Dubinin : Инвалиды

Первый раз за месяц я решил выйти из дома. Не потому, что закончилась еда или сигареты, ведь все это я заказывал прямо на дом. Просто в маленькой квартире запахло затхлостью. А еще и летняя погода давно манила прогуляться. Пора уже было размять кости и подышать свежим воздухом. Все-таки это было частью моей реабилитации. Да и вообще, если тебе двадцать пять, стоит больше времени уделять активности, нежели просиживать жопу дома в кресле или на диване.
Прохаживаясь по бульвару, я с некоторой отрешенностью наблюдал за тем, как катаются на велосипедах дети. Молодые пары уже обкатывали тротуары на роликовых коньках. Солнце грело, но жары не ощущалось. Я всегда любил такую погоду, когда можно идти и не думать о том, что через десять минут ты уже весь взмокнешь от пота снаружи и высохнешь от жажды внутри.
Совсем недавно у нас поставили новые скамейки. Они все были оккупированы пожилыми людьми, которые либо вспоминали свою молодость, лавируя на волнах ностальгии, либо сетовали на положение в стране, якобы понимая текущее положение дел. Иногда можно было заметить праздношатающихся с бутылками пива на газонах, а если особо повезет, то и местных алкашей, накрывших себе поляну в тени деревьев. Словом, все было так, как и должно было быть.
И, может быть, я был бы рад присоединиться к кому-нибудь из тех, о ком рассказал, но, к сожалению, не мог. Изначальной целью для меня была всего лишь прогулка. Но через час я уже начал уставать и решил, что неплохо было бы зайти в магазин, раз уж выбрался из своей норы, и пополнить запасы. На самом деле, я забыл рюкзак, в который можно было уместить все, что угодно, поэтому из покупок в итоге у меня были лишь батон хлеба, упаковка пельменей и блок сигарет. Больше я бы просто не унес. Может показаться, что этого слишком мало, но даже с таким грузом я ощущал дикий дискомфорт при движении. Пакет мешался и норовил выскользнуть из рук, ладони потели, держаться становилось неудобно, а шаг становился короче. Сто метров от супермаркета до дома я преодолел с тремя остановками. И за это время чуть ли не каждый прохожий предлагал свою помощь. Это, конечно, говорит о том, что люди стали отзывчивее и внимательнее к другим, что не могло не радовать. Но мне нужно было сделать все самому. Путь для меня был настоящим вызовом. Значит, и пройти его я должен без постороннего участия.
Оказавшись в подъезде, я ощутил этот неловкий момент, когда у тебя уже заняты обе руки, но ты должен не только подняться по ступенькам к лифту и вызвать его, но и достать ключи из заднего кармана джинсов. Вот, оказавшись перед воображаемым Эверестом, я собирался с духом, чтобы начать свой путь к вершине. В этот момент, сзади раздался женский голос:
- Извините, вам помочь?
Я и так был весь на нервах от предстоящего испытания, а еще и раздражен постоянным предложениями помощи, поэтому начал говорить, еще даже не повернувшись к той, чей голос прозвучал.
- Знаете, вы идите вперед, чтобы я вас не задерживал. Я, пожалуй, сам. И если я инвалид, то это не значит, что…
Но договорить я не смог. Фраза оборвалась сама собой. Передо мной стояла молодая девушка. Чертовски привлекательная. Пожалуй, она относилась именно к той категории людей, которые привлекают других просто самим фактом своего существования. Ведь в этой милой особе не было ничего яркого, ничего заметного. Но она так сильно врезалась в мою память, как идеал привлекательности, что я как-то сразу остыл.
- Да, если вам не трудно… — пролепетал я, уже начиная винить себя за излишнюю грубость. Она же хотела помочь, а я, дурак, хотел огрызнуться.
Девушка ловко подхватила одной рукой пакет, другой – меня под локоть, и в таком странном тандеме мы поднялись к лифтам. Я уже рванулся к кнопке вызова, но она меня опередила. Скорее всего, я покраснел. И не важно, от чего — то ли от стыда, то ли смущения, что такое прелестное создание помогает мне, инвалиду. Она стояла и смотрела на меня своими большими глазами. И улыбалась. Абсолютно искренне, естественно, и даже ни на секунду не закралось ощущение фальши. Наконец-то лифт приехал, и мы зашли в кабину.
