Илья ХУ4 : Ольгина нехорошая квартирка

Ольга имела образование связанное как-то с собаками, но сказать что она была кинолог, значит наврать. Ольга была алкоголичка. Поэтому жила со своими собаками, сукой добермана Люськой и крысоподобным старым бультерьером Егором на вполне такой себе блатхате. Мужа, отбывавшего срок в северных в дюпель кислородных местах заменял некто по кличке Батон, неплохой вобщем-то пацан — алкоголик, нарк и барбитурщик, на вид не очень опустившийся. Ее мать тоже проживала на этой нехорошей хавере, все звали ее просто «бабка» и то что это была синячка непотребного вида со стажем, надеюсь понятно. Иногда, и это печальная конечно подробность, там же жил и четырехлетний психованый Ольгин сынишка Артемка, который мешал попойкам своими визгами и истериками, за что мамашей своей бывал частенько бит.
И слава богу, что Ольгина сестра Наташа, приличный человек, забирала Артемку жить к себе, и любила как родного, ибо сама была бездетна...

По большому счету на хате этой постоянно мрачно пили, иногда, правда, и весело, порой кололись, ну и совершали всяческие непотребства присущие пьяным и напырканым наркотой животнолюдям.

Населяющий контингент постоянно менялся и калейдоскоп абсолютно криминальных рож включал в себя бандитские, морды каких-то крадунов, синяков, наркоманов и наркоторговцев, шлюх, случайных людей с улицы, захаживал бухануть и участковый. Во всей этой мордоленте было легко запутаться. И Ольга запуталась, по рукам и ногам.
И я там был, мед пиво не пил, конечно, но спирт и боярышника настойку приходилось. Заплывал, как говорится, в эти мутные воды и каждый трип длился недели по две, т.к. смыслом моей жизни на тот момент был, собственно, дикий кураж...

… Егор был старый, умудренный опытом бультерьер и про него стоит рассказать. Проживал он в коридоре, в шкафу и двигался по выработанной годами схеме: с утра, разбуженный голодом он начинал биться головой во входную железную дверь, Бабка, с похмелья разбуженная этим собачьим хипишем, тупо вставала, открывала дверь и выпускала собачку. По лестнице он сбегал очень быстро и начинал биться головой уже в железную дверь подъезда, пока добрые соседи или дворник не выпускали его уже на улицу. Оказавшись на воздухе Егорка бодро семенил на помойку и питался там. Либо находил что-то и сжирал, либо ловил и убивал кого-то и тоже, естественно, сжирал.
Водился за ним и грешок невероятный, но свидетелем этого был лично, поэтому не могу скрыть: как-то бухали и курили дурь в комнате, вдруг из коридора доносится «бух-бух-бух» потом опять и опять, ритм странных звуков меня, как человека любознательного, заинтересовал конечно, но Ольга на мой немой вопрос кривенько усмехнулась и с прищуром посоветовала — «а иди сам позырь». Я и пошел. Честно сказать я охуел и было с чего. В шкафу из которого, собственно и доносился стук, дверь была приоткрыта, внутри на спине лежал бультерьер и остервенело, своей крысиной мордой насасывал свою собачью шляпу, подергивая от удовольствия задней лапой, ну и бился затылком в заднюю стенку шкафа -«бух, бух, бух»...

… Ольга была отчасти беззубая, наверное от сифилиса, а может выбил кто зубешки, не знаю. Поэтому спал с ней только Батон, который, кстати был тоже отчасти беззубым, но ему-то точно выбили...

… Когда бухали мрачно и имелся только спирт или дешевая водяра, смотрели телевизор. Под веселые пьянки, сдобренные гашишем или бошечками, имелась аудиокассета, записанная кем-то когда-то с радио, на винтовой заморочке. Поэтому единственная целая песня на этой кассете была «шызгара», в моменты пиков куража кассету включали, ну и когда доходило до заветной шызгары, при звуках первых же гитарных рифов все пускались в пляс. Такая вот добрая отмороженная традиция на Оленькиной блатхате...

… частенько и били кого-нибудь, и выкидывали с хаверки. Под раздачу попадали даже соседи, правдоборцы, лишившиеся на блатхате своих скромных сбережений, ну и прочие ольгоненавистники в основном получали пиздюлей. Мрачное веселье продолжалось несмотря ни на что, свет горел всю ночь, музыка орала до приезда милиции, посуда летела с балкона, какие-то пьяные, с разбитыми вдребезги лицами людишки нет-нет да и валялись перед подъездом или на лестничной площадке. Но дьявол как будто сам берег нехорошую квартирку для финального акта жесткой трагикомедии...

Какое-то время, быть может год или полтора я на этот веселый пьяно-наркотический брутальный атракцион не наведывался. И вот с утра, помнится снежок как раз первый выпал, хмурое начало дня не предвещало ничего позитивного, раздался телефонный звонок. Звонил Батон. Голосом полным черной печали известил меня об Ольгиной смерти. Выпала, говорит, Олюшка из окна, хули, шестой этаж, ну в лепешку конечно. Более того, не дав мне опомниться, Батон пояснил, что выкинул ее с балкона муж, освободившийся не так давно с зоны, ну и надо его убить тоже. Сказано-сделано, курнули, внедрились гердосом, да и пошли этого гандона валить. Я и безутешный мститель Эль Батонио. Нашли гада прям на Олькиной квартирке, заколбасили его в поносяку и друзей его неясных, даже Бабке досталось и мраморному догу привязанному к батарее.
Дальнейшую судьбу этих гусей незнаю, да мне и похуй, честно сказать. Но знаю такую вот закономерность — все почти, кто зависал на хатенке Ольгиной умерли. Или сами, в последствии, или убили их, или пропали без вести как я.

Батон тоже умер, практически на моих руках это произошло. Был он совсем плох, еще год после Ольгиной смерти, пил и жрал феназепам, отчего стал невменяем почти, соображал туго. Заехал я его проведать, ну и чтоб не нарушать традиции взял три бутылки водки, потом еще и еще, вобщем, как ушел не помню, но с утра вернувшись с винишком и анашой, дабы подлечить старину Батона, узнал от сестры его, что умер он, от воспаления легких чтоли, и через три дня похороны и гроб нести некому. Думаю, умер он от тоски.
Похоронили в лучших традициях — три раза пьяные и накуренные добровольцы чуть не уронили гроб, в котором он был особенно тяжелым, даже тяжелее, чем при жизни.

Могилы их не рядом. На разных кладбищах.

Жаль. Неплохой был шалманчик. Люди так, говно, но веселые и душевные. Поэтому искренне жаль что их никого нет. И мне было клево и весело чудить там, а сейчас немножко грустно вспоминать...