Владимир Головченко : I

Уже минут сорок мы стоим на Кутузовском проспекте, упершись в задницу черного матового Porsche Cayenne с номерами А787ММ. Любопытно, каким образом автомобиль представителей всеми нами горячо любимой Мосгордумы спокойно, без всякого рода выпадов высшей касты, медленно скользит передо мной в этом потоке? Может новый личный водитель откуда-нибудь из глубинки забирает кроссовер из автосервиса? Представляю его зачарованные глаза недавно приехавшего в столицу. Такие обычно можно увидеть у семнадцатилетних первокурсниц: широко раскрытые, наивные, восхищенные, не успевшие испортиться наглостью и повальным похуизмом. Интересно сколько он прожил в Москве? И на сколько его еще хватит? Наверняка где-то на расстоянии от двух дней до двух недель езды в старом плацкарте его ждет подъезд с ободранными истэганными стенами с обвалившейся штукатуркой, несущими на себе отпечатки времени в виде выцарапанных жизненных призваний Наташи, Веры или Клавы с подробным описанием их деятельности, замазанных номеров телефонов, дат и прочих пожеланий читающим, прокуренная хрущевка и, как и следует ожидать по сценарию, супруга. Не исключено, что сварливая и не первой свежести. Скорее всего, они познакомились еще, будучи школьниками, на одной из поселковых дискотек в местном ДК, одном из тех, что принято было называть клубами. Конец эпохи социализма, советских лозунгов, пятилеток, пальба из 125-милиметровых гладкоствольных пушек танков Т-80 по Дому Советов в центре столицы, Лебединое Озеро по ящику и перспективы развития демократии; а в детстве Ялта, в лучшем случае Рига. Можно предположить, что девяностые оставили у него в памяти рейдерский захват какого-нибудь местного завода, послесвадебную бытовуху, кризис среднего возраста, задержки зарплаты и ежедневные истерики уже давно нелюбимой увядающей жены. Бросить все к черту еще тогда ему, видимо, не хватило духу и решительности, а для отжимания шальных денег по нехитрым схемам распространившихся в то время группировок он был сыковат. Когда же мужики из соседних домов, знакомые по гаражным попойкам, вагонами потянулись на заработки любого рода в Москву, часто заканчивающихся банальным кидаловым, наш герой, может и не желая того сам, подстегиваемый долгами и вытраханным женой мозгом оказался здесь. А если быть точнее, прямо передо мной и сейчас он неумело пытается перестроиться в пробке на машине с депутатскими номерами стоимостью в весь его занюханный поселок. А может ему и нравится вся эта грязь, может он уже занял свое почетное место среди прочего невежественного быдла, всеми силами пытающегося выдавать себя за бомонд или коренных жителей, что часто в глазах рязанско/украинско/уральско/кавказско/дальневосточного нескончаемого потока искателей счастья (или же просто гастарбайтеров) одно и тоже. На моем лице расползлась циничная улыбка. Довольно странный ассоциативный ряд для выходца из Анадыря, получившего высшее образование в области высокомолекулярных соединений в Ростове-на-Дону. Я поравнялся с «каеном» и за опущенным до половины тонированным стеклом пассажирской двери увидел за рулем довольно молодую девушку с обесцвеченными волосами. На вид ей не было тридцати, на плечах была белая кофта крупной вязки (из какого-нибудь модного издания с описанием актуальных брендов этой осени), цвет кожи выдавал посещение солярия, над губой эротично красовалась то ли родинка, то ли пирсинг «Монро», а глаза скрывали солнцезащитные Ray-Ban. Одним фактом своего существования она разрушила до основания всю логическую цепочку выстроенных мной на пустом месте и ничем не обоснованных рассуждений.
— Чо ты на нее пялишься? — Вика вернула мое сознание в салон, — нравятся такие кобылки? – она специально говорила в такой ростовской манере, потому что знала, как меня это раздражает. Не то, чтобы она ревновала, скорее ее заводили такие игры.
