Владимир Павлов : Темные небеса. Четвертая глава

litprom.ru/thread49085.html(глава третья)

Надо бежать, срочно, немедленно. Дорога каждая секунда. Иначе можно навсегда пропасть в этих несветлых мирах.
Я спешу прочь от больницы, как от чудовища, дурманящего меня своим гнилостным дыханием.
Лица людей теряют свои очертания. В каждом просвечивает чернота. Во всяком сидит бес.
Нельзя было выдавать себя этим бесам, поэтому я старался как можно меньше взаимодействовать с людьми. Моя миссия должна остаться в тайне. Я сам должен идти инкогнито, как странник.
Чувствую огромную силу, и невообразимое спокойствие овладевает мной.
Мне кажется, что я только что вынырнул из другой эпохи, из времен Ивана Грозного.
Фильм «Иван Васильевич меняет профессию» – это ведь пророчество! Это Иван Грозный – его дух – вошел в наше время через мое тело и видит мир глазами жителя Руси XVI века…
Здания, люди, машины — все воспринимается как нечто необычное, диковинное для моих времен.
При этом я прекрасно понимаю, кто я и где я.
Ясный ум не покидал меня, поэтому я продолжал идти по намеченному маршруту.
Как мелочна вся эта суета! Все людские волнения и обиды. Целый океан нового мира приоткрывается мне!
Пройдя по изменившимся улицам, — сам воздух был другим, более тяжелым, — я решил ни в чем больше не уступать злу.
Рекламные плакаты кажутся психоизлучателями, через которые силы тьмы воздействуют на массовое сознание.
Забор, разрисованный граффити, это проводник в иное измерение. Чудовищные морды с пронзительными живыми глазами; страшные черви, образующие собой зигзаги букв; насекомые-тролли; безобидные с виду, но хищные внутри человечки. Все это вонзает невидимую жгучую занозу между бровей.

Люди будто вовсе не отвечали за свои действия, являясь марионетками в руках разных сил. То силы света, то силы тьмы попеременно владели их психическими центрами, иногда собственный дух через невидимую нить действовал через них, но большей частью всякие паразиты.

Пронзительная свежесть наполняет улицы проснувшегося города. Связанным с чем-то иным, невидимым, как разумный организм, является весь квартал.
Нити иных эпох, щупальца иной власти обвивают меня и искушают сладостными намеками на запретные наслаждения, которые ни в чем не выражались в обычной жизни, но принятие их душою ощущалось как вполне реальное действие.

Боже, как изменилась скорость моих мыслей! В уме проносились одновременно глобальные идеи, откровения сыпались градом. И одно из них — что демонические существа из смежных миров хотят осуществить грандиозную атаку на разум человечества. Эта атака будет проведена частично путем влияния на червоточины — на паразитов-«бесов», вшитых с рождения в энергетические центры человека, частично через грядущую интернет-революцию, когда интернет и компьютер будут в каждом доме. Произойдет подмена.
Известно, что любовь есть высшее начало, на котором зиждятся все миры. Но, воспитывая в себе любовь, можно испытать опасную подмену, и об этой подмене следует знать: самолюбие и самолюбование. Критерий самооценки очень прост: что остается в окружающих после общения с тобой: ощущение прилива сил или духовная и энергетическая пустота. И если последнее, то вывод один: подмена.

Тьма! Мерзкий источник страданий! Уйди из сердец человеческих!

Я не мог оставаться равнодушным к происходящим страшным событиям. Тем более что я не переставал видеть эти паразитические программы, вшитые в каждого, бесов. Их было множество видов, каждому духовному органу соответствовал свой бес. Они управляли людьми как марионетками, а ими управляли настоящие Силы Тьмы, путь которым в наш слой был за редкими исключениями закрыт.
Я и в себе видел этих тварей. Их хищные морды напоминали разумных рептилий и гигантских хищных насекомых. И я продолжал с ними бороться.

Зайдя в первый попавшийся подъезд, я встаю на колени и горячо молюсь.
Это молитва за весь мир, который подвергался страшной опасности.
Во время молитвы я упомянул про античеловеческий план умных демонов, пытавшихся наводнить мир дешевыми техническими изобретениями. Было ощущение, что в это время демоны заметили меня, «увидели», и решили уничтожить. Я стал их заклятым врагом, и с этого момента чувство невидимой опасности не покидало меня.

Улицы наполнены каким-то таинственным движением, будто мир погибает в эту минуту и рождается снова.
Ощущение погони. Словно те паразитические существа, которые во всех и всюду, пытаются помешать мне. Они всячески не хотят, чтобы я изменился, стал тем, кем должен стать.
Я должен оповестить мир о великом крушении. Но сначала нужно узнать это до подробностей, УСЛЫШАТЬ, и, чтобы услышать, бежать в глухие леса, в непроходимость проселочных дорог, в страшную безлюдность Российской глуши.
Мне уже невтерпеж идти, я бегу.
Лица встречных искажает гримаса сидящих в них бесов.
Сами по себе эти люди не злые, но темные силы, действующие через них, всячески стараются остановит меня.