- Вам на какой этаж? – спросила она настолько вежливо, что я словно забыл, на каком этаже живу.
- На третий, п-пожалуйста. – от волнения вдруг проявилось заикание, которого никогда до этого момента не было.
- О, мне тоже. Значит мы соседи. – Девушка засияла еще ярче и нажала на кнопку третьего этажа. Я лишь неловко кивнул в ответ.
Лифт доехал быстро, но я был уверен, что мы там были чуть дольше, чем вечность. Только вдвоем. Я ловил аромат ее духов, бесстыже рассматривал черты ее лица. Слишком нагло для инвалида, можно подумать, что маньяк-насильник. Мы вышли, я заковылял к своей двери и уже подумывал взять у девушки пакет, но она уверенно проследовала за мной. И вот тут уже мне стоило напрячься. Кто такая эта симпатичная девушка, которая так охотно помогает представителю социально незащищенного слоя населения? Но, поворачивая ключ в замочной скважине, я сразу же отогнал все эту паранойю.
Тяжело, конечно, с одной ногой передвигаться, поэтому все мои движения были какими-то ломаными. Это крайне неприятно осознавать. Ведь хочется все же чувствовать себя полноценным. Но эта сказка не про меня. Мы вошли в квартиру. Девушка поставила пакет на пол и протянула мне руку.
- Аня. – уверено сказала она.
- Илья. – также уверенно сказал я. Оказывается, чтобы познакомиться с девушкой, надо лишь отрезать себе ногу. И тогда они сами к тебе будут подходить. Причем только хорошие, добрые и умные девушки. Универсальный способ пикапа. – Спасибо, Аня, что помогли, большое спасибо. Вы заходите как-нибудь на чай. А если вам повезет, то и слоек напеку.
Зачем я стал так расплываться перед ней, ведь фраз «спасибо» и «заходите как-нибудь» уже было достаточно. Хоть приглашение, пожалуй, было лишнее. Все-таки она кажется нормальной, а какая нормальная девушка пойдет к инвалиду чаи гонять.
Но Аня улыбнулась и пообещала, что обязательно зайдет. Закрыв за ней дверь, я на одной ноге допрыгал до кровати, включил музыку и достал сигарету, закурил. И стал думать, придумывать себе картины, как бы все могло бы быть, если бы у меня было две ноги. Фантазировать, если одним словом. А еще, и это было для меня весьма странным, я не мог себе ее представить. Ее визуальный образ в памяти не остался, но вместо него было то самое ощущение живого и нежного тепла, которое испытываешь, когда в детстве тебя обидели во дворе или девочка, которая тебе нравиться, не ответила взаимностью, и ты бежишь домой, а там ждет мама. И вот ты бежишь к ней, весь в слезах, или, наоборот, еле плетешься, а она обнимает тебя, и сразу все становиться хорошо. Да, именно хорошо. А еще спокойнее. Правда, с возрастом такое чувство ослабевает, но оно никогда не пропадает совсем. Также и сейчас. Аня меня, конечно, не обнимала, но когда она была рядом, я был счастлив и спокоен. И вот теперь я вспомнил, что не спросил, в какой квартире живет она. Не пойду же я обзванивать все квартиры на этаже. В любом случае, не сегодня. Также я вспомнил, что не убрал в холодильник пельмени. Весь остальной вечер я смотрел фильмы.
Аня зашла на следующий день. Ей не повезло, слоек я не напек. Нога, точнее, то, что от нее осталось, болела безумно. Скорее всего, из-за перепада давления. Врач сказал, что это возможно.
Но я все-таки пересилил боль, придав себе сил обезболивающим, проводил Аню на кухню и налил нам чай. Сегодня я заметил, что Аня выглядит устало. У нее были глубокие синяки под глазами, красными то ли от недосыпа, то ли от пьянки. Но алкоголем от нее и не пахло. Я сделал вывод, что она много работает или учиться. Уже после того, как чашки наполнились, повисла неловкая пауза. В этот раз я решил завязать диалог, чтобы, ко всему прочему, отвлечься от боли в ноге.
- Ань, а ты учишься или работаешь? – Я как-то незаметно перешел на «ты». Мысленно ударил себя по губам за подобную фамильярность.
- Учусь и работаю. – Ответила она как-то отстраненно.
