hemof : Сток/Вензер

00:04  05-09-2012
Пыль никогда полностью не растворяется в пространстве, она просто исчезает в темноте, чтобы существовать вечно. Она мертва и на неё не действуют правила живых существ. Пыль, как бы она не перевоплощалась, всё равно остаётся пылью. У живых всё по другому, всё наполнено порядком, который на самом деле переходит в хаос и наоборот. Живые топчут пыль по пространству ради какой-то цели. Существа, наделённые разумом, умением чувствовать боль, страх, любовь и сотни таких же нерациональных пустяков, всё время ищут мечту. У каждого она своя, как ему кажется, отдельная и неповторимая, хотя в итоге всё оказывается иллюзией. Вся хаотично упорядоченная масса живых целей, не что иное как стремление умереть. Смерть превращает существо в пыль и на этом замыкается его вселенная. Существо рождается для того, чтобы умереть и на этом достигает свою цель. Каждый рождается для того, чтобы умереть и разница лишь в том, как он это сделает.

Д/з: Гемофипокриидальный цейноз (глобальные наследственные нарушения системы кровообращения в целом, с последующей мутацией локализованных участков тела). Особь мужского пола, соотношение ауры личностного кода и физиологического сцепления белков находится в состоянии постоянного сбоя, что выражается в крайне неустойчивом положении психического экрана особи.

Дата: 831 лот со дня изгиба ЗЕТ. 8.36. 3/7
Личностные данные: Сток/Вензер – основной код 451*56_на 18.
Возраст первой возрастной части 71. Настоящее место проживания красный архипелаг основной группы островов интерната мутационных болезней первой категории. На сегодняшнее время находится в частной лечебнице Иринского сообщества в состоянии обострения Гемофипокриидального цейноза, переходящего в мутацию окончательного распада. Состояние критическое.

Обширную комнату полусферической формы со всех сторон заливал голубой свет. Создавалось впечатление, как будто ты находишься внутри чистейшей небесной синевы. Синева впитывалась в каждую клеточку тела, настраивая на размышления.
- Великое солнце, это будет первый случай в нашей клинике. За всю свою практику я не припомню, чтобы здесь кто-то умер от прогрессирующей наследственной болезни.- Кресло Черока, парило в трёх савотах от пола.
Саввой сидел на полу, он был противником любого комфорта. «Все достижения цивилизации сводятся к одному,- любил повторять он,- к обездвиживанию».
- Это не просто наследственное заболевание,- спокойно проговорил Саввой.- Это мутация, сложнейшая генетическая мутация. В принципе – это тоже одно из чудовищных порождений нашей гиперцивилизации. Во времена, предшествующие изгибу, никто не мог даже представить, что-то подобное. Люди не могли с этим жить. Более того, они просто не могли с этим родиться.
- Перестань.- Черок непроизвольно сделал раздражённый жест рукой, отчего кресло слегка качнулось.- Меня не интересует, что было восемьсот лотов назад. Мне нужен конкретный ответ. Можем ли мы в наше время уберечь его от распада.
Саввой грустно улыбнулся, казалось, сама мысль об этом причиняет ему боль.
- У него есть шанс. Клянусь объединением, у него есть шанс, но мне почему-то становится страшно за его жизнь. Ты пытался с ним хоть раз поговорить, Черок? Ты пытался с ним разговаривать?
- Под моим контролем находится восемнадцать пит-корпусов. Я не могу разговаривать с каждой нестандартной особью отдельно. Я распорядитель. Ты отвечаешь непосредственно за остановку распада, поэтому ты можешь с ним разговаривать.
- Я знаю, знаю, я знаю, Черок.
Голубизна полусферы казалась воздухом, который мешает говорить. «Каково жаба ты всё время выбираешь именно этот цвет,- раздражённо думал Саввой.- Зачем ты всё время забиваешь меня этой голубой пастой». Вокруг незыблемо вибрировал еле слышный шум морской раковины.
