саша кметт : Капитан Одиссеев и сыновья

В час обеда, слышу – бежит ко мне жена лучшего друга, Клавдия. Я поварешку топлю в борще, а Клавдия параллельной улицей несется. Падают под ней тела как кегли, требуют извинений. Но Клавдия глуха к стонам народа, она уже у перекрестка. С автомобильными тормозами пререкается, спорит страстно и все матом. Светофор игнорирует, водителей не замечает. Регулировщик движения в столбняке — в оскорбительной позе застыл, создал аварийную ситуацию.

У меня руки по локоть в борще, спасаю поварешку. Из глубин достаю, а она уже полна жидкости, нахлебалась по самые кромки. Применяю искусственное дыхание, рот в рот, без тарелки и ложки. Сёрбаю протяжно, отплевываю в раковину. Пересолил. Нервничаю на голодный желудок, а тут сосед по стене костылем бьет, сообщает о Клавдии. Что о ней сообщать, она уже в подъезде. Скользит на шальной луже, приближается фигуристкой. В дверь не звонит, пируэтом открывает, кухню заполняет. Смотрю, как по стенам ползут рыжие локоны, вьются паутиной. В такую попадешь, не вырвешься. Жизненными соками заплатишь, усохнешь до погребального мешочка.

Первым реагирует мой аппетит – рвется в форточку ускользающим сквозняком. Я его за хвост держу, еще надеюсь пообедать. От Клавдии поварешкой открещиваюсь, худею на килограмм.
— Ну, и что случилось? – спрашиваю обреченно. Аппетит не удержал, поварешку выронил.

Клавдия дух перевела и ведром вербальной солянки окатила. Кидает в меня слова-ингредиенты с ненавистью шеф-повара. Никаких рецептов не соблюдает, законы логики не для нее. Я напрягаюсь в дегустационном экстазе, глаза закатил, язык высунул. Рецепторы обострил, пытаюсь хоть что-то понять. Наконец, из хаоса слов выуживаю калорийную цепочку: Пропал — Три дня — Ушел в трусах.

Включаю дешифратор, просеиваю словесный понос, обретаю съедобный смысл. Пропал мой лучший друг. Исчез бесследно. Подложил жене свинью трехдневным беспокойством. В исчезновении проявил несвойственную странность – ушел через балкон, в одних трусах.

— В полицию заявила? – интересуюсь.
— Не заявила, — шепчет Клавдия. – Мотив у меня есть. Могут подумать, что следы заметаю…
«Да, мотив у тебя есть. И не один, а не меньше десятка»
— А в психбольницу? – спрашиваю. Где еще найти приют трусам в тоталитарном обществе штанов.
— В психбольнице была. Туда не заходил, но они уже в курсе. В случае чего помогут.

Ерзает Клавдия настойчиво, табуретом трещит, сгибает его ножками. Еще немного и лишит меня последней кухонной опоры. Придется, есть пересоленный борщ стоя. А в таком положении все калории навылет, лишний вес не наберешь.

— Ладно, поищем, — соглашаюсь. Хочу спасти инструмент для ожирения. – Знать бы, откуда путь начинать?
— Есть ниточка, есть. Турагентство «Капитан Одиссеев и сыновья» знаешь?
— Лично не знаком, но издали видел. У меня аллергия на путешествия, не могу жить без выхлопных газов.
— Донесла мне тут подруга из зависти. Видела она, как мой у турагентства в трусах околачивался. Маячил там, словно на пляж собрался.

Гложет меня сомнение мимолетным слухом. Не помню где, не помню когда, шлепнули мне по уху непроверенной информацией — будто, все беглые к капитану Одиссееву на корабль сбегаются, нанимаются сыновьями. Как трюмы заполнят, так на не учтенные алчными картами острова отправляются. Оттуда выдачи нет. Дипломатические отношения не в почете, семейные ценности запрещены.

Решаюсь на поиски. Поищу немного для очистки совести, но без особого рвения. В таких побегах дружба не в счет. Найдешь друга, обретешь врага. Да и незачем беглому в пойманного превращаться.

