Anton Polskiy : Второсортный (3)

Жизнь цвета «хаки».


Морпехи – люди удивительной судьбы.

г-в. п-к Даржапов.


Через полгода моей горе-учебы меня отчислили. На дворе стояла зима,

и я соответственно, попадал на весенний призыв. В запасе оставалось

несколько месяцев, которые были отданы физическому развитию. Каждый день

по две тренировки в спортзале: утром и вечером. В свободное время —

встречи и прогулки с Анькой. Наступил месяц май. Я принялся осаждать

военкомат. Предстоящие два года мечталось провести интересно и

результативно, а не заниматься строительством генеральских дач и

«стрельбой из метлы». Продолжительные уговоры и бутылка коньяка,

купленная моим отцом, подействовали на военкома. Не горишь желанием

служить – плати, рвешься в армию – тоже плати. Россия, хули… Я, как и

было обещано, попал в списки команды морской пехоты. Служить мне

предстояло в Калининградской области. Близость к Европе радовала.

Хорошо запомнилась крайняя «вольная» ночь. Коктейль из бешеного

секса и разговоров до рассвета. Анька отдавалась, как дикая кошка:

яростно и страстно. Утро было сумбурным, но мы оказались в военкомате

почти раньше всех. Внутри меня появилась какая-то пустота. Поцелуи,

объятия, крепкие рукопожатия и все… Переступив порог областного сборного

пункта, я словно подвел черту под своей прошлой жизнью и начал новую,

где мог стать кем угод-но: трусом, храбрецом, тираном, предателем…

Армия… Место, где по рассказам, юноши превращаются в настоящих

мужчин. Зачастую преображение не происходит. Ты попадаешь туда знакомым

самому себе человеком, который после, выйдет оттуда странным

незнакомцем. Армейские годы – время проявления отрицательных «животных»

качеств. Там происходят поистине чудовищные метаморфозы: люди вживаются

в роль угнетателей или жертв, чтобы потом унести эти состояния в совсем

другую реальность.

Не считаю, что служить должен каждый. Войска — довольно сильная

штука. В большинстве случаев туда попадают по великому нежеланию, и

тогда весь срок пребывания становится кошмаром. Только наяву. У

человека, стремящегося стать сильным, подобное испытание разовьет до

предела нужные черты характера, а слабого и безвольного еще сильнее

согнет или вовсе уберет с дистанции.

Я шел служить осознанно потому, что сделал свой выбор, и передо

мной стояла цель – изменить себя. Вся моя слабость осталась в той,

допризывной истории. Предстоящее воспринималось, как авантюра, опасное

приключение, а мужчина не может без опасности: она должна сопровождать

его в течение всего жизненного пути. Это подстегивает к действиям.

За все время службы я достаточно близко столкнулся со многими

неприятными вещами. Национализм, бесконечный поток насилия, цинизм,

воровство, тонкость предательства, боль (большей частью моральная),

неимоверные нагрузки, труднодостижимые цели, потребительское отношение

ко всем и всему, похуизм, уничтожение человеческой личности. Всего не

объять. Прошел через огромное количество ситуаций, которые дали мне шанс

испытать себя на прочность. Ведь терять было нечего. Один на один с

системой. С системой превращения в покорного раба. Стычки с

мусульманами, «шакалами», «дембелями», ебнутыми на всю голову

контрактниками и прочими персонажами закаляли мой дух. Поначалу, до

конца не осознавал и не принимал привычные этой среде деспотизм и

черствость. Неужели придется стать таким же? Спрятать все человеческие

качества, как можно глубже, чтобы никто их не увидел, и не принял за

слабость. По-другому нельзя?

Хотя в целом, в службе не было ничего сложного или страшного. Не

стоило тупить (меня всегда раздражало это слово). Приходилось быстро

реагировать на часто меняющиеся условия, и обучаться чему-то новому за

минимальное количество времени. От этого иногда зависело здоровье.

Больше смотреть, слушать, вникать, где-то хитрить, и довольно часто

обманывать. Быть «гибче» в некоторых моментах (но это не значило, что

следовало «прогибаться»). Армия учила элементарным вещам: следить за

личной гигиеной, чистить обувь, стирать и гладить свою форму, заниматься

спортом (как и подобает настоящему мужчине). Большинство, как не умело

это делать, так и не умеет до сих пор.

