Anton Polskiy : Второсортный (3)
14:47 25-09-2012
Жизнь цвета «хаки».
Морпехи – люди удивительной судьбы.
г-в. п-к Даржапов.
Через полгода моей горе-учебы меня отчислили. На дворе стояла зима,
и я соответственно, попадал на весенний призыв. В запасе оставалось
несколько месяцев, которые были отданы физическому развитию. Каждый день
по две тренировки в спортзале: утром и вечером. В свободное время —
встречи и прогулки с Анькой. Наступил месяц май. Я принялся осаждать
военкомат. Предстоящие два года мечталось провести интересно и
результативно, а не заниматься строительством генеральских дач и
«стрельбой из метлы». Продолжительные уговоры и бутылка коньяка,
купленная моим отцом, подействовали на военкома. Не горишь желанием
служить – плати, рвешься в армию – тоже плати. Россия, хули… Я, как и
было обещано, попал в списки команды морской пехоты. Служить мне
предстояло в Калининградской области. Близость к Европе радовала.
Хорошо запомнилась крайняя «вольная» ночь. Коктейль из бешеного
секса и разговоров до рассвета. Анька отдавалась, как дикая кошка:
яростно и страстно. Утро было сумбурным, но мы оказались в военкомате
почти раньше всех. Внутри меня появилась какая-то пустота. Поцелуи,
объятия, крепкие рукопожатия и все… Переступив порог областного сборного
пункта, я словно подвел черту под своей прошлой жизнью и начал новую,
где мог стать кем угод-но: трусом, храбрецом, тираном, предателем…
Армия… Место, где по рассказам, юноши превращаются в настоящих
мужчин. Зачастую преображение не происходит. Ты попадаешь туда знакомым
самому себе человеком, который после, выйдет оттуда странным
незнакомцем. Армейские годы – время проявления отрицательных «животных»
качеств. Там происходят поистине чудовищные метаморфозы: люди вживаются
в роль угнетателей или жертв, чтобы потом унести эти состояния в совсем
другую реальность.
Не считаю, что служить должен каждый. Войска — довольно сильная
штука. В большинстве случаев туда попадают по великому нежеланию, и
тогда весь срок пребывания становится кошмаром. Только наяву. У
человека, стремящегося стать сильным, подобное испытание разовьет до
предела нужные черты характера, а слабого и безвольного еще сильнее
согнет или вовсе уберет с дистанции.
Я шел служить осознанно потому, что сделал свой выбор, и передо
мной стояла цель – изменить себя. Вся моя слабость осталась в той,
допризывной истории. Предстоящее воспринималось, как авантюра, опасное
приключение, а мужчина не может без опасности: она должна сопровождать
его в течение всего жизненного пути. Это подстегивает к действиям.
За все время службы я достаточно близко столкнулся со многими
неприятными вещами. Национализм, бесконечный поток насилия, цинизм,
воровство, тонкость предательства, боль (большей частью моральная),
неимоверные нагрузки, труднодостижимые цели, потребительское отношение
ко всем и всему, похуизм, уничтожение человеческой личности. Всего не
объять. Прошел через огромное количество ситуаций, которые дали мне шанс
испытать себя на прочность. Ведь терять было нечего. Один на один с
системой. С системой превращения в покорного раба. Стычки с
мусульманами, «шакалами», «дембелями», ебнутыми на всю голову
контрактниками и прочими персонажами закаляли мой дух. Поначалу, до
конца не осознавал и не принимал привычные этой среде деспотизм и
черствость. Неужели придется стать таким же? Спрятать все человеческие
качества, как можно глубже, чтобы никто их не увидел, и не принял за
слабость. По-другому нельзя?
Хотя в целом, в службе не было ничего сложного или страшного. Не
стоило тупить (меня всегда раздражало это слово). Приходилось быстро
реагировать на часто меняющиеся условия, и обучаться чему-то новому за
минимальное количество времени. От этого иногда зависело здоровье.
Больше смотреть, слушать, вникать, где-то хитрить, и довольно часто
обманывать. Быть «гибче» в некоторых моментах (но это не значило, что
следовало «прогибаться»). Армия учила элементарным вещам: следить за
личной гигиеной, чистить обувь, стирать и гладить свою форму, заниматься
спортом (как и подобает настоящему мужчине). Большинство, как не умело
это делать, так и не умеет до сих пор.
