hemof : Сток. Ограничение

Высоко в небе стремительно пронзила пространство какая-то птица. Он не знал, как её звать. Он не был биологом, да и какая разница, кого как звать. Всё дело в свободе. Тот, кто парил в вышине, был свободен, как ветер, а тот, кто смотрел на птицу снизу был зверем, загнанным в клетку, водой в стоячем пруду, крысой в вонючей крысоловке.
«Хотя, как знать,- подумал Сток,- как знать, кто из нас свободен. Я могу сломать свою клетку и выбраться на волю, я могу жить с мечтой о свободе, а мечта – это та же свобода. Пока ты думаешь, что можешь убежать из своей тюрьмы, у тебя есть шанс, есть надежда. А что есть у птицы? Крылья и ветер? Но нет осознания своей свободы. Птица летит, куда хочет, потому что она так устроена по своей природе, но она всё равно находится в клетке, на неё накинута петля инстинктов, ей никогда не освободиться от оков собственных рефлексов. Когда надо, птица летит на север, когда надо – на юг. Приходит время, и она вьёт гнездо, выводит птенцов и опять летит на север, а потом опять на юг. Где же свобода? Я лучше разложусь в тюрьме, но я всегда буду знать, что стоит мне только вырваться – и я обрету истинную свободу, никакой инстинкт не встанет на моём пути, я растопчу мораль и заставлю всех жить по моим законам».
Противно запищал сигнал контрольного датчика на правой руке. Подошло время медицинского обследования. Сток нехотя поднялся с травы. Надо было идти. Задержка от установленного графика означала чувствительные импульсные подстёгивания нервной системы. Уклонение грозило ударом электрошока. Кому понравится, когда в твои мозги вкручивают раскалённое шило, вкручивают и проворачивают, вкручивают и проворачивают. Сток двинулся по суженному коридору контрольного прохода. «Я птицей летаю по лабиринту, по узкому лабиринту. Меня берегут, меня стерегут… Я птицей летаю…» Он саданул ногой в зеркальную поверхность медицинского бокса.
- Открывай! Открывай, я пришёл! – Ещё два удара. Виски вдруг захлестнуло ледяной болью. Сток присел, обхватив голову руками. «Ух ты, больно».
Зеркальная дверь бокса распалась на две половинки, в глубине на экранированной панели десятками ярких зайчиков бежали сигналы предупреждения вспышки неадекватной агрессии.
Сток вначале тихо покачивался на корточках, потом упал на четвереньки, пытаясь загнать головную боль обратно в глубины сознания. «Я птицей взлетаю, летаю… я птицей… птицей… у-ух-х».

- Ты, говоришь, бежал не один?
- Нет, рядом кто-то был, только я не могу определить точно, кто это.
- Это кто-то из твоих знакомых?
- Я не могу сказать, что это точно кто-то из моих знакомых, ну понимаешь, это как будто твоё личное. Не знакомый, а твой личный попутчик.
- В каком смысле твой личный попутчик? Можешь конкретизировать своё определение?
- Да как я могу конкретизировать сон? Что ты не можешь понять? Подключи свою глупую автоматику! – Сток повернул голову вправо-влево, разминая затёкшую шею, потом примиряюще кивнул головой.- Ладно, слушай. Вечером я сделал вашу расслабляюще-успокаивающую гимнастику, получил дозу коричневого вещества в вену и уснул. Потом я видел сны. Опустим эротическую часть. Я сохранял во сне спокойствие, пока не встретил того, кого никак не могу охарактеризовать. Это, как что-то личное.
- Может, это касается твоих родителей?
- В чёрную дыру родителей. Это всё не то. Этот парень был тенью, моей тенью, но в то же время он был совершенно отдельно от меня…
Психоаналитик снял датчики с висков и устало потёр лоб ладонями.
- Ты врёшь, Сток. Я чувствую диссонанс твоего активного колебания мыслительного процесса. Ты не переживал то, о чём пытаешься мне сейчас рассказать. Это не твои сны – это твои выдуманные истории. Зачем ты это делаешь? Ты присутствуешь не на допросе, я пытаюсь помочь тебе. Ты должен мне открыться. Мы пытаемся нащупать психосоматические центры твоей агрессии.
- Чтобы ударить поточнее. Брось ты, Вычислитель. Зачем ты издеваешься над больным человеком? Оставьте меня в покое, или дайте спокойно умереть. Дай умереть, Вычислитель, что тебе стоит? – Сток рассмеялся, потом плюнул на пол.- Вот тебе твои центры агрессии.- Он плюнул ещё раз, смакуя тягучую липкую слюну.- Вот тебе твои центры агрессии, можешь слизать их себе на анализ.
Вычислитель нажал на кнопку автоматического контроля ситуации. Сток почувствовал режущую боль в голове, затем пол начал медленно уходить из-под ног.
- Что такое, не можешь взя-я-я…- последним осколком потухающего сознания он почувствовал, как на руку вполз небольшой иньектор и мягко ввёл пару иголок в расположенные рядышком вены.