— Тебе показалось, — я старался говорить как можно более отрешенно.
— Трахнул бы ее? – она ехидно улыбается и театрально поднимает брови, ожидая ответа.
— Да, пожалуй… Думаю, нагнул бы ее вперед прямо на капот «каена», — мне сразу же прилетает удар в плечо, за ним еще один в грудь.
— Ненавижу тебя, — Вика пытается сделать обиженное лицо, но ямочки на щеках выдают улыбку.
Если верить панели навигатора, мы двигаемся со скоростью от 3 до 5 км/ч. Мой взгляд остановился на оранжево-красной кроне канадского клена. На какой-то момент я снова абстрагируюсь. Московская осень заставляет одеваться теплей куда раньше, чем в Ростове. Листья на Арбате желтеют уже в конце сентября, создавая свою особенную, спокойную, может даже романтическую атмосферу, которая обычно жестоко и бесчеловечно замучена насмерть в постоянном беге, начинающемся для большинства жителей столичного региона в пять утра, освещенном ближним светом взятых в кредит бюджетных Hyundai Accent, Deo Matiz, Cherry или Lada Priora, муниципально-желтым светом фонарей на обочинах и во дворах спальных районов, а может быть и мигающими тусклыми лампами в забитых вагонах пригородных электропоездов, несущих толпы сонных ненавидящих свою работу менеджеров, реализаторов, курьеров, технологов, IT-шников и еще бог знает кого откуда-нибудь из Химок, Одинцово, Люберцев, Пушкино или Орехово-Зуево.
Вика поминутно раздраженно смотрит на свои Louis Erard, что-то ворчит про навигатор Garmin, встроенный в мой коммуникатор, яндекс пробки, третье транспортное кольцо и мою надменность. Я периодически инстинктивно утвердительно мычу, выбирая паузы на пике повышения ее интонации, чтобы не вникать в суть всего этого и не возбуждать ее сознание до готовности контрнаступления под канонаду хоть и неаргументированного, но сверхэмоционального града упреков с разрывной колкой начинкой. Забавно, что она сейчас совершенно не беспокоится о проблемах в офисе и позволяет себе опаздывать минимум на пару часов. Естественно еще столько же времени у нее уйдет на распитие натурального кофе сомнительного качества, удаление вчерашней переписки ВКонтакте с кучей вульгарнейших извращенных заводящих ее пошлостей и откровенными эротическими фотографиями нового приятного (как ей кажется) молодого человека, прочтение и комментирование ленты twitter-а и новых постов в livejournal, размышления о том, брать уроки танго или стрип-пластики, на сколько месяцев заказать абонемент в «Арбат Фитнес» и сколько калорий ей стоило купленное на ходу в одном из многочисленных безликих палаточно-стилажных магазинов заварное пирожное. Последнее можно отнести к одному из женских мимолетных капризов. Не уверен, что она захочет его уже через минуту. Хотя это на нее не похоже. Как правило, Вика выбирает рестораны; рестораны из списка, расхваленных ей подругами и коллегами, которые правда не всегда отличаются хорошим вкусом и скорее просто падки на изыски рекламы, моду и громкие названия.
Когда я вспоминаю о ее коллегах и офисе в целом, развитая с детства фантазия предательски рисует перед глазами довольно неприятные диафильмы. Я стараюсь не думать о начальнике ее отдела, по просьбе которого Вика часто задерживается до восьми-девяти часов вечера или срывается на какие-то неотложные совещания в выходные; стараюсь не думать о перспективах их совместного времяпровождения в самых банальных позах на раковинах и в кабинках туалетов на корпоративах. Эта паранойя преследует меня уже несколько лет. Стоит лишь поверить в то, что очередная девушка, которой где-то внутри своего сознания ты позволил переступить все заградительные сооружения с табличками «WARNING» и уже было подпустил к черте с красной отметкой, не такая как все остальные, чьи номера хранятся в памяти телефона лишь на случай приступа одиночества, скоро лечащегося женскими криками, десятками комплиментов, предшествующих вагинальному оргазму и предварительно распитым литровым Bacardi White в ванной своей медсестры милосердия, ты сразу же наткнешься на ее переписку с Тимуром или Араратом в самом нежном ключе или она обязательно случайно попадется на глаза за окном какой-нибудь кофейни, засовывающая язык в рот школьного друга, своего начальника, лысеющего мужика под сорок, связанного с сырьевым бизнесом или любого другого мифического героя, который тебе, естественно, показался.