Я старался провести два года в усиленной работе над собой, пытаясь

измениться в нужном мне направлении. Переживал различные «острые»

психологические и эмоциональные «встряски», чтобы понять: кто я на самом

деле и чего стою. Армия – преходящее явление, на котором нельзя

зацикливаться. Пережить, пропустить через себя и потихоньку забывать.

Она закаляет, делает сильнее, ломает и даже иногда убивает, но всегда

дает повод и время остановиться, задуматься о другой стороне жизни

(которую многие никогда и не увидят), ее проявлениях, своем месте в ней.

Мной было сделано много выводов и разбито достаточно иллюзий. Все

поменялось. Посещали совершенно иные (уже) мысли о работе, учебе,

родителях, моих отношениях. Глубоко убежден, что от службы в армии может

извлечь пользу только тот, кто этого безумно желает и прикладывает

максимум усилий. Оттуда можно вернуться не только сильным, спортивным, и

кое-что действительно понимающим в жизни, но и больным, с вредными

привычками, угнетенной психикой. Внутренняя борьба – самая тяжелая.

Изменять себя неимоверно сложно, но нет ничего невозможного. Надо

решиться сделать первый шаг (он самый трудный), а потом все пойдет, как

по маслу. Во всем важно начало.

90 процентов проблем внутри воинских подразделений решалось с

помощью грубой физической силы. Я поражался высокому уровню жестокости.

Меня совсем не радовала перспектива стать таким же зверем, как мои

сослуживцы. Полная чушь, что бьют и издеваются только те, кто

самостоятельно прошел через подобные унижения. А как же кавказцы? Что-то

они не особо получали пизды. В большинстве случаев, инициаторами побоев

и «глумежа» оказывались именно «южные» мужчины.

Российская армия похожа на тюрьму. То же обособленное пространство,

сугубо мужской коллектив, нескончаемая муштра со стороны офицеров.

Отличие заключается в количестве беспредела, который в армии никто никак

не может остановить. Система работает четко и, как у всякого механизма у

нее есть собственный алгоритм действий.

Где еще можно приобрести бесплатный опыт руководства людьми, пускай

и с применением физического (а заодно и психического) насилия? Даже

полному ничтожеству может вы-пасть шанс почувствовать себя значимым и

весомым. Здесь легко сломать чью-то судьбу, навсегда оставить шрамы в

душе человека.

Я наблюдал действительно отвратительные сцены принуждения и

издевательств. Часто сам являлся активным участником подобных

«мероприятий». Испытал на своей шкуру многие отрицательные последствия

армейской жизни. Впитывал негатив помимо своей воли. Чертова «зона», где

нельзя вести себя иначе. Армия в изобилии предлагала (императивно!)

тяжелые работы, наряды и другие малоприятные вещи. И всегда было два

пути: или делать лично, или «вешать» на других. Напрягаешь, а не можешь

– сам напрягаешься. Не «сломаешь», не унизишь, не изобьешь, не заставишь

– то же самое могут сделать с тобой. Поэтому, мне приходилось совершать

поступки, о которых сейчас стыдно вспоминать. Я бил людей ради

удовольствия, заставлял делать за себя «грязную» работу, наказывал за

малейшие «провинности»… Вел себя, как последний скот, оправдывая свои

действия емким словом выживание. На неуставных взаимоотношениях

держалась все и даже больше. Систему невозможно было победить…

Наш призыв почему-то был на редкость «кровожадным», несмотря на то,

что мы не испытали и трети того, с чем предстояло столкнуться «нашим

молодым». Ебанный парадокс… И это замечали многие. Я пытался свести к

минимуму проявления необоснованной агрессии со своей стороны. Правда

получалось не со всеми и не всегда. Меня не привлекали казарменные

«людоедские» игры типа «стодневы». Особо никого не заебывал. До

откровенных «опусканий» (в моем понимании) типа стирки, подшивания формы

и заправки кровати доходило крайне редко. Сам этого не делал и «младшим»

не позволял. Но все, что касалось внутреннего порядка (уборки),

физических упражнений (зарядки), работ, нарядов – считалось

«естественным» и обсуждению не подлежало. Конечно, случались перекосы:

вымогал деньги, командиры неоднократно пугали меня возбуждением

уголовного дела по факту «неуставняка», но мои «похождения» показывали

лишь верхушку айсберга. Все более грандиозные «фестивали» офицеров и

других старослужащих почему-то проходили мимо кассы. Где она,

справедливость?