- А на кого учишься и кем работаешь? – я начинал нервничать. Вдруг ее визит – это лишь дань культуре и воспитанности. Вдруг она сейчас залпом выпьет свой чай и уйдет. А я останусь опять один.
- Учусь на юрфаке, уже четвертый курс. А вот с работой не очень повезло. Устроилась недавно оператором в call-центр в банке. – Ответила она и подняла на меня глаза. Видимо, мое выражение лица без слов кричало о том, как мне больно в этот момент. – Больно, да? – и она легко и непринужденно прикоснулась к ноге. – Сейчас пройдет.
И в этот момент боль ушла. Разумеется, это не было магией, мы же взрослые люди, чтобы верить в подобные вещи. Но это было настолько эффективное внушение (самовнушение?), что я был готов верить во что угодно.
- Знаешь, — продолжила она уже более оживленно, – сегодня позвонил один мужчина, где-то в обед, и попросил соединить напрямую с кредитным отделом, чтобы ему, видишь ли, кредитку на дом выслали. Я ему отвечаю, мол, подождите пять минут, сейчас соединю. А он как заорет в трубку: «Да вы что, уроды, охренели что ли? Я у вас vip-клиент, какое еще ожидание!». По инструкции надо же выслушать клиента, а этот придурок минут пять в трубку орал, потом попросил моего начальника, я перевела. А шеф у нас молодой парень, чуть меньше тридцати, но дикий раздолбай. Он звонок принял, послушал минуты две, да положил. Ничего не сказал даже. Потом уже в курилке с ним стояли, он рассказал, что это ненормальный грозился то в суд подать, то в общество защиты прав потребителей написать жалобу, что мы не обращаем внимания на статус клиента. А мы же всего лишь call-центр. На статус в офисе внимание обращают. Мы лишь на звонки отвечаем.
Я слушал и не слышал. Точнее, слышал все и все понял. Но мне было просто приятно ощущать вибрации ее голоса, немного грубоватого для женщины, но такого теплого. Скорее всего, я даже не моргал. Просто уставился на нее и слушал. Она продолжала рассказывать о том, какие случаи у нее были на работе. Честно говоря, в любой другой ситуации я бы не обратил на всю эту чепуху никакого внимания, но сегодня и именно сейчас происходящее казалось мне таким милым и естественным, словно мы были вместе уже долгое время.
- Ты меня слушаешь? Тебе не скучно? – Аня вывела меня из меланхоличного транса. – А то вдруг я тебя тут нагружаю, это же ерунда ведь, рутина офисная.
- Нет, нет, продолжай, мне интересно. – Я постарался сделать настолько серьезное лицо, насколько был в состоянии. – Не, серьезно, я же не работаю, да и с людьми теперь особо не общаюсь, так что такие истории для меня как отдушина.
- Да вообще-то это все. Знаешь, Илюш, я, пожалуй, пойду. Хорошо? Обязательно загляну как-нибудь еще! – С этим словами Аня встала и направилась к выходу. Я же посмотрел на часы и понял, что умудрился прослушать целых три часа ее рассказов. Разумеется, ничего не запомнил. – Проводишь меня?
Дверь запиралась просто. Достаточно было захлопнуть и все. Но я хотел ее проводить, посмотреть, как она дойдет до порога, как откроет дверь и как скроется в своей квартире. Поэтому с необыкновенной прыткостью подхватил костыли, и бодро доковылял с ней до порога. Уже на площадке Аня посмотрела на меня и подмигнула на прощанье. Пошлость, банальность, но у меня сильнее забилось сердце. Я бы даже сказал, оно заплясало твист, явно желая разорвать мне грудную клетку. И в следующий миг она уже закрыла за собой дверь.
Я вернулся на кухню, сделал себе яичницу с сосисками и помидорами, быстро съел, не почувствовав вкуса. Все мое нутро было сейчас в соседней квартире, рядом с Аней.
