Gorbunov : Хлебушек

Виктор Павлович лежал на диване и теребил рукой дырку в одеяле. Он не ходил сегодня никуда, так уже вышло, что на улице шел дождь, и, Виктору Павловичу не пришлось искать оправдание. Однажды, еще в юности, Виктор Павлович вышел на улицу в сильный дождь, за хлебушком. «Сходи, Витюня, за хлебушком» любил поговаривать его дед. Так и в тот день, Витюня пошел за хлебушком, дед прошел Вторую мировую и оправдание «дождь идет» которое прокатило бы для мамы или отца — для деда не оправдание.
-Только смотри! Хлебушек не намочи! — пригрозил дед напоследок. Витя однажды слепил из мякиша кубик и дед с отцом отлупили его так, что он не мог сидеть три дня. В школьной столовой висела огромная надпись «Всем известны слова: Хлеб — всему голова!», весь класс знал к чему она. Леха Ефремов однажды не доел хлебушек и выкинул его в помои. На товарищеском суде классного звена все тыкали в него пальцем и осуждали. Никто не хотел сидеть рядом с Ефремовым.
Обедали в 14 00, на часах был час. Пришлось натягивать кожаные башмаки, брать пакет из шкафа на кухне и съежившись топать по подъезду. Витюня пнул дверь и влажный воздух накрыл с головой. Он побежал в магазин, через дорогу, дважды свернул за угол, отскочил от урны. Вода уже практически пробралась сквозь ботинки к носкам, как Витя прибыл в «Продтовары».
Лариса Алексеевна, работавшая здесь столько, сколько Витюня себя помнил, шлепнула «ржаной» на засаленную доску.
- Рупьписят.
Витюня расплатился, сунул буханку в пакет и поплелся к выходу. Дождь усилился, он замотал пакет, чтобы «хлебушек» не промок, приподнял прилипшую к животу рубашку и поскакал домой. Ботинки намокли насквозь, вода огромными ручьями катилась по тротуару, собирая листья, бычки, песок и пену. Слева от тротуара проезжали машины и брызги летели на прохожих. Почти у самого подъезда был припаркован зеленый «Зил», водила не закрыл дверь, он покупал сигареты, в ларьке через два дома на другой стороне дороги.
Витя совсем промок и радовался тому, что дом близок.
— Сынок! — Витюня обернулся. — Сынок, это Варейкиса 18? — переходя дорогу перед «Зилом» стояла бабушка. — Мне портниха нужна.
— Не, Варейкиса это ниже, через дамбу пройд… — не успел Витя это сказалть как «Зил» скрипнул и покатился вперед. Бабка закрылась руками и захрипела, машина повалила ее увесистым стальным бампером и наехала на ногу. Бабкин хрип сменил вой, на улицу из окон высовывались люди. Витюня оцепенел, левой рукой он сжимал буханку хлебушка, правой держал себя за волосы.
— «Ручник! Дерни ручник блять!» — к зилу по улице бежал шофер. Бабка пыжилась из последних сил. Витина голова работала стремительно. «Чтобы одернуть ручник мне надо забраться в кабину, ухватиться за руль и потянуть рычаг, тогда машина встанет, но… надо бросить хлебушек и ведь подержать его некому...» у Витюни потекли сопли, он не знал что делать. Бабка завизжала нечеловеческим голосом, ее нога хрустнула на весь двор. Витюня обнял хлебушек и убежал в подьезд.
Долго он еще утирал свой пот и сопли топчась на площадке, он слышал как приехала скорая и менты, как «Зил» отгоняли в другой двор. Витюня знал, что поступил правильно, ведь миллионы комбайнеров, агрономов, колхозников со всего союза, делали хлебушек. Витюня еще не знал, что хруст бабкиной ноги навсегда будет звенеть в его ушах. Он просто стоял и теребил дырку в кармане штанов.
Прошло лет 30, Витюня женился, на работе его теперь называли Виктор Павлович и он дослужился до руководителя всех торговых представителей отдела. Вчера, когда Виктор Павлович вернулся домой — пошел дождь, Виктор Павлович поужинал, посмотрел «Новости» и лег спать. Ему снился выполненный план, радуга над отделом, красавица Елена — секретарь босса, улыбающаяся за обеденным столиком. Это были хорошие сны, такие снятся хорошим людям. И тогда, когда Виктор Павлович видел последний хороший сон, его супруга уже готовила завтрак.
— Витюня, котик, сходи за хлебушком! — промурлыкала супруга на ушко — Виктор Павлович схватил ее за горло:
- Ааааагггрхх бляяя!!! Аааа! — он орал как никогда — За хлебушком! На хлебушка! На, похрусти! Аррр!
Когда пальцы Виктора Павловича посинели, голова жены бесполезно болталась в разные стороны. Но Виктору Павловичу было похуй на голову жены. Он знал с детства, что хлеб — всему голова. Он просто лежал в этот дождливый день рядом с женой на диване, теребил дырку в одеяле и изредка повторял:
— Сходил за хлебушком. Сходил. За хлебушком.