Я старался провести два года в усиленной работе над собой, пытаясь
измениться в нужном мне направлении. Переживал различные «острые»
психологические и эмоциональные «встряски», чтобы понять: кто я на самом
деле и чего стою. Армия – преходящее явление, на котором нельзя
зацикливаться. Пережить, пропустить через себя и потихоньку забывать.
Она закаляет, делает сильнее, ломает и даже иногда убивает, но всегда
дает повод и время остановиться, задуматься о другой стороне жизни
(которую многие никогда и не увидят), ее проявлениях, своем месте в ней.
Мной было сделано много выводов и разбито достаточно иллюзий. Все
поменялось. Посещали совершенно иные (уже) мысли о работе, учебе,
родителях, моих отношениях. Глубоко убежден, что от службы в армии может
извлечь пользу только тот, кто этого безумно желает и прикладывает
максимум усилий. Оттуда можно вернуться не только сильным, спортивным, и
кое-что действительно понимающим в жизни, но и больным, с вредными
привычками, угнетенной психикой. Внутренняя борьба – самая тяжелая.
Изменять себя неимоверно сложно, но нет ничего невозможного. Надо
решиться сделать первый шаг (он самый трудный), а потом все пойдет, как
по маслу. Во всем важно начало.
90 процентов проблем внутри воинских подразделений решалось с
помощью грубой физической силы. Я поражался высокому уровню жестокости.
Меня совсем не радовала перспектива стать таким же зверем, как мои
сослуживцы. Полная чушь, что бьют и издеваются только те, кто
самостоятельно прошел через подобные унижения. А как же кавказцы? Что-то
они не особо получали пизды. В большинстве случаев, инициаторами побоев
и «глумежа» оказывались именно «южные» мужчины.
Российская армия похожа на тюрьму. То же обособленное пространство,
сугубо мужской коллектив, нескончаемая муштра со стороны офицеров.
Отличие заключается в количестве беспредела, который в армии никто никак
не может остановить. Система работает четко и, как у всякого механизма у
нее есть собственный алгоритм действий.
Где еще можно приобрести бесплатный опыт руководства людьми, пускай
и с применением физического (а заодно и психического) насилия? Даже
полному ничтожеству может вы-пасть шанс почувствовать себя значимым и
весомым. Здесь легко сломать чью-то судьбу, навсегда оставить шрамы в
душе человека.
Я наблюдал действительно отвратительные сцены принуждения и
издевательств. Часто сам являлся активным участником подобных
«мероприятий». Испытал на своей шкуру многие отрицательные последствия
армейской жизни. Впитывал негатив помимо своей воли. Чертова «зона», где
нельзя вести себя иначе. Армия в изобилии предлагала (императивно!)
тяжелые работы, наряды и другие малоприятные вещи. И всегда было два
пути: или делать лично, или «вешать» на других. Напрягаешь, а не можешь
– сам напрягаешься. Не «сломаешь», не унизишь, не изобьешь, не заставишь
– то же самое могут сделать с тобой. Поэтому, мне приходилось совершать
поступки, о которых сейчас стыдно вспоминать. Я бил людей ради
удовольствия, заставлял делать за себя «грязную» работу, наказывал за
малейшие «провинности»… Вел себя, как последний скот, оправдывая свои
действия емким словом выживание. На неуставных взаимоотношениях
держалась все и даже больше. Систему невозможно было победить…
Наш призыв почему-то был на редкость «кровожадным», несмотря на то,
что мы не испытали и трети того, с чем предстояло столкнуться «нашим
молодым». Ебанный парадокс… И это замечали многие. Я пытался свести к
минимуму проявления необоснованной агрессии со своей стороны. Правда
получалось не со всеми и не всегда. Меня не привлекали казарменные
«людоедские» игры типа «стодневы». Особо никого не заебывал. До
откровенных «опусканий» (в моем понимании) типа стирки, подшивания формы
и заправки кровати доходило крайне редко. Сам этого не делал и «младшим»
не позволял. Но все, что касалось внутреннего порядка (уборки),
физических упражнений (зарядки), работ, нарядов – считалось
«естественным» и обсуждению не подлежало. Конечно, случались перекосы:
вымогал деньги, командиры неоднократно пугали меня возбуждением
уголовного дела по факту «неуставняка», но мои «похождения» показывали
лишь верхушку айсберга. Все более грандиозные «фестивали» офицеров и
других старослужащих почему-то проходили мимо кассы. Где она,
справедливость?
