Зеныч : Член Партии

К северной стене пробились к вечеру. Коксов опустил кирку, уселся на камень, вытер лоб тыльной стороной ладони, улыбнулся застенчиво.
-Оксана Евгеньевна, можно закурить?
Оксана Свириденко поправила волосы; ее сиськи, выглядывающие из выреза топика, завязанного узлом в районе пупка, белели в свете факела. Коксов отвел глаза.
-Курите, Леонид Романович.
Коксов достал сигареты, закурил.
-Оксана Евгеньевна?
Свириденко оторвала глаза от испещренной иероглифами стены и посмотрела на напарника.
-Как вы думаете, это все правда?
-Что правда?
-Ну, что рассказывают про него?
Оксана усмехнулась, дотронулась рукой до изображенного на стене фаллоса.
-Леонид Романович, вы же сами знаете, что неправда.
Коксов почесал бороду.
-Да, знаю. Однако, они же в него верили, как в божество. Неужели, вы не испытываете ни малейшего трепета, находясь здесь, у его гробнице? А, Оксана Евгеньевна?
Свириденко, казалось, задумалась.
Коксов затянулся сигаретой, разглядывая барельеф на стене.
Это было нечто древнеегипетское, а вместе с тем, с изрядной примесью сталинского ампира. Люди с головами птиц перемежались с пятиконечными звездами, и пышнотелыми колхозницами, точно младенцев, держащими на руках снопы пшеницы. Барельеф изображал процессию, направляющуюся к пирамиде, увенчанной кремлевской звездой. Кроме птицеглавов и колхозниц, в процессию входили весталки храма Амона в широких и длинных (до пят) одеяниях, оскопленные юноши (голый низ, сверху — костюмчики воспитанников суворовского училища), сакральные проститутки, одетые, как героини фильма «Интердевочка» и с соответствующими прическами, горгонообразные старухи, несущие в левых руках собственные непричесанные, сморщенные головы, благообразные старцы с длинными любовно расчесанными бородами, и эрегированными членами, к которым припали головами люди в военной форме, евреи — гермафродиты, несущие на руках иссеченное дамасскими клинками тело Ясира Арафата, карлики с распоротыми животами, в которые вставлены электрические экономичные лампы в 100 ватт. За пирамидой — сидит некто, чье лицо скрывает пятиконечная звезда, однако, над звездой видна головка исполинского члена, с воткнутым в каналец свернутым трубочкой Планом Расширения Московского Метрополитена за 1976 год. Некто обнимает пирамиду таким образом, что на ребрах пирамиды видны его ладони, а у подножия, — крупные босые ступни с испещренными грибком ногтями.
Что-то пробежало по руке, Коксов невольно вскрикнул.
Жук-скарабей.
-Ах же дрянь ты этакий.
Леонид Романович сбросил жука на каменный пол и раздавил. Поднял глаза на Свириденко.
-Оксана Евгеньевна.
Женщина встрепенулась.
-А?
-Вы мне так и не ответили.
-Простите, Леонид Романович, я … я отвлеклась. О чем вы спросили?
-Я спросил, Оксана Евгеньевна, — несколько обиженным тоном сказал Коксов. — Испытываете ли вы трепет, находясь у гробницы Члена Партии?
Оксана Евгеньевна засмеялась, обнажив ряд белоснежных зубов.
-Леонид Романович, о каком трепете вы говорите?
Коксов отчего-то смутился.
-Ну, как же, все-таки божество, на него полстраны молилось...
-Ах, вот вы о чем.
Оксана Евгеньевна полезла в подсумок, вынула фотоаппарат.
-Нет, Леонид Романович, такого трепета я не испытываю. Все-таки Член Партии — мертвое божество.
Она усмехнулась.
-Да, мертвое. Но трепет исследования, который, вероятно, испытал Шлиман, я ощущаю. Давайте, однако, работать, Леонид Романович.
Свириденко принялась фотографировать барельеф.
Оксана Евгеньевна соврала Коксову, которого всегда считала человеком, как минимум, недалеким, а то и просто глупым.
Она испытывала не только исследовательский трепет.
Свириденко сфотографировала фаллос, повернулась к Коксову.
-Леонид Романович, — ее лицо стало строгим до сердитости. — Пора.