Обхожу замечательный квартал, где скоро будет построена Твердыня Новой Эпохи. Хочу сказать вон тем людям, веселым студентам, что я благословляю их студенчество! Да здравствует молодость и это время конца Железной Эпохи, когда человечество на миг вспомнит себя молодым!
Поразительно, но чем дальше я иду, тем меньше узнаю окружающий ландшафт, будто эти пять минут прогулки вокруг прилежащих зданий вылились в годы, и уже не найти тех людей и тех возможностей… Время опять останавливается, воздух становится тягучим, просто пытка продираться сквозь материальность. Приходится слушаться внутреннего голоса, чтобы попадать именно в те времена, которые мне нужны, и те параллельные миры-близнецы, развитие событий в которых приведет меня к моей Звезде. Со стороны это должно казаться странным: прыжки и непонятные траектории хипповатого юноши, но я-то знаю, что не все те, кого я сейчас вижу как людей, являются людьми. Только резонанс с пространством-временем помогает избежать смерти. Упираюсь в свинцово-серое здание с ужасающей энергетикой.
«А теперь иди и исполни, — слышу внутренним слухом голос Учителя. – Ты должен поразить Тьму в самое сердце. – Но как сделать это, Учитель? – Это ты должен понять сам»
Дорожка ведет к высоким серым домам, где пахнет иным миром. Нелюди под видом порядочных граждан выходят на улицу, ища поживы. Хорошо, что я умею «становиться невидимым», это спасает от проницательных взглядов нежити. Внутренний голос говорит мне, что меня хотят взять в «органы». Государственные структуры, насквозь «паранормальные», хотят привлечь меня для госслужбы, куда допуск есть только посвященным. Надо пройти последний экзамен, распутать какие-то невидимые энергетические сети, появившись в нужных местах и выполнив нужные действия. Мне кажется, в качестве награды меня должна ждать госквартира, привилегии и та симпатичная врачиха в очках в жены, которая мелькнула по коридору, когда я пробирался через это страшное здание. Она будто бы тоже работает у них, так говорит мне мысленный голос. Она должна помочь мне влиться и стать моей женой.
Поверив во все это, я опрометью рвусь в то место, к которому тянет меня интуитивно: именно там я должен быть. Темп шага должен быть быстрый, я должен идти именно по той траектории, которая высвечивается перед моим мысленным взором, как бы причудлива людям она ни казалась. Вот кривая сделала оборот вокруг столба. Не задумываясь, повторяю ее траекторию. Потом она пересекла проезжую часть два раза. Приходится, рискуя попасть под машину, бегать туда-сюда. Наконец, она приводит меня в магазин, с виду – обычный, кондитерский. Но внутренний голос говорит мне, что это замаскированный Центр для сотрудников. То, чего не получит обычный человек, выдадут сотруднику, притом, абсолютно бесплатно, надо лишь показать карточку. А с виду это будут обычные продукты. Захожу в полуподвальное помещение; пахнет гигантскими оптовыми складами и ушедшей в подполье эпохой, которая на самом деле жива и еще как мощна.
– Дайте, пожалуйста, йогурт, — говорю я продавщице, показывая карточку. – Я в Системе.
– Ой, у нас такого нет. Давайте, я позвоню директору.
– Не надо. Вот деньги.
Понимаю, что все равно за это надо платить, хотя и символические деньги, судя по тому, сколько она дала мне сдачи. Но все равно, этот йогурт – целебный йогурт, его даже не всем можно пить. С наслаждением его выпиваю, задержавшись у входа, и спешу дальше, на Запад.
Парк. Проезжающие вдоль набережной машины сигналят мне как победителю, я знаю это. Прохожу мимо какого-то киоска и останавливаюсь.
Главное сейчас удержаться в добре: так можно будет искупить того демона, которого я на себя взял. Его мощный дух хочет вытеснить мой, да и не отдать ли ему мое тело, ведь что значит моя личность, мой дух в сравнении с его духом, насколько больше он может сделать для мира! Да, я – это он, он – это я!
Блатная компания, стоявшая возле остановки, разбегается, почувствовав мою силу.
Темная сила, сила власти над материей, настолько велика во мне, что продавщица киоска отдает мне бутылку сока и продукты без всяких денег.
Слева от дороги возвышаются деревья дикого парка. Я сворачиваю в заросли кустарника и иду в сторону полузаброшенного парка. Зимой здесь катаются лыжники, занимаются целые спортивные клубы.
В кирпично-красный огонь превращаются стены многоэтажных домов, оживают кроваво-красные коттеджи, планами каких-то невиданных строек волнуют пустые равнины.
На мосту я почувствовал крылья за спиной. Это стихийные духи ветров, мои друзья, помогали мне идти и весело смеялись. Я крикнул, как заклинание, их имена:
– Итэльф! Грунгильф! Сафатэ!
В ответ поднимается шквал.
Наконец я вне города!
Любовь, кровавая и обжигающая, ведет меня к той, которая отражает в себе Великую Вдохновительницу, покровительницу Руси.
«В мужчинах много женского, а в женщинах мужского, – сыпались мне откровения в виде бешеного потока мыслей. – Мужики все голубые. Поэтому небо над Россией голубое. Я должен восстановить равновесие Начал. Тогда небо над Россией станет синее»

Наступила ночь.
Мне кажется, что если я буду идти, не останавливаясь, то мне удастся превзойти какие-то законы нашей вселенной.
На минуту почудилось, что расстояния сокращаются. Будто бы на вехе, которую я сейчас проходил, высветилась цифра, означавшая, что я прошел за минуту сотни километров.
Не чувствую ног над землей.
Луна – таинственный и зловещий символ уходящей эпохи.
Луна притягивает меня и искушает. Неведомые душе темные соблазны…
В моей власти менять энергии, которыми наделено мое эфирное тело. Но я сдерживаюсь. Ибо это – от тьмы.
Смотрю на яркую звезду, которая плачет.
Хочется полежать, отдохнуть в тепле. Но, когда я смотрю на нее, мне становится легче.

В конце концов, силы начали покидать меня. Холодно, а я плохо оделся. Хочется есть, страшно хочется есть. Я умираю от жажды.
Я понял, что в своем мистическом экстазе я вовсе не подготовился к путешествию. Как-то все это слишком спонтанно произошло! У меня даже денег нет.
Смотрю на звезду и обретаю мужество. Позор! Не хлебом единым жив человек!

Такое ощущение, что стихии ветра поддерживают меня каким-то таинственным способом. Я стал глубоко вдыхать рвущиеся, мчащиеся мне навстречу потоки воздуха. Каким-то образом мой организм пьет влагу из воздуха!
Через пять минут я не чувствовал усталости: идти, идти и идти, только вперед! Только так можно дойти до того, другого, обновленного мира, который одновременно и бесконечно далеко, и рядом с нами. Это будет внешне тот же самый город, та же самая страна, но внутренне все изменится. И этот духовный путь — самый длинный — должен преодолеть я.
Узкая глинистая дорога, проходящая возле железнодорожных путей, соблазняет удобством и отсутствием поездов.
Думая, что она идет рядом с рельсами, лишь иногда слегка петляя невдалеке, я перешел на нее.

Верхушки вонзающихся в небо сосен выглядят сказочно.
Я загадал желание, когда упала звезда.
Дорога сильно отклонялась, и меня начали грызть сомнения.
На обочине стоит машина, возле которой два мужика разговаривают.
– Я тебя вкачаю, Петя.
– Это как понять? Ты меня будешь на турник заставлять залезать? Бесполезно…
– Надо, надо. Дисциплина.
– Я, между прочим, в университете легкой атлетикой увлекся. Бег, прыжки в длину. Никакого разряда, для себя. Профессор говорил на первом курсе – ну, мне и таким как я уродам, которым по семнадцать лет – если будешь ходить – а здесь пять этажей, ходить придется много, – бери пяточку подальше. А там ходить приходилось! – раз двадцать за день подыматься и спускаться. Действительно, подкачался.
Поравнявшись с ними, я спрашиваю:
– А до Москвы в какую сторону? Я правильно иду?
– А тебе куда?
– До Москвы.
– Ну, да. Правильно. А почему не на транспорте?
– А я странник. Иду в храм.
– А-а-а…. – они удивленно усмехнулись. – Ну, иди.

Жуткая тоска по человеческому общению вновь захлестнула душу, когда я отдалился от них. Впереди светятся окошки деревянных домиков. Вот бы кто пустил переночевать!
В один из домиков, ветхую избушку, я решился постучаться.
На порог выходит молодая женщина и удивленно смотрит на меня.
– Здравствуйте! Я странник, можно мне у вас переночевать?
– Да я бы с удовольствием, только муж придет и устроит мне… Если б его не было, тогда я бы пустила…
– А у вас есть попить и поесть?
– Поесть – не знаю, сейчас посмотрю.
Она принесла мне жареной рыбы в газете и ковшик воды, на который я жадно накидываюсь.
– Да-а… Трубы горят! А ты куда идешь, странник?
– В Москву, в храм.
– Ну, иди. – Она искренне улыбнулась. – Удачи тебе!..
Рыба была чертовски соленая, а воды с собой она мне не дала.
Подкрепившись и воспрянув силами, я думаю теперь о том, как бы попить.