Знаете, если ты инвалид, то обычно к тебе относятся больше с жалостью, нежели с каким-либо еще чувством. Словно не то, чтобы ходить, так нормально дышать, есть, срать и спать не можешь. И все только потому, что нет ноги. И никто никогда не задумывается о том, кем ты был до инвалидности: спортсменом, бизнесменом, приверженцем ЗОЖа. Твое прошлое никого не интересует. Да и будущее твое тоже никого не интересует. Для тех, кто «нормальный», твоего будущего нет. Они проходят мимо тебя и уже видят, как ты шатаешься по вагонам метро, прося милостыню, а тебе никто не дает, потому что думают, что ты алкоголик или наркоман. Они, эти социальные провидцы, могут предсказать, что через пару лет ты загнешься в собственном дерьме где-нибудь на задворках цивилизации. И, словно бы ощущая свою вину, но по факту лишь пресмыкаясь перед окружающими их «нормальными» людьми, они делают вид, что им не наплевать, кто-то даже организует помощь для инвалидов, лоббирует какие-то законопроекты. Хотя с последними я, видимо, переборщил. Они-то как раз и делают что-то полезное, абсолютно четко понимая перспективы развития судеб таких людей, как я. А другие, эти прохожие… Жан-Поль Сартр хорошо описал гуманизм. "… стриптиз нашего гуманизма. Вот он, перед нами, обнаженный, но отнюдь не прекрасный: это была лишь идеология лжи, прекрасное оправдание грабежа; его мягкотелость и вычурность лишь прикрывали нашу агрессию". Я эту фразу запомнил на всю жизнь. Этот француз, который по своей природе и не француз вовсе, очень хорошо отметил эту «идеологию лжи». Сколько я слышал историй про добрых людей, готовых помочь инвалидам, но в итоге лишь заставлявших их просить подачки у метро и в переходах, зимой и летом. Все эти люди такие добрые просто потому, что не понимают, что такое быть инвалидом. Я не могу говорить за всех, но лично мне нужно преодолевать все трудности самому. Каждый день, каждый час и каждую минуту доказывать себе, что я не сломался, я всего лишь лишился ноги. И Аня, несмотря на ее заботу, не была навязчивой и понимала это. Ее просьба проводить никак не вязался с концепцией минимальной нагрузки для инвалидов. Словно она хотела, чтобы я встал и пошел за ней, преодолевая каждый трудный метр пути. Надо будет спросить, есть ли у нее в семье инвалиды. С этой мыслью я провалился в сон.
После нашей первой встречи я был настолько вдохновлен и полон сил, что решил каждый день ходить на прогулки и в магазин. Причем я помнил, во сколько Аня заканчивает работать и возвращается домой, чтобы к этому времени тоже быть где-нибудь на пути к подъезду. Так уж вышло, что мы стали встречаться практически ежедневно. Погода не портилась, солнце также приятно грело, и мы часто сидели вместе на лавочке за домом и разговаривали. Беседы сначала были слегка напряженными, отчасти из-за меня, разучившегося нормально общаться с девушками, отчасти из-за нее. Аня боялась сказать что-нибудь лишнее, чтобы не обидеть меня. Эта манера корректно выражаться, безусловно, вызывала определенное раздражение. Но общее впечатление с лихвой перебивала все негативные моменты. Аня оказалась очень умной и начитанной девушкой, любила русских классиков, никогда не читала детективные «романы» от Донцовой или кого-то еще из подобных авторов. Мы сошлись с ней на том, что ранние альбомы Depeche Mode носят в себе большую доля позитивных эмоций, нежели поздние, а Кристофер Нолан делает, безусловно, восхитительные фильмы.
Но кое-что меня все-таки напрягало. Это постоянные крики и ссоры, которые доносились из квартиры, где жила Аня. Практически каждый вечер я мог слышать мат, звон посуды, иногда даже вполне отчетливые фразы типа «Да какой из тебя отец!» или «Ты жалкая проститутка!». Хотя все же были некоторые сомнения, в ее ли квартире сейчас идет маленькая бытовая война, пока однажды, возвращаясь с прогулки, я не встретил Аню. Точнее, встретил, но не улице, как обычно, а на лестничной площадке. Она стояла и нервно курила в долгий затяг. Надо отметить, что во время наших встреч никто из нас не выкурил ни одну сигареты. Поэтому такая картина для меня стала сюрпризом.
- Ань, ты чего здесь? – Я смотрел на нее с нескрываемым удивлением. Признаться, выглядела она ужасно.
- Курю. Не видно?
- Видно. Не знал, что ты куришь. Все нормально?
- Нормально. – Она затянулась. Потом посмотрела на меня и повторила как-то обреченно. – Нормально… Знаешь, Илюш, вообще не нормально! Муж – урод! Он только пьет и шляется где-то, работать не хочет! Вот и сейчас, залился по самые уши, сидит там, в ящик уставился. Мне нервы треплет.