- Убери шум.
Черок сделал зеркальный знак рукой. Шум раковины исчез.
- Мне кажется, ты слишком взволнован. Держись, Структурный, мне тоже неприятен случай распада, среди моей группы, но я знаю, что прежде всего надо сохранять спокойствие.
Саввой всё так же улыбался, казалось, он слышит только себя.
- Я спросил его, Сток, что ты чувствуешь? И, представляешь, что он мне ответил? Я хочу, чтобы это почувствовал ты. А, каково? Достойный ответ для создания, которому 71 пункт от рождения
.
- Его психика на грани раскола, в крайне неуравновешенном состоянии. Ты тот, которого древние называли врачом. Ты должен быть готов к разговору с мутирующим существом. Я не понимаю тебя, Саввой.
- Я ввёл ему фризи.
Черок резко опустил кресло на голубой пол. Он встал и обхватил свои плечи руками, сквозь плотное полотно толы чётко вырисовывался удлинённый мышечный рельеф.
- Это смелый шаг.- Он смотрел на Савоя сверху вниз, тот всё так же не шевелясь сидел на полу.- Клянусь живыми деревьями, это очень смелый шаг. Мне нужен полный расчёт структурного анализа на уровне генного параграфа. И ещё мне нужны показания совета инженеров. Я надеюсь, ты вынес на рассмотрение своё решение.
«Вот оно, началось». Саввой наконец-то убрал улыбку с лица.
- Это единственная возможность приостановить распад…
- Ты вынес на рассмотрение?
- Я всё решил с Зелькиром. Он ввёл компьютерные молекулярные жучки в локальные очаги взрывов распада организма Стока. Зелькир насчитал восемь взрывных пульсаций. Мы стали бомбардировать Стока иньекциями на основе антиматерии…
- Мне очень жаль, Саввой.- Черок снова резко перебил его. Саввой внутренне напрягся.- Тебе придётся предстать перед законником. Такие вещи нельзя делать самому.
- Я не боюсь законника. Всё, что мне грозит – это отправка в дальнее путешествие. Иногда я даже этого хочу.
- Этика, Саввой, этика! – Черок всё больше повышал голос.- Как ты можешь обрекать личность на вечную психологическую агрессию? Фризи – самопожирающий галлюциноген устойчивого типа. Ты засунул в его шаткий мозг ещё одну пожирающую болезнь.
- Ты забываешь, Черок, что фризи, к тому же, ещё и спасает от распада. Я подготовил полный отчёт по всему процессу регрессии. Он находится в восемнадцатом бункере твоего банка данных. Если ты ознакомишься с ним, ты всё поймёшь. Я расписал всё по каждому чаку. У меня не было другого выхода. На одной чаше весов покоился распад, на другой – живой человек, постоянно находящийся на грани монстроидального всплеска агрессивности высшей степени. Я выбрал живого человека, человека, обречённого на вечный полёт во взрыве, но всё-таки живого.
- Ты не должен был решать это один.- Черок.- Черок движением руки растворил кресло в голубизне.- Ты пренебрёг советом. Это непростительно.
- Я не мог ждать. Пока совет принял бы решение, Сток уже перестал бы существовать.- Саввой поднялся с пола и пожал плечами.- Может быть, я и не прав. Может быть, лучше распад, чем жизнь любой ценой, но я решил дать ему шанс.
Черок молча стоял, ничем не выдавая бурю чувств, бушевавшую у него внутри.
- Я провёл на нём полный курс химической бомбардировки,- продолжал Саввой.- девятнадцать канцерогенных препаратов на нейтринной основе. В его теле нет ни одной клеточки, куда не внедрился бы чужеродный элемент. Ты думаешь, этого мало, чтобы принять решение ввести фризи?
- Я думаю, мне нужно поговорить с другими членами Совета.
- Конечно, это твои обязательные действия, Черок, только, как бы там ни было, а дело уже сделано, теперь остался только один путь – вперёд.