Все изменилось вокруг меня. Ночная природа, извилистая дорога, по обеим сторонам которой был непроницаемый лес, – все это словно было из ртути. Свинцовый воздух делает трудным каждое движение.
Мимо меня пронеслась машина. Я едва успеваю отскочить. Но идти по безопасной придорожной полосе было еще более опасно.
Я уворачиваюсь от охотников-машин, соскакивая на обочину.
Но нельзя надолго уходить с белой полосы, тянущейся по краю дороги. Здесь, в этом мире зла, похожем на наш, только эта черта, нарисованная фофоресцирующей краской, защищает меня от стражников этого мира.
То и дело эти стражники-полицейские, темные сгустки-столбики энергии, перемещаясь мгновенно, пересекают трассу, мчатся мимо меня, не заходя лишь на белую полосу. В эти моменты я испытываю непереносимый ужас.
Шаг влево, шаг вправо – и можно получить смертельный удар.
Чтобы выжить в этой тьме, я взял в руку камень, валявшийся на обочине.
– Ты – кусочек тепла, в тебе искра света не погасла. Я люблю тебя, и мне просто хорошо от этого. И я могу пройти еще тысячи километров, взяв тебя с собой в светлый путь.
Но, как только мне полегчало, я ощутил нечто, просвечивающее сквозь нашу реальность.
Это нечто может сойти за дерево возле дороги, но бешеная, зашкаливающая отрицательная энергетика может просто убить, если подойти близко.
Демонический мир просвечивает в каждой былинке. Мимо проскочил столбик-полицейский. Потусторонний ужас замораживает кровь.
Недалеко от обочины стоит шевелящееся дерево. Его черный силуэт в темноте ночи пульсирует энергией. Ветви-щупальца извиваются, инфразвуковой голос существа заставляет все волосы подниматься дыбом. Это – Хозяин Мира Скорби.
Есть такая степень отчаяния, которая порождает несгибаемое мужество. Именно этот огонь заставил меня подойти ближе.
Хозяин обратил на меня свое внимание. Ровно две секунды длилось это внимание, но для меня прошли две вечности. Ангел-хранитель словно был в эту минуту передо мной, потому что страшный удар волевой волны прошел мимо. Больше Хозяин не замечал меня.
Это существо – вампир, который засасывает все, что попадало в радиус его притяжения. Мысленный голос, который то и дело советовал мне, помогая выжить, говорит, что надо уходить.
Еще долго, ковыляя по трассе, я чувствую ледяную энергию страшной силы, от которой все тело покрывалось мурашками.
Издалека замечаю остановившуюся машину с зажженными фарами. Когда расстояние сокращается, слышу голоса двух мужчин.
– Ну, он подошел…
– А Андрей говорит: я ему душу раскрыл. Ну, посидел маленько там. Ну он такой щупленький, знаешь, рука вот такой толщины. Тот ему говорит: пойдем прогуляемся. Ну, мужик, новый знакомый. Привел в темное место. Снял часы, сейко, дорогие.
– Снял?
– Снял. Андрей говорит, страшно стало. Настала ночь. Достал нож, ну, ножик достал, говорит, снимай часы, еще там чего-то. Говорит, вот так вот. На улице знакомься. Надо было спортом заниматься, Андрюха.
– Это которому по голове дали?
– Нет, это совсем не то. Щупленький такой мальчишка, знаешь вот такой тщедушный. Ну что, такие ручки! Ненавижу. Шикарный портной. Так, ему надо воротник дать. Обобрал какой-то там… Увидел, что тщедушный. Я еще говорю, Андрей, в мусарню заявление напиши. Ну, мало ли, ну пусть поймают его, ну, когда-нибудь. Ну, сука. Ты ему душу открыл. А он тебя обобрал. Говорит, ну что я пойду…
Мне показалось, что это были нелюди.
Бесшумно проходя мимо, я стараюсь не оглядываться.

Жуткий страх парализовал жизненные соки. Это было физическое ощущение, когда все органы начинают неведомым образом портиться и нарушать свою работу.
Я чувствовал, что где-то рядом Тень. Она вышла на свою охоту. Сам Сатана мог принять такой облик.
Темная дорога, по которой уже не проезжали машины (была глубокая ночь), сливалась с черной глыбой леса.
Сам Христос был со мной, Он был рядом, я сливался с Ним, находился под Его защитой.
Ярчайшее солнце зажглось в моем сердце, сразу сделав все мои проблемы несущественными (несуществующими), а страдания и радости других, всего мира – близкими и как бы своими. К каждому существу я испытывал чувство отца.
Тень мелькала за деревьями, то двигаясь с бешеной скоростью, то замирая, то исчезая. В ночном лесу, с неосвещаемой дороги, я хорошо видел немыслимо черный сгусток, пульсирующий страшной энергией. На каждом дереве, к которому она прикасалась, оставались ожоги, черные обугленные места.
Из моих глаз исходили разящие лучи, они, как два бесконечно длинных меча, вонзались в темноту.
Она попыталась приблизиться. Но солнце в сердце, которое зажег сам Христос, отбросило черные волны.
Я услышал шипение и подобие инфразвукового рыка, от которого повяли травы кругом.
Войдя в темные кусты по обочине, я подошел к обожженному дереву. Березка слезилась от раны. Она была сестрой, она была невестой, она была одной из тех женственных хранительниц русской души, которые печалуются о каждом и молятся за каждого.
От моего прикосновения чернота отступила. Белый ствол стал нетронуто-чистым, и я ощутил жгучую благодарность в прикосновении нежных ветвей.
Этого Тень не могла мне простить. Я понял, что обрел мощного врага, который попытается меня уничтожить – сейчас или в будущем.
Она хватала меня за горло жаждой, валила на землю усталостью, травила душу жалостью к себе и страхом смерти. Но Сам Христос вложил в меняя пламень победы. Я шел, вращая невидимые гигантские зубчатые колеса. Я шел к рассвету. Весь мир шел со мной к рассвету. К новой Эпохе.
Наконец, временная ловушка отпустила. За стволами деревьев забрезжил рассвет. Новый день, новый мир принес мне несказанную радость. Я кровью своего сердца протоптал ему путь. А теперь все живое по-детски радовалось свету и теплу, не думая, из какого ада пришлось нам спастись.
Я стал петь знакомые бардовские песни и просто мелодии. У меня появился мощный голос. Во время этого странствия я должен был, помимо всего, развить в себе выдающиеся голосовые данные. Песня лилась из меня. Я мысленно концентрировался на голосе барда Александра Звенигородского. Иногда получалось петь без запинки его голосом.
Многочисленные стихийные духи, духи природы, существа, обитающие между двумя мирами, нашим и иным, с любопытством изучали меня. Многие светлые принимали меня, а темные враждебно косились.
Словно Великий Народоводитель, посылавший свой Луч то в Невского, то в Грозного, то в Пожарского, то в Петра I, живущий в непредставимых мирах Потусторонней Руси, отождествился со мной и каждым моим шагом проходил свой трансцендентный путь, неисповедимо связанный с этим местом. Я отдал ему тело – и, одновременно, я слился с ним душой.