Чем дольше служил, тем больше начинал верить в то, что человек не
понимает слов. Если нормально разговаривал, объяснял, просил – считали
слабым, но стоило применить силу – все возвращалось на круги своя.
Неужели человек – тупая скотина, реагирующая лишь на побои и унижения? И
то не всегда. Право сильного – это все? Разве так должно быть?
Армия в моем понимании представляла собой резервуар, куда
выплескивалась нехуевая часть отрицательной энергии, чтобы по
возвращении домой внешне выглядеть спокойным человеком, но внутри всегда
оставаться «тихо тлеющим», способным в любую минуту «взорваться».
Неимоверно расшатывалась психика. Я ощущал себя одним большим оголенным
нервом. Чуть тронешь – последует немедленная реакция.
У меня тоже бывали тяжелые минуты. Система давила, вынуждая
огрызаться и совершать сумасшедшие поступки. Иногда я заебывался от
всего: от армейской рутины и долбоебизма, припизднутых «однополчан» и
схожих с ними командиров, огромного количества работ и нарядов (пускай
больше половины я на кого-то «сгружал»). Казалось, что вот она – точка
кипения. Но голову тут же посещали мысли: а каково тем, кого «дрочили»
«дембеля» и «добивал» свой призыв? Они существовали между двух огней.
Вместе мы подталкивали их к роковому шагу. Каждый из нас прямо или
косвенно был виновен во многих не сложившихся судьбах. Конечно, человек
первоисточник своих неприятностей, но все же… Как сойдутся их линии? В
какой узор? Сломанные изнутри, с печатью унижения снаружи, вернутся к
своим семьям, чтобы окончательно потеряться в жизни. Бесчисленные,
безликие и немые жертвы «дедовщины». Смогут ли жить, свободно дышать,
любить, смеяться, плакать, переживать, дарить другому человеку надежду и
веру в завтрашний день люди, «погибшие» душой?
Не скрою: иногда подступало отчаяние, когда хотелось, если и не
покончить с собой, то убежать, как можно дальше из этого ада или взять в
руки «дужку» от армейской кровати, и ночью перепиздить добрую половину
казармы. Я понимал, что подобный путь подведет меня к пропасти. Как бы
ни крутило и ни ломало – необходимо держаться. Впереди вся жизнь, а
армия занимает всего две страницы, которые в скором времени мне суждено
будет перелистнуть.
Как и хотел: дачи не строил. Несказанно повезло с учебкой.
Занимались действительно стоящими вещами. Боевая подготовка оказалась на
должном уровне. Научился обращаться с разнообразным оружием, «заболел»
стрельбой и дважды поучаствовал в параде Победы на Красной площади в
городе-герое Москве.
Много думал об отношениях со своей девочкой. Еще до службы в армии
я предлагал ей расстаться. Она не хотела. Два года – немалый срок. Не
факт, что мы потом сможем быть вместе. Людям свойственно меняться, а
найти общий язык подчас не так просто, как кажется. Аня уверяла, что
дождется меня и все у нас будет отлично. Искренняя и огромная первая
любовь маленькой девочки. Через некоторое время эта тема поднималась
снова и снова, но малышка не могла решиться на такой кардинальный шаг.
Похоже, в ее сердце действительно жила и не хотела умирать по-детски
сильная и слепая привязанность. У меня из головы не выходил в каком-то
роде даже мистический случай, произошедший за пару недель до моего
отъезда. Анька встретила совершенно незнакомую женщину, которая
поведала, что человек, которому она отдает все – обманет ее. Тогда мы
вместе посмеялись над этой фразой. А ведь эта сука знала… Откуда?
