Бабанин : Айна.

Да мы и виделись-то с ней всего дважды. Первый раз – в Ялте: я просто приехал на несколько дней побухать, а она со своей командой была на сборах. Я сидел в обыкновенной общепитовской столовой и нахально бухал, даже не пряча водку под столом, а наливал ее в граненый стакан из-под компота – компот я сначала выплеснул в окно. Водка получилась с привкусом клюквы, и меня чуть не блевануло. А они всей своей сборной Литвы по стендовой стрельбе завалились именно в тот момент, когда я допивал второй стакан. У меня было слабое оправдание – я осознал свою никчемность, и мой роман не взяли в печать. А у нее были какие-то неправдоподобные глаза цвета синего, такие должны были нравиться Есенину, но он до них не дожил. Я посмотрел на нее и жестом предложил ей забухать, она улыбнулась и жестом показала, что я – мудак. Да я и сам это знал.

Но после горячего борща она подошла ко мне, села рядом и положила руку мне на волосы, а потом шепотом и с акцентом разрешила с ней встретиться после вечерней тренировки. Так я и узнал, что она – Айна! Вечером, когда мне дали пизды два ее тренера, я узнал, что они и сами в нее влюблены. Айна оттирала мне кровь с рассеченной губы и прикладывала холодный пятачок к правому глазу. И потом пошла со мной на набережную, всем своим видом показывая, что я ей небезразличен. Уже под утро, в моем гостиничном номере, Айна показала мне татуировку на левом плече – бабочка Мертвая голова с горящими крыльями. И этим же утром молча уехала вместе со своей сборной и двумя тренерами.

А второй раз я случайно встретил ее в одном грозном городе. Правда, она была не с командой, а только с одной подружкой – она нас так и не познакомила, ее «завалил» Батон. Он был очень злой на весь мир, потому что из всего его взвода живыми были только мы впятером. Остальных на площади перед зданием аккуратненько положила Айна и ее напарница – все-таки, они очень метко стреляли. У них такая «фишка» была: сначала по яйцам под броник, а уж потом в лобешник. Ну, или в глаз, по приколу! Они бы и нас положили, но всех черных на первом этаже успокоила невесть откуда появившаяся спецура, а они-то хуячили со второго… Тогда Батон разозлился так, что жахнул из «мухи» в окно. Подруга сразу замолчала. А Айна, видимо разглядев меня через оптику, пожалела и шмальнула не по яйцам, а в бедро, чтобы я не строил из себя героя и не лез на рожон.

Пока она игралась со мной, пацаны забежали в подъезд и попросили спецуру не трогать «девку» — сами хотели поквитаться. Спецы неохотно согласились и лахнули куда-то. А я лежал, смотрел в разбитое окно и улыбался: нет, не было ни больно, ни страшно. Бедро – понты, хотя и не навылет. Я снял каску, а она показалась в проеме и приветливо махнула рукой.

Когда парни оттянули ее от окна, я встал и, даже не хромая, пошел на второй этаж. Сверху по лестнице через две ступеньки бежали мои друзья и смеялись. Они и меня пытались забрать с собой, но я вырвался и побежал по лестнице… Айна висела вниз головой, подвешенная за ногу к какой-то арматуре. И еще у нее были выбиты все зубы, а из носа выдувались розовые пузыри. Она улыбалась мне беззубым ртом и шептала, как тогда, в Ялте, «Айна – есть Единственная. Я – Единственная?!». «Пятнашка» между ног была разрезана, а из ее влагалища выглядывала «эФка». Я, как дурак, вытащил ее, но она «щелкнула». Тогда я поцеловал ее в разбитый рот… Вкус крови, любви и жизни. Или – наоборот?