Мне надо пройти пешком через всю Русь, начав с юродивого и трансформировавшись потом в святого.
Мимо по обоим путям проезжают два поезда. Надо набраться мужества и встать посередине. Даже если поезд меня заденет, он пройдет сквозь тело, которое в момент наибольшей веры приобщится иному миру.
Я встал посередине между двумя путями на колени. Поезда приближались с дикой скоростью. Я услышал оглушающий рев сигнала и молитвенно склонил голову.
Каким-то чудом меня не зацепило.
Надо удариться головой о насыпь, чтобы действительно немного сойти с ума и стать юродивым. Мой обывательский ум мешает вере, я не могу творить чудеса из-за него!
Немного разбежавшись, я с силой ударился головой о гранитную насыпь. Надо было еще, еще биться, чтобы разбудить спящую чакру на макушке головы. Ударившись еще раз, но не сильно, я пошел дальше. Небо, упоительно-синее, утоляло жажду и обжигало нездешней красотой.
Спустившись с железнодорожной насыпи, чтобы напиться водицы из омутов-озер, я завяз. Один ботинок сразу ушел в болото. Другой я лихо выкинул.
– Пройду я босиком всю Русь! Исхожу каждый камушек, кровью мозолей омою каждую песчинку земли русской!
Я, с непривычки комично, прыгаю босыми ступнями по камням и шпалам. Мою изнеженную кожу жжет каждое прикосновение каменистой почвы.
– Надо не наступать на шпалы! Только между, по камням. Я искуплю карму Руси! Я должен пройти этот путь!
Мой крик раздается на всю вселенную, каждый путевой столбик – могилка, в которой была замурована живая душа, отвечает мне молитвенной вибрацией.
Проходя мимо столбиков, я вставал на колени и горячо молился за души, заключенные там колдовством.
Узкий мост кружит голову, пропасть, над которой проезжали поезда, не дает надежды спрыгнуть, когда будет проходить поезд.
Сам же мост не предусматривал пешеходов.
Ноги сами понесли меня, когда я услышал приближение состава. Он летел мне навстречу. Я буквально за секунду успел до того, как он промчался со страшным предупреждающим гудком.
Я лег на возвышенность, ласкаемую солнцем, недалеко от железной дороги. Мне показалось, что через мое тело действует в этот момент нечто очень женственное и мощное. Это была Она, Великая Душа, ведущая народ.
Я скинул одежду, и мое тело стало таинственным образом преображаться.
Сто эпох пересекаются в облаках над краснеющим горизонтом. Облака-эпохи развеваются, подобно ярким кускам ткани. И каждый можно потрогать, и за каждый – ухватиться и перейти в иное время.
Мне видится Москва. Грозовые тучи. Свинцовые мачты электропередач, похожие на башни-психоизлучатели. Смута. Приход антихриста предрешен. За эту кандидатуру борются несколько страшных сущностей, которых мы знаем, как современных пророков, мессий, политических деятелей. Но никто из них. Некто неизвестный приготовлен великим демоном.
Я должен ворваться, как молния, в беспросветно-смрадную жизнь этого города, сердца России. Там меня ждут верные. Они, как посвященные, предупреждены о появлении народоводителя. Они ждут, уже ждут; посылают все свои психические силы мне на помощь. И вот. Они соберутся. Я появлюсь в мистическом месте, на Площади трех вокзалов. Меня встретит длинный, в белом одеянии. Он будет просто в белых джинсах и белой куртке. Но взгляд его будет светлый, и я узнаю его сразу. Он отведет меня в катакомбы. Там Братья Спасения приготовят меня ко всему. Мне дадут карту подземного города, откуда можно, если что, ударить. Борьба будет страшная, и в этой борьбе будет победитель. По-сути. Она уже началась. Темные силы всячески меня преследуют и не дают мне дойти. Они знают, какого страшного врага готовят им силы провидения. И я знаю об этом. Молчу. Иду. Стираю ноги в кровь.
Я представляю, как, изможденный великой битвой, прошедши путь, иду по площади в Москве вместе с кучей народа, и вдруг – вижу, что небо над Россией – синее-синее, того космического цвета, который предназначен ей изначально; останавливаясь и показывая пальцем в небо, я останавливаюсь и тихо говорю:
– А небо-то над Россией – синее!
Сначала кто-то один, а потом все больше и больше – люди останавливаются, глядя в небо и показывая пальцем: небо-то синее!
Это знаменует наступление новой эпохи, и обновленное человечество начинает вступать на путь просветления и любви.

