Иван Хоев : Публицист в России (на конкурс)

Печатное слово безгласно, однако жжет разум и тревожит душу не хуже пылкого оратора. Искры, разбросанные по правильным стогам, в нужное время займутся огнем, раздуются шепотком народной молвы и «на горе всем буржуям» устроят такой «мировой пожар в крови», что господи, спаси и помилуй.
В том числе — почему бы и нет — пожар покупок в супермаркете. Ведь бурление крови как нельзя лучше успокаивается шоппингом (дамы меня поймут), и нет ничего эффективнее бурной рекламной компании. Так что главное — уметь воспылать вовремя да под попутным ветром. Чтобы заказчик был доволен. Чтобы не переводились деньги на шоппинг дамам (господа меня поймут).
Простая и внятная проза жизни к этой самой жизни ближе, чем высокие мотивы и светлые потуги буревестников революции, поэтому газетная бумага горит лучше книжной, да и для сортира сподручнее. Поэтому же публицист в России — больше, чем поэт. Больше и дороже.
Высокооплачиваемее.
Публицист в России бывает хорошим, плохим или просто-публицистом. Просто-публицист пишет о биржевых сводках, курсах валют, сезонных миграциях оленей. Он не пишет о стерхах, потому что со стерхами летает Путин, а любой, кто касается темы президента, немедленно выпадает из числа «просто». Тот, кто пишет о президенте, может быть только хорошим или плохим, то есть «за» или «против».
Мы же хотим избежать значка «против».
Мы не хотим считаться носящими презервативы на рукаве и зваться иностранными агентами-бандерлогами. Мы — кролики, и мы боимся удавов. Нам дороги наши доходы, коммерческие перспективы, загранпаспорта и — чего скрывать — наши кости нам тоже очень дороги.
Мы так же хотим избежать значка «за».
Даже если мы где-то и «за», вам прямо этого не скажем, потому что не знаем: а вдруг вы «против» и на весь мир раструбите, что мы – «за»? А мир-то не ограничен паблик релизами и новостями государственных каналов. В нем есть еще кухонное право, старые друзья, косые взгляды, судорожное глотание табачного дыма и стыдливые слезы раздавленной совести на одиноком толчке...
В общем, мы хотим остаться вашими, избежав превращения в «наших». Мы хотим совершить невозможное и остаться в рамках простой публицистики, заговаривая о России. О месте публициста в ней.
Наверное, лучше всего в этом жанре будет язык анекдотов.
Например, встречаются Клара Захаровна с Эммой Васильевной, и одна другой говорит:
- Дорогая Эмма, очень рекомендую купить новый пылесос! Я только что видела рекламу, вы не представляете, насколько эффективно он убирает пыль. Говорят, такой есть даже у американского президента.
На что вторая отвечает:
- Милая Клара, я бы предпочла такой, как у патриарха Кирилла.
Эзоп перевернулся в гробу от наших неудачных попыток, мы чувствуем это. Мы чувствуем, что уже попали в категорию «плохих», потому что Владимир Гундяев (патриарх Кирилл — в миру), так же как его тезка из Кремля являются лакмусовой бумажкой лояльности и патриотизма. У любящих их публицистов язык быстро обретает приятный триколор с ладанной отдушкой, тогда как у плюющихся в них слюна немедленно окрашивается в
звездно-полосатые цвета потенциального врага.
Чтобы исправить положение, попробуем другой анекдот.
В новый день встречаются Эмма Васильевна с Кларой Захаровной, и одна другой говорит:
- Милая Клара, вы слышали, в Храме Христа Спасителя теперь продают котят!
- Дорогая Эмма, какая же вы несовременная! Это вовсе не котята, а вагины. Они бунтуют, и их не продают, а сажают.
- Но, милая Клара, что же вырастет, если посадить бунтующую вагину?
- Дорогая Эмма, говорят, что вырастет демократическое общество.
Нет, что ни говорите, не находится в России места простому публицисту. Зато публика тут есть — значит, натурально, заведутся публитутки. Это вам завсегда пожалуйста.
Увы, Эзоп снова ворочается, недовольный нашим грубым слогом. Поздравим же сегодня, седьмого октября, Его с днем рождения и пожелаем скорейшего ухода на пенсию. Чтобы не было нужды. Чтобы можно было без. И чтобы вторая древнейшая хоть чем-то отличалась от первой.
07.10.2012