. Связанный его ногами я мог только не пускать его к горлу, помогая
подбородку руками. Пульс разрывал виски. Шея, казалось, вот-вот взорвётся от напряжения. Вдруг я, уже почти
теряя сознание, услышал, как гонг звонко подвел черту под моими страданиями в первом раунде.

После перерыва Шульц продолжил забрасывать меня ударами, легко присекая мои попытки перейти в партер.
Лёгкие разрывало недостатком кислорода. Левый глаз почти не видел из-за огромной гематомы. Левая нога
волочилась. Только необходимость, побеждая инстинкт самосохранения, держала на ногах.

Шульц спешил окончить затянувшийся проходняк, поэтому опять начал ошибаться. Я разорвал дистанцию.
Шульц шагнул, догоняя. В этот момент я бросился на встречу и крутанул корпус, намечая правый хук. Шульц
изготовился принять на блок. Я, не доводя удар до конца, резко раскрутился в противоположную сторону,
перенёс вес тела на левую ногу, не обращая внимания на боль, и врубил хук слева. В этот удар я вложил всего
себя. Шульц мотнул головой и зашатался на непослушных ногах. Моя левая нога подогнулась, и я упал, увлекая
оглушённого Шульца в партер.

Какое-то время Шульц приходил в себя. Он не атаковал, а просто присекал мои попытки выйти на болевой
или удушающий. Но в конце-концов он восстановился, неуловимым рывком освободился от захвата и перебросил меня
на спину. Он вжал меня в настил своим весом и начал наносить размашистые удары сверху вниз.

Граунд-энд-паунд весьма нехитрый, но очень жестокий приём. То, что техничный Шульц пошёл на него,
говорило о том, что я его прилично достал и он решил любой ценой уничтожить меня. Теперь он был близок к
этому, как никогда. Я пытался вжаться в него, но он легко отрывал меня и продолжал бомбить мою голову.
Блок (в такой ситуации очень ненадёжное и временное средство) слабо помогал, и я то и дело пропускал мощные
удары, каждый из которых мог оказаться последним. За эти секунды я пропустил их больше, чем за весь бой.

Мелькнула мысль — сейчас рефери, видя мою беспомощность, остановит поединок. Эта мысль всколыхнула ту
необходимость, которая всё время тащила меня, избитого и окровавленного, через этот бой. И сейчас она
судорожным, мощным рывком выстрелила мой позвоночник в дугу, сбрасывая тяжесть смертельно опасного
груза. Шульц перекатился через меня, и мы опять вскочили на ноги.

Левый глаз давно уже почти не видел, заплыв гематомой, а один из пропущенных в партере ударов повредил
и правый глаз. Я пытался сфокусировать взгляд, но видел только какие-то размазанные пятна. Одно из них
начало приближаться ко мне. Я изготовился вцепиться в него и не отпускать — боксировать с таким зрением
было попросту невозможно. Но тут гонг подарил мне очередную передышку.

Я, скорее интуитивно, чем осознанно добрался до своего угла. Надо мной склонилось пятно секунданта.
Замерло и метнулось к пятну-тренеру. Мироныч спросил:
- Серый, что с тобой?
- Нормально...
- Что с глазом?
- Нормально, Мироныч, справлюсь.
Мироныч растянул мне веки, видимо заглядывая в глаз, и сказал:
- Всё, Серый, я прекращаю бой.
- Нет, Мироныч! — я схватил его за руку. — Дай мне… Я должен...
- Ты ничего не видишь. Выйдешь — он тебя убьёт. Во всяком случае — без глаза останешься, этот точно.
- Я вижу немного. Мне бы только в партер его, а там — нормально.
- Серый...
- Мироныч, да хуй с глазами! Я жить не смогу потом.
- Да это...
- Пойми, я должен сделать всё. Всё что можно. Может проиграю. Может сдохну. Это не важно. Я должен сделать
всё. Мироныч… — я стиснул его руку.

Мироныч взял тогда на себя огромную ответственность. Я не знаю, кому из нас было тяжелее.

Трибуны ревели. Зрители не ожидали такой драмы на ринге. Особенно после замены бойца. Для меня это
был огромный успех и в то же время ничто.

Я закрылся в глухой защите, очень редко выбрасывая джеб в сторону танцующего пятна. Шульц наконец устал
и его удары были уже не такие сокрушительные, как раньше. Но мне необходимо было что-то сделать — времени
оставалось всё меньше. Я чувствовал, как вместе с ним из меня вытекает, даже не жизнь, а что-то большее.

Я вынырнул из-за блока и вошёл в клинч. Мы толкались, пытаясь провести приём. Иногда Шульц жёстко
наворачивал меня коленом по рёбрам. Вдруг неожиданно прихватил мою ногу и бросил на настил ринга,
одновременно заламывая её. Я рвался, пытаясь вытащить ногу из болевого захвата. Шульц не отпускал. Всё давил,
разрывая сухожилия. Вдруг мой мозг, под влиянием огромного напряжения, перевёл измученный организм в какой-то
недоступный в обычных условиях режим. Это был уже даже не «красный коридор», а какая-то неведомая дверь в его
конце. Я перестал чувствовать боль. Я перестал слышать рёв трибун, будто выключили звук. Зрение моё пропало
окончательно, одновременно обострившись до предела — я вообще ничего не видел, кроме цели. Но цель я видел и
даже, казалось, чувствовал невероятно чётко. Мозг как будто полностью отключился от всего лишнего, и оно,
лишившись интереса, перестало существовать. В концентрированном луче моего внимания была только крепкая
шея Шульца.

Я рванулся к цели, помогая Шульцу сломать мою ногу и разорвать связки. Что-то хрустнуло в колене, но
я уже захватил в замок его горло. Я был уверен, что смогу выжать из него победу или смерть. Лишь бы гонг
не остановил меня.

Времени и пространства не было. Я не знал кто я. Я знал только, что почему-то очень нужно сжимать
захват. Я сжимал.

Вдруг я почувствовал какое-то постукивание по руке. Кто-то начал дёргать меня, грубо вырывая из пустоты.
Потом включили звук. Боль. Стали появляться разноцветные пятна. Они кружились в ярких вспышках фотокамер.
Я вспомнил кто я и где. Кто-то стащил с меня задыхающегося Шульца. Кто-то помог подняться. Потоки слабости
смывали напряжение. Ноги подгибались и я не мог стоять самостоятельно. Пятна подходили ко мне, обнимали,
гудели что-то радостное в ухо. Меня тошнило. Эмоций не было никаких.


* * *


Я носился на костылях по кабинетам. Подписывал какие-то документы. Разговаривал с людьми в белых
халатах. Люди удивлённо смотрели на мою физиономию и думали, наверное, что по мне проехал поезд. Наконец,
всё было улажено. Оставалось ждать и надеяться.


* * *


Колено моё уже никогда не заработает как раньше, а сетчатку к правому глазу прилепили лазером.
Теперь врачи мне даже тяжести запрещают поднимать, не говоря уже о боях. Так что со спортом я завязал.
Но это всё мелочи — не пропаду. Главное — Светка, кровинушка моя, будет жить. Вон она играет с
ребятишками в песочнике — самая красивая. Смеётся… Солнышко моё...