Угадала, даже не удосужившись поинтересоваться, а есть ли вообще у этой
девочки личная жизнь? Нет случайных людей, событий и знаков. Все дается
для получения определенного жизненного опыта…
Я изменил Ане за пару месяцев до «дембеля». Точнее это можно было
назвать «полуизменой». К нам в бригаду зачастила молоденькая девочка-
почтальон, которая заменила собой прежнюю старую «леди». Каждую неделю
она приносила газеты про какую-то армейскую муть. Немного полноватая, но
не безобразная. Инстинкты взяли свое. Мы стали тайком встречаться в
клубе нашей воинской части, где она раскладывала принесенную
корреспонденцию. В одно из таких «свиданий» мы оказались слишком близко
друг к другу в тесном «тамбуре» для курения. Ощущение женского тела,
находившегося в нескольких сантиметрах от меня, нехуево «заводило». Я
притянул ее к себе. Принялся жадно целовать, сжимал большую грудь и
прикасался сквозь материю к заветной «дырочке». Она тоже не терялась: с
усердием теребила рукой мой член через ткань военной формы. Неожиданно
совсем рядом что-то скрипнуло и нам пришлось прерваться. Секс так и не
состоялся. В течение последующих нескольких дней у меня на душе «скребли
кошки». Меня тяготило чувство вины (пускай это выглядело глупо и
запоздало). «Почтовые приключения» плавно сошли на «нет». Мы так и не
переспали (большей частью из-за моего опасения что-то подцепить, а не от
большой любви к Аньке). Наше с ней будущее представлялось с большой
натяжкой…
Армия пронеслась галопом по моей жизни и растоптала в ней много
человеческого. Система научила ненавидеть, сопротивляться и выживать в
самых тяжелых условиях. Я стал аскетом. Начал ценить тишину, теплую
постель и горячий душ. Появилось ощущение, что меня, как и тысячу таких
же отслуживших пацанов, круто наебали. Кого-то смогли превратить в еще
один бездушный винтик огромного механизма, других сломали морально,
третьих нехило озлобили. Я ни о чем не жалел (и до сих пор не жалею), а
только размышлял о том, как мне вписаться в новую жизнь. Сильно
огрубевшему человеку (от меня за километр разило «армейкой») предстояло
многое нагнать. Остро встанут вопросы трудоустройства и обучения. О
«раскайфовках» придется забыть. На «гражданке» нет «молодых» и никто
никому ничего не будет «рожать». Больше не будет бесплатных завтраков,
обедов и ужинов; казармы, которая обеспечивала крышу над головой. И чего
я теперь хочу? Пока на этот вопрос, как и на десятки других не
находилось достойного ответа. Как сложатся мои отношения с друзьями,
девушкой, родителями и прочими «нормальными» людьми? Меня теперь тяжело
было назвать адекватным. Мое внутреннее состояние сильно изменилось,
когда пришлось вступить в мир «недочеловеков» и позволить худшим чертам
характера на определенное время оказаться в приоритете.
Восемнадцатилетний мальчишка попал в водоворот власти одних над другими.
Он познал сверх меры в плане подавления личности, но, тем не менее
стремился оставить в этом «зеленом карантине» большую часть своей
отрицательной «темной» стороны (а она есть у каждого из нас). Не желал
«ломаться», но и перспектива стать бездушным тираном его не прельщала.
Местами окончательно и бесповоротно переходил границы дозволенного. Ему
просто хотелось уважать себя после того, как все это закончится.
«Показывал зубы», превращался в агрессора, иногда влезал в шкуру
жертвы. За каждую минуту проявленной слабости (по своей вине или нет)
ненавидел себя, и от этого становился сильнее. Боль давала возможность
расти. Он мужал (морально и физически). Вырабатывал способность идти до
конца (включал «ебнутого»). Старался остаться в любой ситуации мужчиной.
Преодолел внутренние барьеры и изменился до неузнаваемости, «отточил»
характер, пересмотрел свои взгляды на многие аспекты жизни и безмерно…
разочаровался в людях. Этот мальчик – я. Выигравший одно из сражений, и
получивший право на жизнь… Основные схватки ожидали меня впереди. И, кто
сказал, что самый опасный враг – человек? Это далеко не так…