bjakinist. : Сюжетик Захара Прилепина

(Прилепин З. Книгочет: пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями. — М.: Астрель, 2012. — 444 с.)

Захара Прилепина кое-кто и сейчас числит «самородком», словно он не выпускник филфака, а говорящая лошадь с Нижегородской ярманки. Впрочем, эта его плебейская убежденность, будто изящная словесность и поныне может нести серьезные смыслы, что-то значить… И впрямь ведь — говорящая лошадь!

А ежели по серьезке, эта его книжица корябает и искренней любовью к литературе, и тонкостью (подчас) оценок, их «наивной» исподтишковостью, и несколько лукавой (мне показалось) прямотой главных выводов. Именно это последнее рождает надежду на то, что всё у Захара срастется и в будущем. В лучшем виде, а не в том, в каком он сам для себя и для доверчивого читателя тут декларирует.

Он вроде по-базаровски честен и здесь. Сразу, с порога: накопилось рецензий — что б не тиснуть, тем паче, издатели требуют от раскрученного автора почаще светиться, вякать.

Вяки Прилепина на основные литературные события 00-х все равно интересны даже своей спорностью. (Ни одной, например, рецы на В. Сорокина, имя только упоминает с насмешливой отстраненностью). В самую середину запсотил автор и самое, типа, принципиальное — раздел «Перепалка», свою «отповедь» Виктору Ерофееву.

Напомню: мэтр постсоветского постмодерна выступил со статьей (это я для тех, кто не в курсе; впрочем, таковых 97 %, я думаю) по поводу сборника молодых авторов «Десятка». Свой отзыв Ерофеев назвал «Отсебятина» (если кто захочет найти) — сам-то Прилепин слишком общо излагает позицию Ерофеева.

Схватка вроде бы чисто поколенческая. «Новые реалисты» (З. Прилепин, С. Шаргунов, Р. Сенчин и др.), пришедшие в литературу в середине 00-х, «дали бой» литературным магнатам 90-х. которые: а) сплошь трупоеды-постмодернисты и б) либералы-антисоветчики. Но, как говорят классики, «молодая была немолода»: эта литературная молодежь выглядит вполне консерваторами. Новая писательская поросль считает себя восстановителями духовности отечественной «литературы больших смыслов и серьезных чувств», остро критически воспринимает либеральный опыт «лихих 90-х», немножечко ностальгирует по «совку» (которого поколенчески и не нюхала), почти сплошь довольно религиозна и ревниво патриотична. Но что действительно серьезно и важно для нас: «…критика советской системы в их текстах уступила осмыслению постсоветской действительности» (с. 205).

При этом новые консерваторы (почему же именно «реалисты»?) ведут себя буршеобразно. Как и самого юного из этой когорты Э. Лимонова, их отличает «веселая агрессия, бурное социальное ребячество, привычка вписываться в любую литературную, а часто и политическую драку, и вообще желание навязчиво присутствовать,… уверенно считать давно поделенное литературное пространство своей вотчиной» (с. 211).

Laisser passer, laisser vivre, короче! Именно это: желание карьерно самоутвердиться — и было реальным движителем всей свары. Теперь-то эти ребята ведущие колумнисты, прикормлены и «обружуазились». Ну а как же насчет духовности и этих, как бишь их, и-де-а-лов? Или они всерьез верят, что не либералы их кормят теперь?

Если говорить о духовной традиции (особенно в почвенническом ее изводе), то лучше Прилепина и не скажешь о ее давновременной гибели. Вот прилепинский поклон «дедушке Личутину» — живому классику деревенской нашей прозы (едва ли не последнему по времени). Если вы окунетесь в ту словесную патоку, что развел здесь Прилепин, то заработаете сахарный диабет немедленно! Неужели сам автор не чувствует ужасную фальшь этих якобы древнерусских оборотцев, этих коленец словесных? Полноте, не пьяное ли это шутовство, не Жоржик ли Милославский хорохорится в палатах Ивана Грозного? Владимир Личутин, хоть и завершал традицию, но органично, достойно, преизбыточно барочно, перегоняя смыслы в словесные узорочья-кружева, вполне уже самодостаточные, а этот-то, этот-то что расчихался над бабкиным сундуком с привидениями? Он и сам говорить так уже не умеет!

