Дмитрий С. : Подвиг Маньяка

Авдеев с ненавистью посмотрел на детей и подумал:«Ну, сейчас я вам устрою Содом и Гоморру».
После того как Авдеева выперли из города и ему пришлось стать сельским учителем, он, каждый день, примерно к обеду, глядя на учеников, поминал о Содоме и Гоморре. Причиной раздражения и неприязни к сельским детям служило похмелье.
Собственно, из-за пристрастия к алкоголю, Авдеев оказался в Семеновке.
На день учителя он накатил в баре неподалеку от школы, вместе с коллегами. Потом коллеги ушли, Авдеев продолжил алкогольный заплыв в одиночку.
Ближе к вечеру его, за попытку стянуть перечницу и за нецензурную брань, выставили из заведения. Авдеев не придумал ничего лучше, чем пойти домой к директриссе — пожилой женщине, больной сахарным диабетом, чтобы рассказать ей нечто очень важное. Авдеев не помнил что.
Он напугал до смерти (в буквальном смысле слова) Валентину Семеновну, после, непонятно зачем, пошел в школу.
Выбив окно залез в кабинет физики, там насрал на мусорный совок и заснул между парт. Утром Авдеева со скандалом, милицией, совком с гавном в руках, вытурили из школы, под неодобрительными и осуждающими взглядами школьников. Совок с гавном Авдеев впрочем запустил в физкультурника.
Смерть директриссы ему не простили. Авдеев, отсидев пятнадцать суток в каталажке и выйдя на долгожданную свободу обнаружил, что из общежития его отселили, на работу в другие школы (да что там в школы, никуда не берут), подался на свою историческую родину — в Семеновку, где всегда были свободные вакансии на должность учителя, коим он и являлся по образованию и нелепому стечению обстоятельств.
В Семеновке Авдеев дорвался до бурякового самогону и всегда с нетерпением ждал окончания учебного дня, чтобы ухуяриться до свинского состояния, пойти к клубу, огрести пиздюлей, вернуться домой за бензопилой, купленной непонятно зачем у цыган, и, потрясая ею, всех там распугать, а потом забыться тяжким сном.
Обычно бензопилу у него забирали и приносили на следующий день в класс. Дети в школе прозвали Авдеева — Маньяк.
Авдееву прозвище не нравилось, так как по его субъективному мнению не соответствовало авдеевской благородной и романтической натуре. Поэтому на маленьких негодяях, приклеивших ему столь нелестное погоняло, Авдеев отыгрывался безумными, нерешаемыми задачами, за которые после, с огромным удовольствием ставил двойки и единицы. Это Авдеев и называл Содомом с Гоморой, иногда вслух.
Вот и сейчас Авдеев придумывал задачку позаковыристей, как вдруг распахнулась дверь в класс и завуч, Елена Андреевна, сообщила:
- Юрий Александрович, сейчас звонили из Степановки, там у них кавказская овчарка взбесилась, побежала в Васильевку, но неровен час и к нам может забежать, отпускайте детей по домам!
- Хорошо Елена Андреевна,- радостно согласился он, в предвкушении выпивки в неурочный час, но увидев довольные лица детей, тут же добавил,- вот только задачку одну решат — и сразу же распущу. — Ученики скисли. — Итак дети, записывайте условие задачи:
ЗАДАЧА АВДЕЕВА
«Из села Степановка в село Васильевка бежит бешенная кавказская овчарка Барсик, со скоростью тридцать узлов в час. От Степановки до Васильевки расстояние восемнадцать километров.», — дети недоуменно оторвали взгляды от тетрадей.
- А вы как думали? Узлы это тоже мера скорости, экстраполируйте в километры в час и будет вам искомое. Продолжим: «Известно, что село Семеновка, находится на вершине равнобедренного треугольника, с основанием Степановка-Васильевка, а боковая сторона равна расстоянию, которое пробежал Барсик за пятнадцать минут. Определите, сколько верст надо будет пробежать Барсику, если он передумает бежать в Васильевку ровно на середине пути и направится в Семеновку, чтобы искусать школьников?
Определите когда это произойдет, если Барсик отправился в путь в одиннадцать ноль ноль по Гринвичу?».
- Приступайте к заданию дети. Времени вам на решение этой элементарной задачи — пятнадцать минут.
Дети перешептывались, пожимали плечами, зачем-то лезли в учебники.
Авдеев был доволен. Содом и Гоморра. Сейчас он поставит им единицы, отпустит по домам и начнет квасить прямо в кабинете.
Авдеев в нетерпении прохаживался между парт, поглядывая на часы. Отличница Изюмина подняла руку:
- Юрий Александрович, я решила.- Изюмина протянула ему тетрадь.
- И что же у тебя получилось?
- У меня получилось, что Барсику надо будет пробежать семь верст! — Авдеев прикинул в уме: да, так и есть.
- Ну а когда Барсик прибежит сюда, чтобы искусать детей?
- По Гринвичу — прямо сейчас!
- И где же Изюмина ты видишь здесь бешенную собаку? Садись, единица! Кто еще решил? — дети потупили глаза.
Неожиданно потянул руку двоешник Головин.
- Что Головин, тоже решил?
- Нет, я сказать, что Изюмова правильно решила, вон она — собака, — Головин указал пальцем в окно.
Авдеев взглянул в окно: там, на школьном дворе, действительно стояла огромная лохматая тварь, с грязной, всклокоченной шерстью, красными глазами и клочьями пены вокруг пасти. Бока ее тяжело вздымались.
- Тебе, Головин, тоже единица! Это не кавказская овчарка, это среднеазиат, а в условии задачи ясно сказано: «кавказская овчарка». — С этими словами Авдеев достал из стола бутылку с буряковым самогоном, в несколько глотков ополовинил ее, отрыгнул, взял из-под стола бензопилу, которую ему утром принесли из клуба, завел и пошел на двор…
Дети облепили окна, как раз вовремя, чтобы увидеть схватку.
Барсик не мешкая бросился к горлу Авдеева, а тот в свою очередь вонзил шину пилы в его грудину, во все стороны брызнула собачья и человеческая кровь, из Барсика посыпались синие кишки. Дико и бешенно, сквозь сжатые челюсти порыкивал Барсик, вопил в неистовстве человек, ревела бензопила…
Через несколько секунд все было кончено: исполосованный и подергивающийся в агонии Барсик, над ним пошатывающийся Авдеев, с вырванным горлом, из которого, пульсирующими тонкими нитями били струйки крови. От ран на холодном воздухе шел пар…
Дети выскочили на улицу, Авдеев повернулся к ним, попытался сказать: «Вам всем единицы», но из разодранных трахей раздалось жуткое клокотание. Авдеев рухнул навзничь…
Тоненько завыла Изюмина.
Этот вой, сипение умирающего Авдеева, поскуливание агонизирующего Барсика, сливались в единую протяжную, тоскливую ноту, взмывающую над землей, покрытой осенней листвой, к темным, молчаливым небесам…

Храни вас Боже от подобных звуков...