Чем дольше служил, тем больше начинал верить в то, что человек не

понимает слов. Если нормально разговаривал, объяснял, просил – считали

слабым, но стоило применить силу – все возвращалось на круги своя.

Неужели человек – тупая скотина, реагирующая лишь на побои и унижения? И

то не всегда. Право сильного – это все? Разве так должно быть?

Армия в моем понимании представляла собой резервуар, куда

выплескивалась нехуевая часть отрицательной энергии, чтобы по

возвращении домой внешне выглядеть спокойным человеком, но внутри всегда

оставаться «тихо тлеющим», способным в любую минуту «взорваться».

Неимоверно расшатывалась психика. Я ощущал себя одним большим оголенным

нервом. Чуть тронешь – последует немедленная реакция.

У меня тоже бывали тяжелые минуты. Система давила, вынуждая

огрызаться и совершать сумасшедшие поступки. Иногда я заебывался от

всего: от армейской рутины и долбоебизма, припизднутых «однополчан» и

схожих с ними командиров, огромного количества работ и нарядов (пускай

больше половины я на кого-то «сгружал»). Казалось, что вот она – точка

кипения. Но голову тут же посещали мысли: а каково тем, кого «дрочили»

«дембеля» и «добивал» свой призыв? Они существовали между двух огней.

Вместе мы подталкивали их к роковому шагу. Каждый из нас прямо или

косвенно был виновен во многих не сложившихся судьбах. Конечно, человек

первоисточник своих неприятностей, но все же… Как сойдутся их линии? В

какой узор? Сломанные изнутри, с печатью унижения снаружи, вернутся к

своим семьям, чтобы окончательно потеряться в жизни. Бесчисленные,

безликие и немые жертвы «дедовщины». Смогут ли жить, свободно дышать,

любить, смеяться, плакать, переживать, дарить другому человеку надежду и

веру в завтрашний день люди, «погибшие» душой?

Не скрою: иногда подступало отчаяние, когда хотелось, если и не

покончить с собой, то убежать, как можно дальше из этого ада или взять в

руки «дужку» от армейской кровати, и ночью перепиздить добрую половину

казармы. Я понимал, что подобный путь подведет меня к пропасти. Как бы

ни крутило и ни ломало – необходимо держаться. Впереди вся жизнь, а

армия занимает всего две страницы, которые в скором времени мне суждено

будет перелистнуть.

Как и хотел: дачи не строил. Несказанно повезло с учебкой.

Занимались действительно стоящими вещами. Боевая подготовка оказалась на

должном уровне. Научился обращаться с разнообразным оружием, «заболел»

стрельбой и дважды поучаствовал в параде Победы на Красной площади в

городе-герое Москве.

Много думал об отношениях со своей девочкой. Еще до службы в армии

я предлагал ей расстаться. Она не хотела. Два года – немалый срок. Не

факт, что мы потом сможем быть вместе. Людям свойственно меняться, а

найти общий язык подчас не так просто, как кажется. Аня уверяла, что

дождется меня и все у нас будет отлично. Искренняя и огромная первая

любовь маленькой девочки. Через некоторое время эта тема поднималась

снова и снова, но малышка не могла решиться на такой кардинальный шаг.

Похоже, в ее сердце действительно жила и не хотела умирать по-детски

сильная и слепая привязанность. У меня из головы не выходил в каком-то

роде даже мистический случай, произошедший за пару недель до моего

отъезда. Анька встретила совершенно незнакомую женщину, которая

поведала, что человек, которому она отдает все – обманет ее. Тогда мы

вместе посмеялись над этой фразой. А ведь эта сука знала… Откуда?