- А что же ты за него вышла, Анют? Раз он урод, пьет, не работает, шляется…
- Не знаю я. Дура, может быть. – Аня отщелкнула сигарету вниз, достала еще одну и закурила снова. Сделав глубокую затяжку, она посмотрела куда-то вдаль. – Люблю я его, Илья, люблю. Он таким не всегда был. Мы с ним уже лет шесть вместе, а бухает он только последние полгода. А любовь-то не уходит. Вот западло же, но не уходит. Ты не подумай, что я жалуюсь, все, в общем-то нормально. Терпимо. Не бьет, и то хорошо. А я уж как-нибудь устрою, чтобы он пить перестал. – Она быстро докурила сигарету, выкинула ее и, мельком и не по-настоящему улыбнувшись, бросила мне: — Ну, пока, сосед. До встречи.
Она ушла, а я стоял и не понимал. Может, дело в моем воспитании, может, дело в хороших книжках, которые я читал раньше, но ее положение дел в моей голове никак не укладывалось. Решив, что завтра с ней обязательно поговорю, вернулся к себе и переделал практически все дела по дому, которые только можно было сделать, лишь бы занять себя до конца дня.
На следующий день я проснулся от шума. Сначала, спросонья, понять, что за это был за шум, да и откуда он шел, было трудно. Но потом, когда я установил источник и его природу, моя спина покрылась холодным потом. Это были женские крики, и доносились они из соседней квартиры. И, несмотря на жаркую погоду, я всегда спал в пижаме, но даже если и голый, то все равно побежал бы (если можно так выразиться) на помощь Ане. На ходу схватив со стены свое старое охотничье ружье, даже не подумав его зарядить, я вырвался на лестничную клетку, уперся на оба костыля и ударом единственной ноги распахнул дверь ее квартиры. Разумеется, если бы она была заперта, то мое тело, встретив сопротивление и находясь на крайне неустойчивой опоре, просто полетело бы вниз по лестнице. Но мне везло, и судьба героя, спасителя юных дев, уже практически была у меня в кармане.
Должен признать, передвигаться на костылях и с ружьем – веселье для любителей мазохизма. Но на кону стояла безопасность Ани, так что мне было не до забот об удобстве. Наделав еще больше шуму, я чуть ли не влетел, еле удержав равновесие, в единственную комнату в квартире.
В этот момент сторонний зритель мог бы наблюдать сразу две картины. Причем обе были похожи на кадр из дешевых отечественных фильмов или телесериалов девяностых. С одной стороны перед вами стоял вполне себе каноничный гопник, в тертых штанах, в ботинках-гробах и в непонятного цвета футболке и, конечно же, кепке. Правда, кепка была у него в правой руке, левой же этот сбежавший из допутинских времен персонаж бил Аню. Та закрывалась, как могла, по лицу ее текли слезы, смешанные с тушью. Видимо, она собиралась на работу, когда случилась вся эта ситуация. У Ани уже была разбита губа и краснела ссадина на левой руке.
А вот и другая картина. В комнату врывается некто на костылях и с ружьем наперевес, и, прикладывая все усилия, чтобы не упасть, пытается целиться. Одет он при этом в старую, вытянутую на коленях пижаму и майку, и при этом босиком. Супермен для малоимущих, не иначе.
Гопник повернулся ко мне, но увидев ружье, застыл в недоумении. В его планах явно не была прописана встрече с инвалидом-психопатом с огнестрельным оружием, из которого можно убить и медведя. Разумеется, то, что оно не заряжено, ему в голову тоже не приходило.
- Э, ты чо, мужик… — начал он с привычной, так сказать, борзинкой в голосе. Именно борзинкой, потому что натуральной борзотой его жалкие потуги не потерять честь и достоинство, насрав при этом себе в штаны, не являлись.
- Завали пасть, гнида. – Мой голос дрожал. Еще сильнее дрожала нога. Но руки были тверды как никогда. Если бы он дернулся, я бы сделал в этом герое пару крупных дыр. Если бы зарядить не забыл. – Ты кто, мать твою?
- Я, это, Санек, типа, муж. Слышь, мужик, давай разойдемся, я ж тебе ниче не сделал, ну? – Санек уже начинал умолять. Он видел, насколько цепко я держу ружье. Может, он и был тупым мудаком, но уже хотя бы примерно прикинул шансы уделать меня. Вряд ли я дам сделать ему и шаг.