Сам себе подпортил настроение. Так разве бывает? Наверное действительно медленно едет крыша. Конечно же я никому в этом не признаюсь, даже себе до конца не готов. Ходить к психоаналитикам, психологам (или кого там еще показывают в фильмах производства западных киностудий) как-то по-буржуйски и мне кажется несерьезно для уважающего себя уравновешенного мужчины. Ловлю себя на мысли о том, какая чушь лезет в голову. Незаметно для себя начинаю смеяться вслух.
— Ты чего, Кот? – Вика с недоумением смотрит на меня.
Я провожу рукой по ее выпрямленным темно-каштановым волосам. Ей жутко не нравится, что от природы они волнистые. На выходных, наряду со всеми остальными процедурами, Вика тратится на укрепление волос всевозможными препаратами, до каких только дошел на сегодняшний день прогресс химической промышленности, и иногда обрезает посеченные кончики. Наверняка, если бы от рождения ей достались прямые волосы, то она повторяла бы все то же самое шаг за шагом и с тем же раздражением, но только после того, как ослабляла бы их подкручиванием. Она относится к женщинам, которые постоянно недовольны своим телом, внешностью, прической, макияжем, гардеробом, приоритет в котором отдается исключительно дорогим итальянским брендовым составляющим, привезенным откуда-нибудь из Милана, Рима или Венеции в дни зимних распродаж в начале января, реже подругами по ее просьбе или другим подвернувшемся случаем; и к той небольшой их части, которые действительно готовы работать над собой. Результатом последних приступов ее мнительности явилось твердо засевшее желание увеличить верхнюю губу и на один размер грудь. Уверен, что в закладках браузера ее нетбука найдется несколько страниц ведущих клиник пластической хирургии Москвы.
Вика была обладательницей правильных черт лица, впитавших в себя что-то восточное, нежной ухоженной кожи, необычайной харизмы и богатого словарного запаса (включая язвительные колкости). Масса прочитанной литературы и пятый курс филфака давали о себе знать ее готовностью разрядить тебе в голову обойму умозаключений Фрейда, приправленных собственными доводами на этот счет, с близкого расстояния или нет, даже в упор. Чуть быстрее, чем за год она успела вытеснить из моей постели всех прочих девушек, кратно уступавших ей в фантазии и умении двигаться. За единичный опыт с подругой еще лет в семнадцать, я называю ее бисексуалкой, на что она уже перестала обижаться.
— Сделаешь мне минет? – я стараюсь не засмеяться снова. Выражение лица Вики, как это часто бывает в неожиданных ситуациях, застыло на вдохе; мой вопрос явно сбил начало ее несказанной фразы.
— Ты же тонировку снял, здесь люди вокруг, – Вика начинает улыбаться, что заводит меня еще больше.
— С каких пор тебя стало интересовать чужое мнение, да еще и в чужом городе?
— Ты так хочешь этого? – ее голос становится игривым, Вика чуть вытягивает губы и хитро прищуривается. Тени цвета шоколада необычайно идут ее карим глазам.
— Я постоянно хочу тебя, ты же знаешь, — указательным пальцем я провожу по ее губам, разделяя их пополам.
— Я знаю, но я хочу это слышать! – она пытается укусить мой палец, но я успеваю убрать руку.