Честно скажу, я не верю в эти их ура-идеалы, в эту их якобы набожность, в эту их ностальжи по ими неведомому. Какое кокетливое нахальство — так часто поминать бога. Или Захар простодушен и тут? Простим ему даже и бога, а?

Уж не знаю, как насчет «веселой агрессии», но серьезные смыслы обращаются у этих ребят в шутовское действо. Позерство автора просто бесит порой. Впрочем, слово «бесит» Прилепин любит. Как любит всякую рецку завершать каким-нибудь демонстративным парадоксиком, именно «вяком». Словно истеричка, которая, коли уж слов не осталось, так дверью шваркнет до трещины…

А между тем, есть в Захаре много и симпатичного. Например, его верность соратникам и учителям, «истокам».

К примеру, возьмем Александра Проханова.

Прилепин справедливо называет его «большим русским писателем». Но при всех положенных «исполать» добавляет, на мой вкус, убийственное: «Проханов начинает свои творенья как чудесные фрески, потом берет малярную кисть и мажет, где не закрашено, будто по забору — жирными, неровными мазками, затем бросает и эту кисть и макает в краску руку, доделывая картину так — пятерней», с. 150. Иными словами, Проханов начинает как художник, продолжает как ремесленник и завершает как, типа, халтурщик. И в этом трагическая (наверно) судьба автора с большим пластическим даром. Но дар сжирается жаром журналистского служения-бдения, — добывания-пребывания, говоря короче. Проханов — великий ёрник, но это ведь юмор висельника, ибо судьба-то вышла у него уже полуписательская…

Впрочем, Прилепин знает (Дм. Быков его вовремя просветил): автор на Руси нынче должен быть больше, чем автором. Должен подрабатывать не только художником (поскольку всё наболевшее выдается обычно в первых двух книжках), а артистом, сценаристом, эквилибристом. Чтоб не пропасть соцьяльно, автор должен парить с дрессированными медведями под куполом цирка, а зрители их… ну, простят со временем, думаю.

Драма в том, что как медийным персонам нашим героям сказать, в общем-то, нечего. В интеллектуальном арсенале этих ребят на выбор: царские бармы, чекистский кожан, ковбойская шляпа и монгольский лук. И ни в одном прикиде нету, заметьте, штанов, чтобы срам прикрыть. Слушать выступления Прилепина (который здесь признался, что редко бывает при этом не под хмельком) тягостно. Ничего, кроме ветхозаветных наивных лозунгов. Так и хоцца спросить: кто у кого теперь списывает — нынешний Кремль у «ультриков» или «ультрики» у Кремля?

Постмодернюги хотя бы честно констатировали, что пациент скорее мертв, чем жив, а эти заставляют трупак в присядку ухнуть… Да не ухнет трупак, ребятки, — рассыплется!

Впрочем, «привычка вписываться… и вообще желание навязчиво присутствовать» уже сказывается в иных Захаровых сентенциях, похожих на директивы. Шутит, полагаете? Или уже немножко Фадеева репетирует? Пистоль не забудь, Захар, ты ж эти игрушки, как будто, любишь!..))

Пишу это с грустью. Потому что ведь и сам Прилепин прекрасно знает: «задача художника — не объяснить, но дать огромную возможность почувствовать, догадаться» (с. 171). И потому что даже в этой книжке, в общем, дежурных текстов автор являет большую тонкость и точность глаза. Наверно, только знающий лично С. Есина может оценить блистательную и исчерпывающую, можно сказать, оценку есинского «Дневника»: «сложнейшая гамма чувств, бешеный рисунок кардиограммы и огромная человеческая страсть заключены в этом ровном, с тихой полуулыбкой голосе», с. 159.

Очень приятно было прочитать теплые, хотя и довольно беглые строки о прозе Димы Данилова, которого я считаю одним из тончайших наших художников слова сейчас.

И вот когда видишь, что человек, которому доступны сии хрустальные сферы бытия, который умеет многозначительно не договаривать, вдруг начинает размениваться (как-то суматошно расчетливо, но ребячески) на весь этот полит. цирк… Право, жалость берет! А куда, с другой стороны, податься бедному хрустьянину? Надо жить… Но жалкое, изможденное лицо Проханова, но это осипшее витийство пензионера-визионера Лимонова — прельщает вас? Или мечтается в возрожденной империи возродить и союз совписов?

Ох уж эта вечная Сонечка отечественной словесности!..

А оценки пишущей братии 00-х Прилепин выставляет почти всегда объективные.