- Разойдемся, говоришь? Ты, мразь, девушку бьешь, и предлагаешь мне разойтись? Да я тебя нахер тут прямо и завалю! Думаешь, слабо?! Я инвалид, сука, мне насрать – сесть или так сдохнуть! Понял?! – Сам не знаю, почему, но я перешел на крик. Видимо, кричал я убедительно, потому что Санек уж очень испугался.
- Ну, мужик, ты чо, давай я пойду отсюда и ваще никому не скажу ниче, а?
- А давай. – Почему-то легко согласился я. Нога начинала дико болеть, подмышки вспотели, и риск упасть у него на глазах был слишком велик. Пора было заканчивать весь этот спектакль. – Давай вали отсюда. Если раз увижу – сделаю из тебя дуршлаг. Знаешь, что это такое? – Санек отчаянно закивал. – Пшел вон!
Санек с проворностью змеи выскользнул мимо меня за дверь. Я все это время не отводил от него ружья. И уже когда он совсем исчез, я бросил ружье и костыли и подполз к Ане, которая просто лежала на полу и плакала. Это один из неловких моментов, когда ты хочешь сказать, что все хорошо, прямо как в фильмах, где крутой главный герой спасает дочь или жену от злодея. Но я не знал всех подробностей. Очень могло быть, что все сейчас настолько плохо, как никогда до этого. Поэтому я просто обнял ее и держал так крепко, пока она не перестала плакать.
- Илюш, зачем ты пришел? – Спросила она меня шепотом.
- Услышал крик. Вот и пришел.
- А ружье зачем? Оно твое? Ты бы его пристрелил, да? А чтобы ты делал, если бы он на тебя напал? – Эти и другие вопросы Аня задавала очень быстро, тараторила без умолку, потом подняла свои заплаканные глаза и сказала лишь одно слово: — Спасибо.
В этот день я остался у Ани. Только вернул ружье на стену да переоделся. Стыдно все-таки сидеть у милой девушке в убитой пижаме. Пока я ходил к себе, Аня заварила нам чай.
- Илюш, а как ты лишился ноги? Воевал? Или в аварию попал? – спросила Аня без каких-либо предисловий. Видимо, ее очень интересовал этот вопрос, а после сегодняшних событий уже не было смысла кокетничать и заходить издалека. А я и рад был такому повороту и особенно рад такому вопросу. Мне как-то сказали, что обязательной частью реабилитации является разговор. Но, знаете, после выписки особо ни с кем не общался. И уж тем более не рассказывал о ноге.
- Нет, Анют, все проще. Или сложнее. Не знаю даже, у меня нет знакомых инвалидов. Я раньше охотой увлекался. Болел ею. Раза по три за год ездил куда-нибудь уток пострелять или кого побольше. Работал примерно как ты, в офисе, только я заведовал логистикой небольшой торговой сети. Зарплата хорошая, а так как выше меня был только генеральный, то и отпуска я себе сам выписывал. Вот в этот февраль поехал на охоту. Во Владимирскую область. Сказали, там можно кабанов найти. А если повезет, то и волка. Я пять дней по лесам ходил, но никого не встретил. Еще и телефон потерял, когда через речку переходил. А в февраль выдался теплый, сама, может, помнишь. И снег подтаял. Так что уже и сугробы не такие большие были, можно было иногда ногой землю почувствовать. Погулял, пострелял в воздух, думал, можно спугну хоть утку какую-нибудь, домой без добычи возвращаться не хотелось. И уже обратно шел, в деревушку небольшую на севере области…название не помню, да и не важно. И после очередной переправы стал входить в лес и наступил в капкан. А капкан оказался то ли волка, то ли на медведя, не разобрался. Проще говоря, он был большой, и сила, с которой он закрывался на моей ноге, породила такую боль, что даже ослеп на какой-то момент. Но мне ногу не отрубило. А лучше бы отрубило. Я бы так хоть как-то дополз, наверное. А пришлось с этим капканом ползти по снегу, под которым уже вода была, до этой долбаной деревни, там его раскрыли, ногу вынули. Один дед, тоже охотник, для меня носилки сколотил, засунул в УАЗик кое-как и увез в ближайшую больницу.
