Александр Чикин : Как закалялась сталь

Я проснулась от страшного грохота: кто-то колотил в дверь моей квартиры. Обмирая от страха, накинула халат и, сунув ноги в тапочки, потихоньку подошла к дверному глазку и заглянула в него. В коридоре стоял военный и со всего маха долбил кулачищем в дверь, словно не замечая кнопки звонка. Стало ещё жутче, — все знакомые знают, какая я трусиха, — ноги стали ватными, я сползла на коврик под дверью, и эти удары стали сотрясать меня, потому, что я привалилась спиной к двери. Я уже думала, что дверь не выдержит и сердце моё разорвётся от ужаса, как вдруг всё смолкло: я услышала шаги по направлению к двери соседей слева. Послышался звонок и, через какое-то время, щелчок открываемого замка соседей. «Господи, спаси и помилуй! — взмолилась я. — Неужели они не слышали грохота, который устроил тут этот бандит? Он же сейчас их всех убьет!»
— Доброе утро! — услышала я.
— Ничего себе «доброе», — ответила соседка, — время шесть утра!
— Майор Кульмашев. Райвоенком, — представился громила. — Извините за ранний визит. Скажите, пожалуйста, Волков Сергей Леонидович проживает в пятой квартире?
— Знаете, мы только неделю как сюда переехали, и никого тут ещё не знаем. Извините, — дверь, клацнув замком, закрылась.
Ранний визитёр прошёл мимо моей двери к квартире соседей справа. Хоть я и не расслышала звонка, но через минуту дверь открылась и сонный Людкин голос спросил: «Какого чёрта?»
— Извините за ранний визит: майор Кульмашев, райвоенком, — мне даже послышался щёлчок каблуков. — Меня интересует Ваш сосед из пятой квартиры: второй год посылаем ему повестки на призыв в армию, а от него ни слуху — ни духу. Волков Сергей Леонидович появляется здесь?
— Да пошли вы к чёрту! Днём приходите со своими вопросами! Я министру обороны жалобу напишу! — Людка захлопнула дверь.
Через минуту послышался тяжёлый вздох за моей дверью, и раздался короткий звонок. Я потихоньку поднялась с пола, одёрнула халат, напустила на лицо заспанный вид и приоткрыла дверь, не снимая цепочки.
— Извините за столь ранний визит, — начал майор, — дело в том, что я — военный комиссар района. Майор Кульмашев Илгат Толгатович. Мы уже больше года посылаем повестки на призыв в армию Волкову Сергею Леонидовичу, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения, а от него никаких известий. Простите, Вы ему кем доводитесь, и проживает ли Сергей Леонидович по данному адресу?
— Сергей мой сын.
— Светлана Викторовна, если не ошибаюсь? Как бы мне повидаться и переговорить с Вашим сыном?
— Это будет проблематично. Дело в том, что отец Сергея погиб за восемь дней до рождения сына. Это произошло в последний день вывода Советских войск из Афганистана. Его отец служил в погранвойсках, и их подразделение прикрывало отход наших войск из страны. Генерал-лейтенант Громов соврал на весь Мир, когда заявил по телевидению, что он последним покидает страну, и за его спиной нет советских солдат. В это самое время снайпер убил моего Лёнечку, Серёжиного папу. Мы даже и расписаться не успели...
— Извините, Светлана Викторовна, — майор явно не рассчитывал нарваться на бабьи слёзы двадцатилетней давности, — я тоже повоевал лейтенантом в Афганистане, троих друзей там потерял, но мне бы с Сергеем Леонидовичем потолковать: такой, понимаешь, героический папа, а сын от армии косит. Разрешите войти? Мне с Вашим сыном поговорить необходимо.
— Знаете, как-то боязно незнакомого мужчину, да ещё и в такое время, пускать в дом. Бандиты нынче и в милицию рядятся, а офицером прикинуться и вообще, как я понимаю, проблем не составит. Может быть, у Вас удостоверение личности есть? Можно глянуть?
— Вот, пожалуйста, — майор вынул из кармана и протянул в щёлочку удостоверение.
Дрожащей рукой я взяла документ, сказывался эффект ещё не совсем прошедшего испуга, но майор, видимо, воспринял эту дрожь по-другому.
