Ромка Кактус : СОЛИТЁР

Гена очнулся на следующий день после катастрофы в палате интенсивной терапии. Чудовищная рана на голове затянулась – он убедился в этом, ощупав себя руками. Стянул бинты с грудной клетки, словно это была невесомая паутина. След от руля был еле заметен на коже и напомнил почему-то силуэт маленького ангела. Гена вытащил и отбросил вросшие в него тонкие электрические ветви.

В палате больше никого не было, место дежурной сестры пустовало, только какой-то силуэт из тепла и запахов больницы, смешанных с запахами молодой женщины, слабо угадывался в тяжёлом, будто кристаллическом воздухе. Гена встал и вышел в коридор. Покинул отделение, оказался в чьей-то палате, где, глядя на спящего мужчину, осторожно достал из шкафа и надел уличный костюм. Спортивные штаны и куртка оказались впору, коричневые круглоносые ботинки немного жали. Гена запустил руку во внутренний карман куртки и извлёк оттуда пакетик с документами. Раскрыл паспорт, прочитал: Солитёр Валерий Петрович. Убрал документы обратно в карман.

Он вышел из больницы и отправился в родительский дом. Путь лежал через березовую рощицу, убогую и загаженную, — место его детских игр. Воспоминания вставали как клубы утреннего тумана. В их причудливых завихрениях возникали картины событий никогда не бывалых, он оказывался одновременно пяти, восьми и двенадцати лет, летом, осенью и зимой. На память приходили и сны – и тоже накладывались на подвижную, невообразимую панораму прошлого.

Наконец выбрался на открытый участок перед домами. Зацветало небо, и его огненные цветы распускались в стёклах многоэтажки, создавая иллюзию пожара.

Гена остановился перед домом и оглядел балкон и окно кухни на четвёртом этаже. Всё было по-старому, и даже тюль, давно снесённый отцом в гараж, оказался на месте. Но всё же парадоксальное чувство неузнавания возникло у Гены, заставив его на долю секунды усомниться, туда ли он вернулся.

Тихий дворик лежал в тени, и на границе тени и света, на асфальтовом клочке, где когда-то играли в «квадрат», происходило неуловимое цветовое движение, словно невидимая призма разбирала свет на спектр. Гена увидел покосившийся железный столбик с поперечной перекладиной, куда раньше привязывали верёвки для сушки белья, песочницу, стоявшую посреди песчаного острова, кирпичное строение с надписью «ОГНЕОПАСНО!», с крыши которого прыгали в снег, рухнувший забор, ограждавший грядки частного владения, куда часто улетал мяч и кому-нибудь приходилось лезть за ним, рискуя нарваться на бабку.

Гена вошёл в подъезд, положил руку на низкие железные перила и поднялся на четвёртый этаж. Из кармана штанов достал ключи, открыл дверь, вошёл.

Мама сидела на кухне, в выцветшем халате и очках, читала книжку, а телевизор работал без звука, бросая цветовые пятна на покрытое морщинами лицо. «Родное, — подумал вслух Гена. – Здесь родное». Мама на мгновенье посмотрела туда, где стоял Гена, положила руку себе на щёку, провела вниз, поглаживая, вздохнула, — неимоверная тяжесть навалилась на Гену где-то у него же внутри, — и мама продолжила чтение.

Гена зашёл в детскую. Старую его кровать заменили новой, ничьей. На полу, на ковре играла девочка, разложив полукругом кукол, кубики, машинки. Голая лысая кукла ехала на Генином танке. Гена узнал в девочке племянницу Вику, дочь младшей сестры Тани – он не видел их несколько лет. Вика открывала рот, беззвучно произнося круглые короткие слова, видимо, состоявшие из одного слога. Гена смотрел на её чистую белую кожу, на складочку под подбородком, на короткие рыжие по-лисьи волосы и наконец решил: «Вот светлое дитя. Буду жить в нём, и память моя будет жить». Незаметно проник в детское тело.

____

Ночью Вика разбудила родителей. Стояла на пороге комнаты, не решаясь войти, и звала.

- Чего тебе? – осипшим спросонья голосом спросила Таня.
- Мамочка… Я есть хочу…
- Вот приспичило.
- Что такое? – спросил Михаил, когда Таня выбиралась из-под одеяла.
- Ничего. Спи.

Таня взяла Вику за руку и увела на кухню. Звякнуло стекло в дверце холодильника.

Вика съела два бутерброда с колбасой и выпила стакан яблочного сока. Таня уложила девочку в постель, поцеловала в лоб.

Утром Михаил по дороге на работу отвёз Вику в школу. В полдень Тане на сотовый позвонила классный руководитель и сказала, что Вика в столовой подралась с мальчиком и отобрала его еду. Таня отпросилась с работы, забрала дочь домой. Вика всё время жаловалась на голод и боли в животе. Таня решила показать её врачу.

В больнице доктор ощупал живот девочки, обнаружил что-то плотное и большое. Сделали рентген – в толстой кишке находился крупный предмет правильной формы. Вику положили на операционный стол, и хирург извлёк из неё большой бриллиант, вросший в стенку кишки.

Говорили, если этот камень подержать в руках, он вызывает видения, похожие на галлюцинации. Говорили, что бриллиант пристаёт к коже и начинает тянуть из сосудов кровь. Много было слухов и домыслов по этому поводу. Придумали даже, что драгоценность похитили в ювелирном магазине и вынесли, скормив девочке.