Дальше я уже не мог идти. Силы покинули меня. Внутренний голос подсказал мне, что надо встать под елью и отдохнуть. Я понимал, что нельзя ложиться. Можно было просто заболеть или даже умереть. Поэтому, сойдя с трассы и пройдя немного в лес, я прислонился спиной к широкой могучей ели и стал смотреть в синее небо.
Когда я увидел нечто возле меня, все во мне обомлело от страха. Рядом был черный сгусток энергии. Я прекрасно понимал, что это существо не из нашего мира, но от этого оно не становилось менее опасным. Как бы энергетические ожоги получал я от простого сознания, что оно рядом.
Я увидел, что рядом со мной есть светлые существа, помогающие мне. Но они не в силах были прогнать Тень. Я понимал, что мне приходит конец. Только вера во что-то чудесное могла спасти меня.
Голос ангела, который я слышал мысленно, успокаивает:
– Придет белый старец, он уведет тебя в свою лесную хижину, и там ты будешь жить, возрастать духовно и укрепляться телесно. Жди… Только не оглядывайся. И он придет.
Но время шло, наступал вечер, потом сумерки сделали невидимыми тропинки, по которым я сюда пришел; а старца все не было…
– Верь, он придет, – успокаивал голос.– Он обязательно придет! Только не оглядывайся.
Ступни без обуви замерзли и стали бесчувственными, ноги подкашивались от усталости. Сказывалось то, что я не ел и почти не пил сутки, а так же не спал.
Душа Грозного томилась в неслыханных страдалищах. Я решил помочь ей. Надо было представить себя рядом, отдать свое тело этому великому духу, а самому уйти…
В горле пересохло. Я чувствовал: ад близок. Энергетические центры, чакры, мучительно плавились, все тело было охвачено жаром. Этот огонь жег не только тело, но и душу.
Грозный перекатывался в каком-то грязном тоннеле. Он был в виде разбухшего мягкого шара. Каждое движение было мучительным.
Я пропускал все его мучения через себя. Я взял карму Грозного. Мне было так плохо, как никогда еще не было… Меня резали на куски, жгли, кололи, отрывали мясо… На пике страдания я увидел, как душа Ивана Грозного вышла из чистилищ и вознеслась в Небесную Россию.
– За твой подвиг ты уже в Небесной Стране, – прозвучал голос с Небес. – Тебе ничего не надо уже делать. Можешь просто жить и наслаждаться.
– Я хочу подвига, – ответил я без колебаний. – Я пострадаю во имя страны.
Я сделал невозможное. Точнее, невозможное сделалось благодаря тому тончайшему настрою души, который я нес через все трудности, и в котором связь с Россией была чем-то интимным, глубоко личным. Бессмертные искры существ, мои его и существа освобожденного Ивана Грозного, поменялись. Вернее, его искра заняла это тело. Личность моя, конечно, осталась, но сам тон, энергетический источник, сама сущность изменилась. Теперь я был Иваном Грозным, у меня была совсем другая судьба.
Я не выдержал и оглянулся. Мне показалось, что защита нарушена, и теперь темным тварям, которых здесь была тьма, открылся до меня доступ.
– Ну где же белый старец? – спросил я небеса. – Почему же его нет?
Тень приближалась. Чтобы обнулиться как личность и не привлекать ее внимания, я позволил одному темному существу войти в меня.
За время, пока я помогал Грозному, беря на себя его страдания, мое эфирное тело пропиталось таким смрадом, такой чернотой адов, что эта тьма начала как губка притягивать из ближайших слоев и подпространств темных сущностей.
Одна из таких сущностей, как на магнит, притянулась к моему телу, вошла туда, и тело стало самостоятельно двигаться, помимо моей воли издавать звуки, похожие то на рык, то на грубые заклинания. Оно вполне вошло в меня и управляло телом. Я наблюдал за собственным телом как со стороны.
Оно упало на колени и стало злобно ругаться на незнакомом древнем языке. Потом сладострастно изогнулось, призывая кого-то неведомого. Потом стало кататься по земле.
Эта тварь страдала. Видимо, тот плоский мир, из которого она пришла, не давал ей нужной координации в этом мире. Поэтому она, как только вошла в мое тело, сразу притянулась к земле, потому что тело упало, будто весило пять тонн. Да, сколько же греха на твари, раз ее так тянет вниз… Было ощущение, что она с трудом удерживается в теле, что она вот-вот сорвется и выпадет из него.
Я встал на четвереньки и стал набирать в рот воду из лужи. Вернее, оно набирало воду, я лишь наблюдал за своим телом со стороны.
Это была противная болотная вода. Я набирал ее в рот, а потом выплевывал. Так я пропускал через себя неимоверное количество воды. В наступившей темноте я видел живые огоньки, горящие в многочисленных пузырьках в этой луже. Каждый пузырек был мелким демоническим существом. Это существа через рот тоже попадали в мой организм, поселяясь там.
Найдя в себе силы прогнать вселившуюся в меня тварь, я встал на то же место.
Внутренний голос сказал мне, что нужно смотреть на единственный кусочек синевы на небе, не застланный набежавшими тучами. Именно в этом кусочке горела моя путеводная звезда.
Я стоял, а время шло. Ногам стало очень холодно. Горло пересохло от жажды.
Но куда мне идти? скажите, силы света, если вы есть?! И помогите мне, сколько я могу мучиться?! Я уже умираю!
Ответа не было. Но внутренний голос шептал: не смотри, не смотри на тень, смотри только туда — и произойдет чудо, придет кто-то и вызволит тебя из этого ада.
Я смотрел. Я ждал. Временами ужас от близости черного сгустка охватывал такой, что сердце готово было выпрыгнуть.
В эти минуты я проживал тысячи жизней. Мне стали доступны мысли и чувства других людей, целых поколений. Разные эпохи теперь не скрывали от меня свои тайны. Но все это застилалось ужасом от близости смерти.
Медики, вероятно, констатируют мою смерть как от переутомления, или от переохлаждения, или от жажды и голода и шока вместе взятых; но я знал: мой убийца никто из вышеперечисленных, и он рядом.
Наконец, чувства и эмоции перестали меня слушаться: я посмотрел, и я побежал. Сбитые в кровь ноги отдавали глухой болью. Темнота кругом не давала сориентироваться. На ощупь продирался я сквозь заросли. Сухие травы под ногами вонзались в голые ступни.
Мучительно приседая от каждого шага, как юродивый, я забрался на железнодорожную насыпь и стал прыгать по шпалам в направлении остановившегося тепловоза. Два глаза-прожектора на морде чудовища безжалостно резали ночной воздух.
Машина уже готовилась к отправке. Встав перед тепловозом, я соврал машинистам:
– Меня ограбили! Можно с вами…
На миг старший заколебался.
– Нет, не положено.
– Ну, пожалуйста! Я умираю…
– Нет, сказал же. У нас инструкция. Никого из посторонних брать нельзя.
Из моего горла вырвался крик:
– Я жить хочу! Я же жить хочу!..
– Отойди! – злобно махнул рукой помощник. – Мы опаздываем. Иди на трассу маякни.
Но я стоял перед тепловозом, не в силах расстаться с этим кусочком света и тепла.
– Я тебе сейчас ебало разобью. Отойди, сука!
Тепловоз дернулся и медленно пополз. Я в последний момент отскочил и побрел по темному лесу. Перестал что-либо видеть. Бежал по кочкам и острой траве, тщетно ища трассу.
Наконец, услышав шум проезжающих машин, я вышел на дорогу. Но бесполезно было остановить проезжающую машину!
На миг силы изменили мне: я потерял присутствие духа. Теперь я готов был отдать все за теплый очаг, за еду, за возможность поспать, за человеческое общество.
О боже, как я был одинок, как мне не хватало людей! Я даже выходил на трассу, расставлял руки, пытаясь остановить машину любым путем. Какие-то дико сигналили мне, а потом объезжали. Другая остановилась. Я увидел испуганные глаза интеллигентного очкарика. Я уже с радостью подумал, что он подвезет меня до дома. Но он в ужасе обрулил и скрылся в темноте.
Наконец, одна из проезжающих машин остановилась. В ней было полно народа. Из окна высунулась голова парня дворового вида. Он сказал:
– Здорово, братан, что случилось?
– Подвезите меня, пожалуйста. Меня ограбили! — соврал я.
– Залезай. Куда тебе?
– До города!
Я уже готовился примоститься рядом с одним из членов этой компании на заднем сидении, как вдруг тот рукой оттолкнул меня:
– Эй, ты чего это какой-то мокрый? Иди, иди отсюда!
Дверь захлопнулась, и машина уехала, растворившись в ночи.
Железное темное небо парализовало душу красноватым свечением.
Отчаявшись поймать машину, я спустился с обочины, на ощупь определив, что нахожусь где-то в кочковатом болотистом месте. Я решил во что бы то ни стало лечь, чем бы мне это ни грозило. Пусть я умру, но посплю.
Я принялся рвать жесткую траву, стараясь найти место посуше.
Набросав туда достаточное количество подстилки, я попробовал прилечь. Получилось очень даже здорово. Только было немного мокровато. Трава продавливалась, и тело упиралось во влажную болотистую почву. И еще: не прекращающийся сырой и промозглый ветер охлаждал тело, не давая сконденсироваться внутреннему теплу. От него надо было чем-то накрыться.
Я накрылся собственной курткой, свернувшись в маленький комочек под ней.
Через некоторое время я понял, что у меня внутри все горит от жажды. Я на ощупь на четвереньках подполз к какой-то речке, наличие которой определил по непрерывающемуся гулкому звуку, и принялся жадно пить. Мне казалось, я готов был выпит всю эту ночь, все времена, все эпохи, которые пронеслись в моей голове.
Вернувшись к моему месту и свернувшись в клубочек, я посмотрел на небо. Если бог есть, то со мной сегодня ничего не случиться. Странная уверенность вселила мне покой в сердце. Маленький комочек тепла на ладони огромной ночной пустыни, я теплил в душе огонек мира и гармонии между своим маленьким внутренним миром и большим, огромным, непознанным Внешним.
Наутро я проснулся абсолютно без единого признака простуды и полным сил. Надо было куда-то идти. Ноги были сбиты в кровь, хотелось есть, но вера в себя окрепла во мне с этим наступившим утром как никогда. Если утро наступило, значит, наступит Свет, наступит другая, новая эпоха, когда в мире больше не будет хищных охотящихся теней.
Я двинулся по трассе в направлении Москвы. Вскоре поняв, что дико хочу есть, я интуитивно свернул к какому-то придорожному поселку. Мне хотелось попасть в какую-нибудь местную больницу, отлежаться и двинуться дальше. Для этого мне ничем не надо было болеть, я итак был в состоянии истощения.
Я постучался в одну из первых попавшихся мне хат.
Хозяин, суровый мужчина лет пятидесяти, с лицом, видавшим виды, внимательно посмотрел на меня.
– Здравствуйте, приютите странника! – сказал я незнакомым, с хрипотцой, голосом.
Казалось, голос меняется, становится более похожим на голос Ивана Грозного.
– Ну, заходи, – сказал тот с некоторым колебанием. – Где ботики-то твои?
– Я босиком решил идти, до Москвы. Как странник.
– Есть у меня знакомые странники. Но они с рюкзаками ходят. И полностью с экипировкой.
– Я не сумасшедший…А то подумаете…босиком, там.
– Поначалу я, честно говоря, так и подумал.
– Я решил пройти пешком до Москвы, как странник.
– Ты решил… А о матери ты подумал?! У ней ты спросил разрешения?
– Я хотел попросить благословения…
– Ты, вот, сам на свет рождался, или тебя мама родила? Представь, каково ей?!
Выпив пять стаканов чая с лимоном и попросив еще, я нехотя взял предложенную им рюмку водки для «согрева» и выпил. Теперь точно всякие намеки на простуду пропали!
Через час теплой беседы с хозяином я уже твердо стоял на ногах.
Хозяин и его пожилая мать смотрели на меня как на чудика. Я это прекрасно понимал, но меня это не смущало. Они советовали мне вернуться к матери, позвонить ей. Я позвонил ей с их телефона, сказал, что у меня все в порядке.
В трубке я слышал слезы. Очень хотелось отдохнуть. Просто спать и есть.
– Я сейчас спрошу, если Витя едет в Питер, он тебя довезет.
Хозяин вышел во двор и стал договариваться с кем-то.
– Все, до города он тебя подкинет. Вот, у меня есть теплые носки, ботинок нет. Да тебе мой размер и не подойдет.
– Спасибо огромное! У меня даже нет слов вас отблагодарить… А… можно ваш адрес записать?
– Это ты мне хочешь благодарственное письмо написать?
Он усмехнулся.
– Письмо… Деньги.
– Не надо.
Я все же уговорил его дать адрес. Он вручил мне кусочек картонки, где крупными буквами написал почтовые данные.
– Ну, все, садись. Мать, смотри, береги.
Попрощавшись с ним и с его матерью, я залез в уазик-буханку, и с молчаливым водителем мы поехали в город.
У меня не было ключей от квартиры (я их потерял), и я был без ботинок. Но это не волновало меня. Во мне просыпался другой человек, великий. Я отдал ему свое тело. Это был великий дух, и он был нужен России.
– Куда ехать? Здесь? – спросил меня водитель, когда мы подъезжали.
– Да, вот сюда.
– Ну, дальше я не поеду.
Он остановился возле гаражей, на склоне. Я выскочил из машины и бегом помчался к подъезду. Придется ждать, пока кто-нибудь не откроет дверь.
Какой-то парень входил, и я шмыгнул вслед за ним.