Саввой вышел, ощущая затылком тяжесть флюидов неодобрения.
«Я хотел бы, чтобы это почувствовал ты. Вот что он мне ответил, Черок».
Матовая антигравитационная капсула мягко скользила, чуть притормаживаясь на стыках секторов. Восьмая линия пневматического пути проходила сквозь девять нейроскопических корпусов. Саввой лениво наблюдал за сменой цветовой гаммы воздушного пути. Яркость красок сглаживалась матовой поверхностью капсулы и поэтому глаз отдыхал на мягких переходах несущегося замкнутого пространства.
«Наш мир обречён на гармонию движения времени, и когда кто-то выпадает из этого, становится слишком очевидным его инородность. Сток либо престанет существовать, либо будет не таким, как мы. Хотя всё это игра упрямой диалектики. Нельзя быть таким, или не таким, можно лишь оставаться личностью или быть актёром до самого момента распада».
Матовая поверхность сдвинулась в сторону, и взгляду предстало обширное световое табло с бегущей индикацией разноцветных парабол. Саввой набрал два уравновешивающих индекса бокса, и стеклянная часть стены распалась на четыре скользящих треугольника, открывая вход в одиночное отделение интенсивной терапии химического вмешательства. Под ноги Савоя услужливо кинулся кубообразный диспетчер 9/3 порядка. Саввой отмахнулся от расчерченных в воздухе кривых состояния одиозной психики больного и, минуя диспетчера, прошёл сразу к подвешенной платформе, на которой, окутанный проводами, покоился Сток.
Саввой отщёлкнул окошечко сиюминутного контроля. «Состояние сознательное,- расшифровал он полосу одиночных вспышек.- Температура завышена на 18 плюс-минус 5 по Зарию, активность чёрных телец в системе кровообращения пошла на спад, возникло нарушение органов речи, дыхания, опорно-двигательной системы, блокирована пятая часть памяти, в отрицательном эмоциональном аспекте возникла значительная активность агрессивного фона, мозговая деятельность направлена на хаос в выборочном порядке…» Дальше шёл длинный ряд цифр кодовой медицины.
- Ты меня слышишь, Сток?
«…состояние сознательное…»
Затянутые сероватой плёнкой глазницы чуть дрогнули. Его лицо было похоже на серо-чёрную вмятину на белизне полимерового покрова.
- Мне жаль, что ты сейчас не можешь говорить. Когда мы заново вылепим твоё лицо, ты навряд ли вспомнишь, что чувствовал во время того, как твой мозг медленно превращался в огненный хаос. Если ты меня слышишь, мальчик, то ты мне поверь, распада не будет. Ты будешь моим произведением искусства. Я постараюсь заставить тебя жить.
«После этого Совет, скорее всего, вышвырнет меня из координационной сети».
Тело Стока дёрнулось, сразу в нескольких местах лопнула почерневшая кожа, выводя из организма активную мутационную массу, из ороговевших глазниц выделилась каплеобразная влага янтарного цвета. В тот же миг бесшумно заработали десятки биологических санитаров, приводя в порядок очередную регрессию мутирующей субстанции крови.
Савой набрал на мониторе график разжижения фризи менее активными веществами.
Сток летел в огне сквозь боль, мрак, вспышки сверхновых в собственном теле. Он всё время пытался собрать воедино скачущие остатки сознания. Он что-то пытался вспомнить, какие-то вещи, которые происходили в его жизни, пока ещё болезнь не взялась за него по-настоящему. Сложнее всего было почувствовать себя личностью, сознание растеклось, и не было ни единой точки собственного «я», от которого можно было бы оттолкнуться. Сток был на грани распада, но он чувствовал, что это ещё не всё. Что-то ещё должно было произойти в его жизни, какие-то события были ещё впереди, а сейчас Сток горел, находясь на минигравитационной платформе бокса активной нейротерапии.