- Боже мой, Илюша…
- Нет, ты дослушай. Это не конец. Это еще не самое страшное. Страшное было дальше. Доехали мы быстро. Я бы сказал, очень быстро. Приехали в больницу, дед меня еле дотащил до приемной, а там врачи все в дрова пьяные. Все, абсолютно все. Вот тут у меня случилась самая натуральная паника. Если они все пьяные, я кровью истекаю, дед не видит ни черта, то что будет с моей ногой. Пока дед ругался с пьяницами, я дополз до телефона и вызвал сам себе скорую из города. Через два часа приехали. Сказали, что долго искали. Санитар ногу осмотрел и сразу сказал, что надо отрезать. Кости раздроблены, открытый перелом, да еще и переохлаждение. Я, конечно, спорить стал. Нога-то нужна, я как ней привык. А врач сначала какие-то разумные аргументы в пользу своего решение приводил, а потом просто стащил с меня ботинок. И тогда я увидел, что пальцы уже черные. Скрывать не буду, я испугался тогда, как никогда в жизни не боялся. Вроде даже заплакал. Но препираться перестал. Ногу отрезали прямо в машине. И только потом отвезли в городскую больницу. Даже не знаю точно, сколько я там был. Потом вроде период реабилитации начался. Отпустили домой. Я ж не ходил никуда все это время, как сюда вернулся. А потом ты появилась. Ну дальше ты знаешь.
Я закончил рассказ, а Аня уже к этому времени смотрела на меня сквозь слезы. Казалось, что мы так сидим (я задумчиво опустив голову, а она глядя на меня) целую вечность. Потом она бросилась ко мне и чуть не задушила в объятьях, шептала, что я бедный, о том, как же тяжело мне пришлось в жизни, что она меня не бросит, что будет заботиться, что, если надо, на горшок меня водить, еду готовить и в магазин ходить. И что работу нормальную найдет. И что мужа своего, который ее избил и которого я прогнал, бросит сразу же, как аборт сделает. И что лучше бы она за инвалидами ухаживала, вместо того, чтобы жизнь свою поганить с этим уродом.
И тут у меня в голове что-то переключилось. Аня…Анечка…Зачем же? Зачем ты за одну минуту превратилась в этих жалких «гуманистов» с улицы? Зачем ты хочешь лишать жизни своего ребенка? Зачем ты хочешь отнять у меня способность бороться? Я думал, ты меня понимаешь. Был уверен, что понимаешь, почему я провожал тебя, почему пришел сегодня тебя спасать. Не для того, чтобы слушать унизительное «я о тебе буду заботиться» или, что еще хуже, «лучше бы я заботилась об инвалидах». А еще меня терзал вопрос, зачем же она, моя милая соседка, замуж вышла за урода, да еще и детей ему собиралась рожать. Ты, Анюта, одна работаешь, муж-то пьет и больше ничего не делает. Так зачем? Ты же умная, раз на юриста учишься, красивая. Что тебя толкнуло в эту дыру? Ладно, любви не нашла, но по расчету замуж выскочить смогла бы точно. И получается, что ты променяла светлое будущее, пусть и без настоящего женского счастья, на убогое настоящее без каких-либо перспектив. Про счастье-то вообще заикаться не стоит. Но потом все неожиданно посерело: красивая и умная Аня, будущий юрист, работает в call-центре, а не помощницей адвоката, не консультантом, да вообще никак не связана с юриспруденцией, скорее всего, из хорошей семьи, вышла замуж за местного мудака. Все как-то не правильно. И было неправильно, еще до появления меня в этой истории.
И теперь ты сидишь на полу, ревешь в три ручья, несешь чушь про ошибки в своей жизни, про то, как тебе стоило поступить. Но я-то понимаю, что все твои слова лишь проявление дичайшего лицемерия. Ведь сегодня тебя спас я, а не кто-то еще. И поэтому ты божишься, что будешь помогать таким же людям без ног и рук. Но мы оба знаем, что этого не будет. И уж точно мне твоя помощь не сдалась. Я, может быть, больной на голову, раз так думаю, но жизнь-то моя. И уж теперь тебя, Аня, со всей этой заботой, глупостью и бессмысленностью я видеть в ней не хочу.
Я как-то сразу засомневался, кто из нас двоих инвалид. Поднялся, посмотрел на нее еще раз, на прощанье поцеловал и ушел. Короткий роман крайне странных персонажей с достаточно резким и неожиданным финалом.