Надо дожидаться мамы или сестры у дверей. У меня нет сил. Решаю позвонить к соседям.
Дверь открывает молодая девушка, которую я раньше не видел. Наверное, это дочь соседей.
Она удивленно на меня посмотрела.
– Меня посадили в машину какие-то мужчины в кожаных куртках, увезли и там чем-то укололи, – начал я придумывать версию, которая усыпила бы бдительность бесов, сидящих во всех. – Можно у вас переждать? А то у меня ключей нет…
– Конечно! Проходите…
Ее худенькая фигурка в изящном домашнем свитере двигается совершенно бесшумно. В ее лице какое-то овечье, беззащитное выражение.
Квартира отдает запахом прокопченной будничности.
– Вы садитесь, располагайтесь. Не стесняйтесь. Я сейчас немного занята. Я включу вам телевизор. Чай будете?
Она вышла на кухню. Через минуту на подносе дымился чай и желтел батон с маслом.
– Вас похитили?
– Да… Я шел возле моста. Потом приехали какие-то наркоманы на машине. Оглушили меня чем-то по голове. Очнулся я уже за 50 км от города… Меня укололи чем-то.
– Да вы что?! Вам принести еще чая?
– Спасибо. Неудобно как-то…
– Да что вы! Пейте на здоровье.
Я проникся собачьей благодарностью и боялся шевельнуться, чтобы не нарушить гармонии.
Она принесла мне еще одну чашку чая.

Я позвонил по телефону родным. Через час все были в сборе.

В дверь входит целая делегация: дед, его подруга, тетя, отец, мой двоюродный брат.
– Как тебя зовут? – спрашивает дед сходу, странно на меня смотря.
– Иван.
– Славка тебя два дня искал на машине, – говорит тетя, показывая на моего двоюродного брата.
Брат, высоченный здоровяк, насмешливо улыбается.
– Ну что, мать, поеду я тогда, – сказал он, задержав взгляд на моей жиденькой бородке.
– Меня похитили наркоманы, когда я гулял под мостом. Я очнулся уже далеко от города.
– Ладно, Вань. Пока, мне некогда, – перебил он меня, и о чем-то посовещавшись с дедом, ушел.
Мы прошли на кухню. Меня усадили за стол, стали поить чаем, кормить.
– Расскажи, как все было, – попросила тетя.
– Я шел после работы. Пораньше отпросился. Пошел на берег реки.
– В сторону парка?
– Да. Там приехали какие-то парни в кожаных куртках, укололи меня чем-то, потом отвезли за 50 км от города. Очнулся уже на улице.
– Обуви на тебе не было, – каким-то разоблачающим тоном подчеркнул дед. – Ванюша, Ванюша, ты какого числа родился?
Он смотрел на меня как на дурачка. Надо было во что бы то ни стало убедить их, что я нормален.
– Двадцать четвертого февраля. Дед, ну, я же не сумасшедший. Перестань задавать такие вопросы.
– Иди помойся хоть. С кошками под мостом ночевал…
Садясь в ванную, я чувствовал, как тяжела стала моя эфирная ткань. Даже физическое тело изменилось и словно почернело.
В ванную вошел отец.
– Где тебя укололи? Покажи… Нифига тебя не укололи, не ври.

