Domestos : Радуга в темноте.

Мы все умрем, сдохнем, захлебнемся в собственном говне.
Когда блевотина начнет подступать к изъязвленному дешевой воткой горлу, мы, возможно, поймем, что надо что-то делать со своей жизнью, но будет уже слишком поздно. Наши гангренозные ноги уже не будут держать нас, когда толпы грязных негров будут насиловать нас и наших детей, женщин, домашних животных — всех без разбора — и мы упадем волосатой грудью на замусоренный пол и перестанем уже сопротивляться. Мы будем просто ждать, пока негры заснут, водка кончится, и тогда, в тишине и луже собственной мочи, мы, возможно задумаемся, что, быть может, еще не все так плохо — и тут же усмехнемся своим мыслям. Наивные. Мы будем надеяться на лучшее, когда гной потечет из наших разорванных анусов и обвисших грудей наших, живых еще, матерей. Все язвы вскроются, все дерьмо будет струиться дизентерийным ручьем. Потрепанными гениталиями мы будем тереться о мех наших собак, ища сострадания. Когда мы смешаемся с грязью и заледенелыми соплями на тротуарах, когда опарыши полезут из-под грязных бинтов, порежь нас — и потечет уже не кровь, а засочится гной — и тогда мы будем искать плюсы в нашем существовании и смысл. Забыв человеческую речь и отличаясь от кучи отбросов лишь способностью поглощать спиртное, мы потеряем, в конце концов, саму способность мыслить, и тогда, на границе жизни — мы забудем все. А потом мы умрем, ибо даже дерьмо не может существовать вечно. У нас уже не будет души, и нечему будет возноситься в Гиперуранию. Наша плоть не всосется в землю и не станет удобрением для растений, пищей для червей. То, что останется от нас, растворится зловонным напоминанием в атмосфере, отравляя ее. И ничего больше.