Вышел на улицу. Клавдию с собой не взял, в квартире оставил, не подумал о последствиях. Крадусь в сторону турагентства, подбираюсь с тыла. Там задний двор, что туристам не показывают и закрома магазина по соседству. Под ногами океан на рекламных брошюрах, дохлая рыба, многоярусные рифы тары и пьяные грузчики под парусом. Объятий не разрывают, мутную слезу моряка по кругу передают.

Вклиниваюсь в цепочку, нахожу понимание. Слезу моряка отхлебываю из горлышка, узнаю про Одиссеева и трусы.
— Бывают, — говорят. – Разного фасона и узоров. Все в них бегут куда-то, менеджеру по туризму на глаза попадаются и исчезают. А нам вот бежать некуда. Полная свобода…

Значит я на верном пути и сворачивать не надо. Иди себе все время прямо, заходи в турагентство сквозь парадную дверь, подавай документы на усыновление. Но помни, только в одних трусах откроются тебе нехоженые тропы, а в штанах одна дорога, или в Египет, или в Турцию.

Будем вживаться в образ до полного погружения. В телефонной будке раздеваюсь, одежду оставляю без маскировки. Тут безопасно. В век мобильного террора никто сюда не войдет, не прикоснется губами к черному пластику телефона с мембраной, не заметит мои пожитки. Бегу к главному входу, хочу вступить в связь с менеджером по туризму. Вот он за стеклом, возвышается Хароном, объясняет старушкам все прелести загробного путешествия. Меня сразу замечает, лукаво улыбается, но на контакт не идет. Зато старушек спускает. А тех хлебом не корми, дай только «извращенца» ударить. Злые, как грешницы-сладкоежки без сахара. У всех сумки-выкидухи, удлиняются ремешками на олимпийскую дистанцию – даже за углом достают.

Забываю про друга, уношу голые ноги подальше. На вираже теряю равновесие, падаю в объятия менеджера по туризму. Затем удар электричеством, звездное небо раньше времени, судорога в паху и грохот железных дверей.

Прихожу в себя на стуле. Сижу привязанный, окружен больничным кафелем. Лечебной теплоты не чувствую, ощущаю бодрящую прохладу морга.
Вдруг лампа в лицо — укусила ярким вольфрамом и голос в вышине:
— Пароль?
— Какой еще пароль? – недоумеваю я.
— Одних трусов мало. Для побега нужен пароль, — голос по капитански тверд, с ним не поспоришь.
— Друга своего ищу. Пропал. Три дня как нет. К вам направился…
— Жена послала?
— Точно жена.
— Нет у тебя больше друга, а у жены мужа. Овдовела она, — читает голос приговор.
— Сгинул, стало быть, — мне почему-то не грустно.
— Для вас всех сгинул, для себя родился заново…
— Если честно, я бы на его месте тоже…
— Будешь на его месте, тогда – милости просим!
Гаснет лампа, глаза прозревают темнотой. Щелчок и снова звездное небо электрошока – лежу на созвездии Андромеды, глажу ее грудь…

Как очнулся в телефонной будке, как проклинал того кто не пользуется мобильным, как возвращался домой в нижнем белье, рассказывать не буду. Не о чем говорить – вечерние сумерки скрыли мою наготу, лишили соседей стриптиза. А вот как в квартиру вошел, так сразу дар речи утратил. Клавдия спальню захватила, кухню оккупировала. Вещи переставила, придала мне статус гостя. Сама стоит хозяйкой, из борща соль выпаривает. Смотрит на мои трусы с интересом, про мужа не спрашивает. Судя по всему, с утратой смирилась, новый домашний очаг уже построила. Лицо в боевой раскраске, под вечерним платьем черные кружева.

Остро осознаю неизбежность штурмующего соблазнения. Я заранее не согласен. Изображаю защитную стойку, хочу обойтись без потерь. Выгляжу глупо. Клавдия меня в осаду рук заключает и кричит боевым кличем:
— Ты как лучший друг удравшего мужа, должен теперь на мне жениться!

Спустя мгновение, грянул «жестокий бой» до свадебных ранений. С моральными травмами и бесконечной чередой возможных паролей для бегства. Но это, как говорится, совсем другая ироническая проза…