Угадала, даже не удосужившись поинтересоваться, а есть ли вообще у этой

девочки личная жизнь? Нет случайных людей, событий и знаков. Все дается

для получения определенного жизненного опыта…

Я изменил Ане за пару месяцев до «дембеля». Точнее это можно было

назвать «полуизменой». К нам в бригаду зачастила молоденькая девочка-

почтальон, которая заменила собой прежнюю старую «леди». Каждую неделю

она приносила газеты про какую-то армейскую муть. Немного полноватая, но

не безобразная. Инстинкты взяли свое. Мы стали тайком встречаться в

клубе нашей воинской части, где она раскладывала принесенную

корреспонденцию. В одно из таких «свиданий» мы оказались слишком близко

друг к другу в тесном «тамбуре» для курения. Ощущение женского тела,

находившегося в нескольких сантиметрах от меня, нехуево «заводило». Я

притянул ее к себе. Принялся жадно целовать, сжимал большую грудь и

прикасался сквозь материю к заветной «дырочке». Она тоже не терялась: с

усердием теребила рукой мой член через ткань военной формы. Неожиданно

совсем рядом что-то скрипнуло и нам пришлось прерваться. Секс так и не

состоялся. В течение последующих нескольких дней у меня на душе «скребли

кошки». Меня тяготило чувство вины (пускай это выглядело глупо и

запоздало). «Почтовые приключения» плавно сошли на «нет». Мы так и не

переспали (большей частью из-за моего опасения что-то подцепить, а не от

большой любви к Аньке). Наше с ней будущее представлялось с большой

натяжкой…

Армия пронеслась галопом по моей жизни и растоптала в ней много

человеческого. Система научила ненавидеть, сопротивляться и выживать в

самых тяжелых условиях. Я стал аскетом. Начал ценить тишину, теплую

постель и горячий душ. Появилось ощущение, что меня, как и тысячу таких

же отслуживших пацанов, круто наебали. Кого-то смогли превратить в еще

один бездушный винтик огромного механизма, других сломали морально,

третьих нехило озлобили. Я ни о чем не жалел (и до сих пор не жалею), а

только размышлял о том, как мне вписаться в новую жизнь. Сильно

огрубевшему человеку (от меня за километр разило «армейкой») предстояло

многое нагнать. Остро встанут вопросы трудоустройства и обучения. О

«раскайфовках» придется забыть. На «гражданке» нет «молодых» и никто

никому ничего не будет «рожать». Больше не будет бесплатных завтраков,

обедов и ужинов; казармы, которая обеспечивала крышу над головой. И чего

я теперь хочу? Пока на этот вопрос, как и на десятки других не

находилось достойного ответа. Как сложатся мои отношения с друзьями,

девушкой, родителями и прочими «нормальными» людьми? Меня теперь тяжело

было назвать адекватным. Мое внутреннее состояние сильно изменилось,

когда пришлось вступить в мир «недочеловеков» и позволить худшим чертам

характера на определенное время оказаться в приоритете.

Восемнадцатилетний мальчишка попал в водоворот власти одних над другими.

Он познал сверх меры в плане подавления личности, но, тем не менее

стремился оставить в этом «зеленом карантине» большую часть своей

отрицательной «темной» стороны (а она есть у каждого из нас). Не желал

«ломаться», но и перспектива стать бездушным тираном его не прельщала.

Местами окончательно и бесповоротно переходил границы дозволенного. Ему

просто хотелось уважать себя после того, как все это закончится.

«Показывал зубы», превращался в агрессора, иногда влезал в шкуру

жертвы. За каждую минуту проявленной слабости (по своей вине или нет)

ненавидел себя, и от этого становился сильнее. Боль давала возможность

расти. Он мужал (морально и физически). Вырабатывал способность идти до

конца (включал «ебнутого»). Старался остаться в любой ситуации мужчиной.

Преодолел внутренние барьеры и изменился до неузнаваемости, «отточил»

характер, пересмотрел свои взгляды на многие аспекты жизни и безмерно…

разочаровался в людях. Этот мальчик – я. Выигравший одно из сражений, и

получивший право на жизнь… Основные схватки ожидали меня впереди. И, кто

сказал, что самый опасный враг – человек? Это далеко не так…