Пришел участковый. Мы сели на кухне, и он стал спрашивать. Я медленно все ему рассказываю. Почему-то, не дослушав до конца, он собирается и уходит.
– Я пойду за ним схожу!
– Вань, не надо! Не надо. Он уже ушел.
– Ну, это очень важно. Преступников надо наказать. Тех отморозков, которые меня отвозили.
– Ваня, дома посиди. Я тебе сказал…
Не дожидаясь одобрения родственников, я выбежал в тапочках на лестницу, спустился и вышел из подъезда.
Надо найти участкового и убедить его в том, что мой рассказ – правда. Тогда меня не засунут в дурдом.

Дома возвышаются горной грядой, но это – совсем не те дома, от которых я пришел.
Я бегу по холмам, заросшим сухой травой. На земле высвечивается видимая только мне тропка, от которой нельзя было отклоняться.
Порой я выписываю совсем уж ненужные круги на месте, завитки, да еще и в тапочках, но не следовать по ней было нельзя. Иначе можно было прийти в совсем другой вариант мира. Квантовый эффект может сказаться на облике всего сущего, поэтому важно следовать этой дорожке, которая показывается мне в виде черных-черных следов, резко выделяющихся своей неестественной чернотой.
Дорожка ведет между гаражей и, наконец, упирается в забор, продолжаясь за ним.
Неудобно следовать всем причудливым изгибам, но на мне – огромная ответственность за облик мироздания.
На минуту я поколебался, потом решился: лезть через сетку забора.
– Стой. Туда нельзя.
Чувствую пронзительный взгляд человека в военной форме.
– Пожалуйста! – начинаю я умоляющей скороговоркой. – Там маньяк убил мою жену, и положил под ванной, вон, той…
Солдат с недоверием смотрит на ванную, лежавшую за забором.
– Не положено.
– Браток! Ну, пожалуйста. Ну, представь, у тебя бы так получилось! Посмотри ты под ванной! Пожалуйста!
Очень нужно попасть туда, любым путем сдвинуть эту ванну.
Я не могу остановиться.
– Вернись! Вернись, стрелять буду!
– У меня маньяк убил жену!
Солдат подходит к ванне, переворачивает ее.
– Нет там никого.
– Спасибо, браток!
Светящаяся дорожка вела к железной дороге. Перепрыгивая через гаражи и сбегая по склонам, я потерял тапки. Один слетел с меня, когда я перемахивал через гараж, но внутренний голос подсказывал: нельзя было возвращаться.
Я спустился к путям и пошел в сторону тоннеля.
Поезд рассекал время надвое. Нужно было идти, не оглядываясь: только тогда я смогу предотвратить красные ливни, которые будут сто лет назад.
Жуткий сигнал за спиной заставил меня уйти с той рельсы, по которой я балансировал, не касаясь земли. Я струсил, и поезд пошел именно по тому пути, с которого я убежал.

Кто-то смеялся и показывает на меня пальцем. Я бегу к дому в носках, вернее, ковыляю.
Стопы стерты до кровавых мозолей.

Садясь в ванную, я чувствовал, как тяжела стала моя эфирная ткань. Даже физическое тело изменилось и словно почернело.
В ванную входит отец.
– Где тебя укололи? Покажи… Нифига тебя не укололи, не ври.
Он осматривает мое тело и выходит. Боже, как оно стало тяжело! Как я изменился, до состава тканей!
Иван Грозный воплощается.

Все разошлись, остались только мама с сестрой, и тетя, сестра мамы.
– Ну, что, Вань, искупался? – спрашивает мама. – Выходи, вот тебе полотенце. Фирсова вернулась из отпуска, так похудела. (Она обращалась к тете.) Была вот такая, толще меня раза в два.
– Да ты что! Володя, у тебя ноги болят? Покажи. Бедный ребенок! Ноги в кровь…Кровавые мозоли…
– Проходи, садись на стул. Сейчас будем стричься. Фирсова говорит, грязи в санатории помогли.
– Вот что значит, обмен веществ нарушен.
– На меня Вася попытался повлиять. Бегай, говорит, каждое утро десять кругов вокруг дома.
– Это он тебя провоцировал специально.

Я отдал Грозному свое тело. Сложно было совместиться, особенно первое время. Как будто тебе пересадили сердце. Ведь мой дух уже давно прозревает иные времена и пространства в своем, духовном, мире.
Я сидел на стуле. Мама собиралась меня стричь. Тело, управляемое другой силой, стало кричать:
– Демоны! Настанет вам конец. Россия освободится от гнета. Небо над Россией станет синим.
– Володь…ты чего так кричишь? Поздно уже, люди спят.
– Света – это свинья эгоизма! Да. В тебе сидит бес эгоизма, у тебя парализована Анахата.
– Ой… Маша, ну прямо-таки не знаю, что делать…Горе какое! Совсем плохо…Ладно, я пойду.

Я лег на кровать, придавленный свинцовой тяжестью. Грозный горел в аду, я лишь на половину его искупил. И муки ада приходилось испытывать мне, так как я уже был им, и он был частично в этом теле.
Заходят перепуганные мать и сестра.
– Вань, у тебя температура? Может, тебе жаропонижающее принести?
– Крест! – отвечаюзвериным басом. – Дай мне крест. Я изгоню из вас бесов.
Сила моя прибывает, я чувствую, что в состоянии разогнать легионы тьмы.
Голос изменился, стал похож на голос Грозного, каким он мне представлялся.
– Во мне нет бесов! – испуганно возражает мама. – И в Ире нет.
– Бесы есть во всех. И во мне тоже. Я прошел через все чистилища, я их как облупленных знаю!
– Ваня! Успокойся. Тебе надо поспать!
– В тебе есть Желтый… и Черный, – говорю я, отстраняясь от своей личности, стараясь говорить не от себя, а – выключив ум – из глубины духа. – Ты была Ксенией Петербуржской! В прошлой жизни! Вспомни. Ты зарыла в землю свою миссию. Бесы тебе не дали… Я изгоню их из вас!
При этих словах я хватаю стакан с водой и начинаю кропить их, читая новые молитвы, которые мне тут же открылись.
– Ваня, Ваня, успокойся! – кричит Ира, стараясь держать мои руки. – Это я, Ира! Это мы! Успокойся!
– Найди, как звали жену Грозного! Первую жену…
– Сейчас, минуту.
Ира лихорадочно листает учебник истории, сидя на моей кровати.
Великая женская сущность, олицетворявшая для меня всю Россию, изливает нежность и погружает душу в блаженство небесных рощ.
– Вань, давай, я тебе пятки помажу,– заботливо спрашивает мама. – У тебя там кровавые мозоли. Струпья висят. Света тебе, придет, косметические процедуры сделает.
Я забылся в нахлынувшем восторге: каждый кустик, каждый маленький стихийный дух моей страны призывал меня к подвигу и ждал, когда я тронусь в путь.
Мама с сестрой вышли.
Голова раскалывается. Открываются все чакры. Это приносит неслыханные мучения. То жар, то холод охватывает тело. Меня выгибает, позвоночник трещит.
Страх пронзает, как тысячи лезвий. Тень рядом!
Грабовой – это личиной ангела смерти Азазеля. Он пришел предвестить Антихриста.
Эту информацию я получаю только что, озарением.
И в ту же минуту Грабовой-Азазель засек меня, мгновенно уловив мысль, направленную против него, из пространства.
Его тень-фантом стоит под моими окнами.
Он вполз через форточку и крался где-то рядом. Азазель был невидим для профанов, но я видел черный сгусток энергии. Он приблизился. И в ту же минуту прыгнул – на меня и в меня – и стал душить жизнь в моем существе. Ее синий огонек-василек тлел на потустороннем ветру, и предсмертный жар охватывал меня.
Я борюсь с ним, мечусь на постели, кричу, рычу (это он рычит во мне, моим голосом), читаю молитвы.
Заходит испуганная мама.
– Вань, вот крест. Одень! Давай вслух вместе читать молитву. Отче наш, Иже еси на Небесех! Да святится имя Твое…
Азазель в моей сестре. Ее глаза светятся, в них горит жажда.
– Ваня, брось нож! Брось нож!
Надо выбросить нож из форточки, чтобы Он не воспользовался им.
Они выходят, я падаю на пол, стараясь быть невидимым для иного мира, перекатываюсь в другой угол комнаты, туда, где стоит стол. Выдвигаю ящик, вытаскиваю из чехла охотничий нож и выбрасываю его в форточку.
Но все ушли. Предосторожности были излишни. В квартире никого нет.
Темные небеса, даже днем темные! Бледно-голубые, омраченные тончайшей пеленой темных эманаций человечества.