— Вы не волнуйтесь, сейчас время мирное, войны нет, и ничего с вашим сыном не случится. Можете даже меня и не пускать: просто попросите сына сюда выйти.
— Вы же не даёте мне всё до конца Вам рассказать, — я, мало понимая увиденное в удостоверении, рассеяно его листала, пытаясь что-то там читать. — Понимаете, Серёжа с самого детства, сразу же, как только узнал от чьих рук, и какую смерть принял его папа, просто бредил о мести афганским моджахедам. Это у Российской армии никакой войны нет, а у Серёжи война все двадцать лет его жизни идёт. Он и боксом, и карате, и самбо занимался, пулевой стрельбой, и в университет поступил только для войны этой своей.
— Ну, видите? Парень, прямо создан для армии, если Вашим словам верить, а от призыва увиливает, — обрадовался майор. — Давайте его сюда. Завтра же на службу отправим.
— Да, что Вы всё торопитесь? Дайте, я Вам всё по порядку объясню, — я протянула майору его удостоверение. — Я — скрипачка. Играю в симфоническом оркестре при филармонии. В восемьдесят девятом году наш оркестр поехал на гастроли в Америку. Нью-Йорк, Чикаго, Филадельфия, Сан-Франциско. По всей стране мотались. Я уже на восьмом месяце беременности была. Конечно, никто из руководства оркестра про это не знал, иначе бы меня на гастроли и не взяли, а так хотелось побольше заработать перед родами. Да и полная я, так что беременность в глаза не бросалась. Прилетели мы в Сан-Франциско. Смотрю, по телевизору, что в холле гостиницы стоял, CNN показывает недельной давности хронику вывода наших войск и этого лгуна — генерала Громова, как он всех, до единого, солдат из Афганистана вывел, я возьми, да и позвони на радостях маме, а она меня и огорошила: Леонид погиб, судя по документам, через семнадцать минут после выступления Громова и уже привезён в цинковом гробу и похоронен. У меня схватки начались, и через два часа я там, в Сан-Франциско, Серёжу и родила. Всё, что я в Америке, заработала, ушло на оплату клинике, где я рожала, да ещё и мало оказалось: с оркестра тоже какие-то деньги потребовали, так что и руководство, и коллеги были мной, мягко говоря, не довольны — едва с работы не выперли. Но, как-то обошлось, посочувствовали моему горю, вероятно.
— Честное слово, — взмолился майор, — я тоже Вам искренне сочувствую, но мне бы с Вашим сыном поговорить.
— Не знаю, как уж теперь принято обращаться в нашей армии: товарищ или господин майор, но дело в том, что всем родившимся в Америке детишкам, даже если их родители граждане другой страны, автоматически дают американское гражданство. Получил его и Серёжа. В университете, где окончив школу, Сергей стал учиться, есть программа обмена студентами. К нам сюда французы, немцы, американцы, а наши — туда. Уехал в Америку и Серёжа. Там он, как гражданин США, по достижении двадцатилетнего возраста завербовался в армию и воюет теперь в Афганистане со своими моджахедами, — я протянула руку, взяла с полочки под зеркалом у двери пачку повесток на воинскую службу и протянула их майору. — Отправьте их в Пентагон, если желаете. До свиданья, — я закрыла дверь и прильнула к глазку.
Майор тупо уставился на бумажки в руке, а другой скрёб затылок под фуражкой. Потом сунул повестки в карман, развернулся и двинулся к лестнице. Взялся за перила, потом повернул обратно, подошёл к моей двери, поднял руку к звонку, постоял секунду, убрал руку и стал тереть ею подбородок, что-то обдумывая. Потом опять потянулся к звонку, но, так и не позвонив, секунду помедлив, развернулся и ушёл совсем.
Я прошла на кухню, поставила чайник, и когда он закипел, пошла будить Серёжу: " Вставай, воин! У тебя через два часа самолёт. Ты почему, оболтус, в военкомат не сообщил, что в университете учишься? Я тут с испуга с три короба твоему военкому наврала. Вставай, вставай, надо ещё к бабушке попрощаться зайти: когда ещё ты из своей Америки вернёшься?"