Васёк : Дом в переулке

12:49  21-11-2012
В переулке с названием Троицкий
(И с названием этим же – храм)
Дом, что нынче за башнями кроется,
Все мне видится по вечерам.

Этот дом – словно детства награда мне.
Как хозяин, он был доброхот.
Пропускал он гостей сквозь парадное,
Но имел про запас черный ход.

По ступенчатой гальке входили так,
Что скользила она из-под ног.
И на двери квартирной будильника
Заводили мы медный звонок.

И, входя через двери дубовые
Сквозь прихожую в сумрачный зал,
Непонятно, в музей иль столовую
Ты просторную вдруг попадал.

Стол огромный со скатертью снежною,
И на ней хрусталя стройный ряд.
И с дворянскою роскошью прежнею
Бесконечны закуски стоят.

Проплывая над кладбищем амфорным,
Проскользнув среди лаковых спин,
У стены из глубин, черно-мраморным,
Обернулся роялем дельфин.

И на крышке, для взоров открытая,
Не познав целомудренный стыд,
Злато-бронзовою Афродитою
Антикварная лампа стоит.

Жил в квартире с родной моей теткою
Дядя Леша. И ласков, и мил,
Он наливки домашние с водкою
Выставлять для застолья любил.

И, опробовав яства отборные,
Он, с вокалом немного знаком,
Покидая в прихожей уборную,
Напевал что-нибудь тенорком.

И всегда, хоть казалось то дико нам,
И смеялись мы тайно над ним,
Нас он потчевал «Красной гвоздикою»
И романсом старинным одним.

Завершилась эпоха советская,
И мой дядя, пред Родиной чист.
Был любой для него свят завет ЦК.
Выполнял его славный чекист.

Закален революции ветрами,
Дядя был повседневно в бою.
И однажды квартиру заветную,
Превратил с обстановкой в свою.

Ведь жильцы власти той не потрафили,
И за это им имя – ЗК.
И с дворянской дурной биографией
Сгнили заживо в тюрьмах ЧК.

И живет он в ладу с чистой совестью,
Зарастает тихонько жирком.
И частенько в тепле и спокойствии
Дядя Леша поет тенорком.

Перспективы у дома печальные,
Он под землю стремится, как крот.
Ну, а Троица Живоначальная
Призывает на службу народ.

И порою вечернею зимнею
Видел я, как согбенный старик
Стал молиться с неистовой силою,
На коленях к ограде приник.

И духовною мучимый жаждою,
И рискуя серьезно простыть,
Он Создателя молит за каждого,
Но убийства не может простить.