В комнату входят молодой мужчина в халате и девушка.
– Здравствуйте, – начал мужчина жалобным тоном. – Вы не могли бы ответить на пару вопросов? Что вас сейчас волнует?
– Я нормален, то есть, не сумасшедший… Вот, смотрите.
Открыл книгу Тихоплавов, где помещен портрет Грабового.
– Видите? У него глаза горят белым огнем.
– Просто пристальный взгляд. Вы не хотели бы подписать кое-что?
Он дает мне какой-то лист с несколькими параграфами. Внизу должна стоять моя подпись.
Меня настораживает аббревиатура МУЗ. Какое «МУЗ»? Разве такое бывает? Бывает «МУ».
– МУЗ?! Почему МУЗ?!
– Муниципальное учреждение закрытого типа.
– Должно быть МУ. Откуда там «З»?
Я чувствую, что меня обманывают.
– Ладно, вы подумайте.
Он не может вынести моего взгляда. Они встают и направляются к двери. Я иду за врачом, чтобы прояснить еще кое-что, что меня настораживало. Он выходит, почти выскакивает за дверь.
Я едва успел прихватить его за халат, но он испуганно вырвался и побежал по лестнице вместе с девушкой.
Мама и сестра вышли вслед за ними.
Черный человек, стоявший под окнами, начал каменеть от моей порчи.
Я позвонил в милицию.
– Здравствуйте! Под моим балконом стоит маньяк, у него нож!
– Под вашим балконом?
– Да. Его зовут Григорий Грабовой.
Я чувствую, какую психическую рану я наношу Грабовому. После нее он не сможет оправиться. Но в ответ он нанесет мне не менее страшный удар.
Последним актом колдовства, чтобы наверняка поразить Грабового, навести порчу, была записка.
Я представляю себя им.Беру лист, исписанный полностью, и пишу между строк:
«Я, Григорий Грабовой, прошу отправить меня на лечение в психиатрическую больницу… Я психически болен и не несу ответственности за свои поступки»
Каждое слово как гвоздь, забиваемый в сердце.
Темный человек, фантом Грабового, который стоит на улице под моим окном, стал каменеть и чернеть. Грабовой, чтобы победить, почти переместил все сознание в него. С каждым словом он притягивает все больше темной энергетики.
Я мысленным взором вижу все это. И стараюсь полностью отождествить себя с ним, чтобы навести порчу.
Записку я сунул под пластиковую салфетку на столе.
Раздался легкий стук в дверь. Нырнув сознанием в безличное, я вынес оттуда спокойствие и решил открыть.
В дверь тут же ворвались четверо мужчин в кожаных курках.
– Привет! – сказал один, с лицом отморозка.
– Пройдем.
Они завели меня в комнату и сели со мной на диван.
– Вы желаете с нами поехать? – спросил длинный, с уродливым лицом.
Я заметил в них черные сгустки. Глаза их светились белым. Они отворачивали от меня головы, мой взгляд пронзал и жег бесов, сидящих у них внутри.
– А можно я схожу на улицу, кое-что возьму? – попытался я схитрить.
– Пойдемте.
Но я не вставал. Один попытался взять меня под руку, но тут же получил психический ожег. Пока я не смотрел им в глаза, они не могли до меня дотронуться. Время тянулось вечно. Наконец, я устал. Мне показалось, что можно встать и уйти.
Тут же длинный посмотрел на меня, и я не удержался и поднял глаза. Они схватили меня и потащили за дверь.
В подъезде раздался плач. Мама плакала, а сестра рыдала.
– Ваня, прости! – услышал я вслед.
В подъезде я остановился, почувствовав невидимый шнур, тянущийся из головы через все мое тело и уходящий глубоко в землю. Один из них ухватил меня и попытался сдвинуть с места. Потом ему помогала вся ватага. Я как со стороны наблюдал за своим телом, вросшим в землю, и безуспешными попытками его сдвинуть. Наконец, я устал психически и расслабился. Они тут же стащили меня по лестнице.
Меня везли по черной дороге в нарисованный мрак улицы. Я интуитивно чувствовал, что постоянно нужно притворяться кем-то другим, менять свою энергетическую оболочку, перевоплощаясь в совершенно иную сущность, иначе сидящие рядом со мной громилы разорвали бы меня на куски.
– Это Иван Грозный у нас?
– Да.
Сидящий рядом со мной верзила с железными жилистыми руками загоготал. Он то и время подталкивал меня локтем в бок.
– Я – Распутин, – сказал я совершенно распутинским голосом, и мне показалось, что у меня в этот момент выросла борода.
– А-а, Распутин! Сосать будешь. Мы тебя сейчас где-нибудь здесь вытащим и убьем.
Страх сжал мне сердце, но я понял: если смотреть в верхний край окна машины, туда, где ночь казалась не такой суровой и безжалостной, можно спастись, они просто меня не заметят, как будто бы я пустое место.
Машина завернула в конце улицы налево и поехала вдоль длинного забора к металлическим воротам. Разбуженный посреди ночи охранник не сразу открыл. Проехав, мы повернули ко второму корпусу, прямоугольному пятиэтажному зданию. Меня вытащили за руки и поволокли по коридору, пока, наконец, я не очутился в кабинете.
За столом сидела женщина в белом халате и внимательно смотрела на меня. Рядом – на стуле – пожилая женщина в засаленном халате, видимо, санитарка.
– Ну, что? Рассказывайте.