Вика по-кошачьи выгибается через коробку передач, оголяя часть поясницы и шикарные бедра. Одной рукой я стягиваю с нее белую футболку Moschino с принтом Мадонны почти до груди. На боку от изгибов талии до верхних ребер красуется талантливое тату ретро-часов на цепочке. В своих ассоциациях, благодаря точности выполнения, я бы их поместил где-то между знаменитым полотном Дали и коллекцией Pattack Philippe. Она быстро справляется с классической застежкой Antony Morato и расстегивает молнию голубых Armani Jeans, партию которых я чуть больше года назад заказывал для продажи по 25 евро за пару у своего давнего друга в Милане.
— Держи волосы, — она обхватывает губами член, оставляя на коже блестящий венец от помады.
— Детка, я тебя обожаю, — я собираю ее волосы в хвост и держу левой рукой. Вика плавно движется вверх-вниз. Я знаю, что ей это нравится.
Справа в полуметре от нас, периодически глохнув, ровняется шестерка, лет так двадцать пять назад считавшаяся белой. Я бы назвал это цветом грязного снега или цветом пожухшей травы. «Цвет нашей Родины», — точно подмечаю сам для себя. За рулем грузин или армянин с темными густыми усами и недельной щетиной, явно увлеченный происходящим, с ехидной улыбкой пытается изобразить крайне неумелой жестикуляцией подобие орального секса. После нескольких секунд я протягиваю в его сторону кулак с поднятым вверх средним пальцем. Еще несколько секунд он смотрит в упор на мой fuck, будто ожидая, что я опущу руку. С лица медленно сходит улыбка, он отворачивается и с ужасным звуком трогается вперед со своей полосой.
Я закрываю глаза и запрокидываю голову. Интересно, почему он не вышел из машины или, хотя бы, не опустил стекло, чтобы крикнуть в мой адрес что-нибудь грубое с кавказским акцентом? Побоялся? Или постеснялся Вику? Ладно, черт с ним, плевать по большому счету.
Мне 25, я занимаюсь продажей элитной недвижимости в Ростове-на-Дону и владею небольшим магазинчиком косметики и парфюмерии в одном из крупных торговых центров города. Я имею канал прямых поставок парфюмерии из Турции, косметики Мертвого моря напрямую из Израиля и иногда закупаю небольшие партии мыла ручной работы во Львове, что приносит стабильный доход от тридцати до ста пятидесяти тысяч рублей в месяц в зависимости от времени года и неотвратимости растрат на ближайшие праздники. Понемногу я обставляю итальянской мебелью взятую в ипотеку сто сорока восьми метровую двухъярусную квартиру в новом урбанизированном северном районе города с панорамным видом и езжу на Mercedes SLK-класса цвета металлик 2001 года, доставшегося мне за символическую сумму по срочной продаже, который я взял исключительно в угоду своему самолюбию. Мои родители всегда были людьми со средним достатком, воспитанными на отголосках советской идеологии. «- Что делать, если нет богатых родителей? – Въебывать. Въебывать по десять-двенадцать часов в сутки», чем, собственно, я и занимаюсь. Думаю, только у таких самовлюбленных уверенных в себе мудаков с огромными амбициями и есть возможность реализовывать самые смелые планы.
Мои рассуждения прерывает длинный прерывистый сигнал стоящей позади меня Volvo. Открыв глаза, я вижу матовый Cayenne и шестерку кавказца уже метрах в шестидесяти впереди, огибающих синюю Mazda с вмятиной и десятку с разбитым бампером. Молодая девушка в офисном костюме суетится вокруг всего этого шабаша с двумя ДПС-никами, размахивая руками. Любопытно, чего ей стоил этот японский мятый трансформер с роторным двигателем? Очередной каприз единственной дочери или полугодовая оральная стимуляция очередному сорокалетнему зайке, сидящему на газовой трубе или открывающему новый клуб? А может это все паранойя? Последнему я бы был рад больше всего.
Я выпускаю из рук волосы, выжимаю сцепление, включая первую, и уже через минуту ухожу вправо по совету электронного женского голоса моего Garmin.