Коксов потянул фаллос, легко скользнувший вниз, точно был выполнен не из камня, а из металла, и регулярно смазывался. Над рычагом надпись на древнеегипетском: «Не гнушайся».
Свириденко дышала тяжело, ее сиськи вздымались, на коже выступили капельки пота.
В подземелье до поры до времени было тихо, но затем послышался скрежет камня, похожий на урчание тасманийского дьявола. Стена с барельефом медленно поползла вверх. Посыпалась пыль.
Коксов чихнул, Оксана Евгеньевна натянула на лицо свитер.
Стена поднялась до потолка, замерла. Сережет прекратился. Осела пыль.
-Боже милосердный, — охнул Коксов.
Оксана Евгеньевна издала особый звук, знакомый лишь ее мужу, Олегу Аркадьевичу.
Они увидели золотой хуй, покрытый россыпью бриллиантов, торчащий из бронзовой головы Брежнева, узбекские ковры, кавказские кинжалы на стенах; стеллажи, уставленные трехлитровыми банками с этикетками «Огурцы соленые. Производство Крымтеплица» и заспиртованными младенцами, сморщенные тельца которых опутали белые корни лука; статуи совокупляющихся пионеров; статуи совокупляющихся рабочих и колхозниц; статуи совокупляющихся Ленина и Сталина; сырки дружба, все надкушенные, черные от плесени; чучела крокодилов; велосипеды «Орленок» на которые взгромоздились насилуемые футболистами тбилисского «Динамо» карлицы; костюмы космонавтов с самими космонавтами, истлевшими до костей; зарезанные латышскими егерями тридцатилетние девственницы; работники магазина «Елисеевский» в венецианских масках, с весами и счетами в руках, а так же с пучками свежего лука-порея, вставленными в анальное отверстие; студенты-отличники философского факультета МГУ с видами на хорошую работу и отдельную двухкомнатную квартиру в Черемушках; клиторы фригидных работниц КГБ, стимулировавших оргазм во время коллективной оргии на Лубянке; замороженная сперма участников 18 Олимпийских игр в Лейк-Плесиде; отрубленные головы всего актерского состава фильма «Иваново детство»; надутые до критического предела презервативы с разноцветной надписью: «Вставай»; евреи, жарящие на костре печень Солженицына...
Посреди всего этого великолепия стоял золотой гроб, усеянный свежими розами, выращенными юннатами Всесоюзного Детского Лагеря Артек и отрубленными мизинцами швей-мотористок фабрики «Ударница» города Чугунова Смоленской области.
-Вот это да, — охнула Свириденко, подойдя к гробу. — Коксов.
Леонид Романович приблизился, засмотрелся завороженно на лежащую в гробу мумию. Это был невысокий человек с аккуратно расчесанными волосами (пробор; расческу при расчесывании подставлять под кран с горячей водой); в узкополой, серого цвета, шляпе. Белая накрахмаленная рубашка, синий галстук, костюм-тройка того цвета, что и шляпа. Ботинки из натуральной кожи коричневого колора, с подбитыми задниками. Из кармашка на груди выглядывает позолоченная шариковая ручка. Руки протянуты вдоль туловища, между указательным и средним пальцами правой руки воткнута красная книжица. Ширинка расстегнута, уд лежит на боку; яйца отрезаны.
-Член Партии, — выдохнул Коксов, протянув руку. Свириденко схватила его за рукав.
-Леонид Романович, не трогайте ничего.
Оксана Евгеньевна приблизилась к золотому хую.
-Надо же. Здесь золота на пару тонн...
-Сомневаюсь, что артефакт полностью золотой, — Коксов шмыгнул носом.
Свириденко усмехнулась, дотронулась до золотой головки.
Рокот камня донесся откуда-то снизу. Оксана Евгеньевна вскрикнула.
-Что за поебень? — пожал плечами Коксов.
Со стены сорвался китайский кинжал и упал, срезав Леониду Романовичу часть лица. Черная кровь хлынула на пол.
Оксана Евгеньевна отступила, глядя на конвульсирующий труп напарника. Она постояла, прислушиваясь к доносящимся из горла Коксова хрипам, затем шагнула к гробу.
Жук-скарабей пробежал по желтому лицу Члена Партии, исчез во рту мумии. Свириденко наклонилась и лизнула хуй мумии, осторожно, так, чтобы усохшая плоть не треснула. Но плоть не была усохшей. Язык Оксаны Евгеньевны ощутил податливость живой плоти. Хуй мумии стремительно увеличился в размере, медленно поднялся, дрогнул, багровея, как ученик перед строгой, но красивой училкой. Свириденко завороженно наблюдала. Член Партии пошевелился, сел в гробу, не выпуская из рук красную книжечку. Оксана Евгеньевна подалась вперед, беря в рот хуй. На ее голову легла сухая рука, в волосы вцепились пальцы. Свириденко застонала, ощущутив давление, погрузившее хуй в ее горло, так, что она на мгновение задохнулась. Член Партии за волосы поднимал-опускал голову
Свириденко до тех пор, пока язык Оксаны Евгеньевны не ощутил подрагивание хуя, готового выстрелить семенем.
Член Партии отпустил голову Оксаны Евгеньевны, отстранил женщину, тут же, — рывком, вновь приблизил к себе.
Свириденко покорно шагнула в гроб, присев на колена, задрала юбку. Спустила колготы и трусы.
Хуй легко проник в смазанную соками археологического вожделения пизду. Оксана Евгеньевна задвигала жопой, скребя ногтями спину мумии.
Тело мумии мелко задрожало и в пизду Свириденко полилось нечто, горячее, как расплавленный свинец. Оксана Евгеньевна закричала, но мумия закрыла ей рот поцелуем. Женщина задергалась, забилась в цепких руках Члена Партии, чувствуя, как щекочет язык жук-скарабей.


В отделении милиции района Бескудниково кроме дежурного Дениса Лыжина да мухи, сонно кружащей у бутерброда с колбасой «Обобая черкизовская» никого не было.