Директор внутреннего ограничителя №356 Висмут Оранжевый в правильном порядке разложил перед собой шесть отчётов основных служб внутреннего контроля и исправления вверенной особи. Диаграммы пестрели разнообразной цветовой гаммой вычислительного порядка. Директор не торопился, это была его характерная черта, он не торопился никогда.
- Что ты об этом думаешь? – Он поднял глаза на Сельву, маленького и подтянутого, вечного Сельву исправительных учреждений.
- Безнадёжен.
- Подожди, давай не так безапелляционно. Не надо закладывать команду в один из автоматических процессоров. Меня интересует твоё мнение, может быть даже на глубоко эмоциональном плане. Что ты об этом думаешь, если попытаешься рассуждать?
- Если я буду рассуждать, я его просто пожалею. Во внутренних циклах наших отделений я привык иметь дело с аномальными отклонениями морально социального плана – это не так уж и сложно, согласись. В какой-то момент та или иная личность входит в дисгармонию с обществом по каким-то значимым или не очень, но всё-таки имеющим место в его жизни причинам. Это является первопричиной, то бишь мотивом его дальнейшего отклонения от общепринятых норм морали и поведения, продиктованных определённым социальным временем, в котором этот данный индивидуум находится.
- Эмоции! – Директор повысил голос.- Эмоции, Сельва! Ты мне читаешь лекцию порядка и права. Скажи, что ты чувствуешь, когда общаешься с ним.
- Я вижу проблему. На данном этапе она неразрешима.
«Опять слишком кратко. Ты умён, Сельва. Ты или читаешь курс прикладного правопорядка или крайне лаконичен, как будто боишься лишнего объёма информации. Когда же ты раскроешься?»
- Как может быть в наше время неразрешимой проблема психологии, замешанная на факторе генной мутации? Мы уже почти научились копировать человеческий мозг, это, по сути дела, то же бессмертие. Вся информация, накопленная человеком в течение жизни, будет сохранена и, более того, будет полноценно продолжать информационную деятельность, независимо от того, в какую оболочку данный мозг будет облачён. Сельва, мы находимся на пороге вечности, а ты говоришь о неразрешимости проблемы. И в отношении кого? В отношении одного единственного человека.
Сельва примиряюще поднял руку:
- Понимаешь, тут очень тонкая ситуация. Практически, мы его лечим. Мы можем справиться с его заболеванием, хотя оно и находится на наследственном генном уровне, как бы ни была сильна и быстротечна мутация его жизнеобеспечивающих кровеносных органов, мы в силах поддерживать процесс на определённом безопасном отрезке. Но вот тут-то и возникает проблема, препараты непосредственно внедряющиеся в его генотип несут заряд, направленный на психосоматические центры больного и центры, как раз расположенные в пучке управления рецепторами остро агрессивного поведения. Попросту говоря, влияя на физические изменения его генотипа мы поднимаем шкалу агрессивности поведения на психосоматическом уровне.
- А если мы прекратим подачу фризи и просто попытаемся поддерживать процессы его жизнедеятельности путём конструктивной перестройки кровепроизводящих органов?
- В принципе, так мы и делали до настоящего случая. Но Сток – это нечто совершенно новое, не имеющее аналогов в медицинской практике. Его наследственная аномалия имеет характеристику взрыва, поэтому мы так упорно и пытаемся спасти его жизнь. Сток является психофизиологическим мутантом, мутантом именно нашего времени. Ещё несколько лотов назад подобные существа физически не могли возникнуть на земле, подчёркиваю — на земле, поэтому он так и ценен для нас. Где гарантия, что спустя некоторое время эти процессы не начнут происходить у нас повсеместно?
- Как случаи синих тел или привычки астензии?
- Всё возможно, Вольдымир. Если мы прекратим подачу фризи, он умрёт, но, как это ни безнравственно, меня это заботит меньше всего. Мне он нужен, как образец мутационной болезни нашего времени, и я буду поддерживать его существование, несмотря ни на какие его психические отклонения, даже если Сток постепенно будет превращаться в чудовище.
- Степень агрессии имеет тенденцию на определённом уровне переходить в заурядное безумие, и что мы тогда будем иметь, безмозглый кусок мяса, готовый вцепиться в глотку первому попавшемуся на его пути существу?
- Ты недооцениваешь его. Сток никогда не будет безмозглым куском мяса. Вначале разрушится его тело, это может произойти в течение определённого параметра времени. Это во-первых, во-вторых, какая разница? Он уже вне закона. Его мозг уже должен был подвергнуться необратимым изменениям по шестнадцатой статье закона охраны права и порядка межгалактической ступени. Как это ни парадоксально, от сурового наказания его спасло смертельное заболевание первой степени. Теперь он наш. Мы не вправе выпустить его в жизнь полноправным членом общества, так как память его хранит отпечаток действий, связанных с сознанием убийства мыслящего существа. И это даёт нам право исследовать его, применяя любые негативные методы терапии, вплоть до изменения структуры его сознания на генном уровне, чем мы в данный момент и занимаемся.
Висмут Оранжевый несколько мгновений стоял у обзорного экрана внешнего видения. С высоты седьмого уровня была видна поросшая редким красным кустарником сопка. Висмут настолько привык к такой панораме, что не представлял себя на этой должности без невысокого прореженного красного кустарника.
- Не очень-то мне нравятся твои рассуждения. Ты забыл, что всё-таки изначальная цель нашего центра не исследование, а излечение? Понимаешь, о чём я говорю? Излечение.
- Я тебя понимаю. Я не пытаюсь сознательно причинить ему зло, но я вынужден это делать. Само его существование в нашем высокоорганизованном мире является аномалией, и бороться с этой аномалией можно только неадекватными методами, включая и преступление против морали человечности и общества.- Сельва говорил это, обворожительно улыбаясь.
«А ты забыл, Висмут Оранжевый, что он уже убил одного законопослушного члена общества? Не знаю, как ты, а я собираюсь, если придётся, разложить его на атомы, чтобы узнать, какие процессы руководят его телом и поступками».