Марат Князов : Из городских дневников

Сразу за общагой, начинался бурьян. Шагов через десять, появлялась тропинка. Она выводила на пустырь, с которого открывался вид на Волгу. Но, к воде было не спуститься. Берег крут. Да ещё, прямо под ним, спрятался в камышах овражек.

Весной, к вящему неудовольствию собачников и выпивох, это место огородили блестящим заборчиком. Тут же вкопали щит, с известием о начале застройки. Потом нагнали тяжёлой техники и таджиков, и всё ожило, поднимая пыль и шум, невообразимые.

Округа злобилась. Ворчали жильцы близлежащих дворов. Роптали пьяницы, теперь уже окончательно потеснённые под старые стены винного завода. Выпивалось им там не сладко, вокруг — собачьи какашки и гадкие надписи, оставленные дебилами многих поколений. Самая примечательная красовалась уже давно, и даже регулярно поправлялась масляной краской. Она гласила: «Шесть раз не вынимая! Бля буду».

Строительство не обошлось без происшествий. Рыли фундамент, и нашли немецкий танк. Местные СМИ обратились к истории. Горожанам поведали, как ровно семьдесят лет назад, на этом участке берега, врастали в легенду моряки-североморцы. Брошенные командирами и стеснённые до крайности, эти храбрецы отбивали непрекращающиеся атаки, так и не пустив немцев к переправе. Танк был изржавленый, и с оторванной башней. Башню поискали, но не нашли. Зато обнаружились останки экипажа, и даже с непереломленными медальонами — редкая удача.

Прошло лето и усилиями непритязательных таджиков, выросли над Волгой четыре красавца-здания. Поздним октябрьским вечером город решил оценить, хороши ли они? Глянул и застыл изумлённый. Дома ещё не успели обзавестись жильцами, и чернота многочисленных окон действовала мистически.

В лету канули пустырь и овражек, вместо них появилась в три яруса террасированная набережная. По склонам – газоны. Сверху — детские площадки. Под ними — скамейки и прогулочные дорожки. И ни души. И свежо. Пожалуй, было бы темновато, но низкие тучи освещались красными отблесками соседних кварталов. Городской гул сюда не доносился, зато воздух дрожал от вороньего грая. Но этот звук, лишь подчёркивал зябкую тишину вечера.

Ни хрена бы, не увидели вы реки, но и её подсветил город. Как нарочно, встали напротив ровно четыре сухогруза. Огромные, по самую ватерлинию в огнях, замерли они на рейде, словно фантастические светильники.

Еле различимая, внизу обозначилась небольшая группа людей. Пришлось бы спуститься на самую нижнюю террасу, чтобы разглядеть их чёрные бушлаты. Некоторые были… с пивом? Нет, с коктейлем Молотова. Лица их светлы. Кто-то разглядывал город, другие не сводили глаз со сверкающих судов. Вот с самого крайнего крикнули в ночь, какое-то крепкое словцо. Моряки заулыбались, запереглядывались. Но тихо так, что только и слышно было, как ветер развевает ленточки их бескозырок. Только ветер…

В сторонке, опасливо поглядывая на краснофлотцев, стояли три чумазых немецких танкиста. Лица их были встревожены и худы. Один мял в руках разодранный шлемофон. Другой, словно порывался, что-то сказать, но всё время передумывал. А третий – глядел вокруг и блаженно улыбался.

И всему этому позволял быть город. И всем этим был город. И всё это было городом.