Трезвый Сантехник : ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ

Разница с Москвой в восемь часовых поясов, где мне пришлось прожить месяц моей жизни, уже пятые сутки не дает мне ночью уснуть. И когда на улицах сгущается темнота, включаются фонари и все вокруг замолкает, а приличные люди спят, набираясь сил для предстоящего дня, я лежу в темноте под одеялом, слушая, как рядышком посапывает жена. Снаружи барабанит по подоконнику декабрьский дождь, совершенно аномальный для местного климата, в ветвях дерева, что растет за моим окном, шуршит ветер, и слышно, как от нервных его порывов стучат друг об друга ветки. Я снова и снова закрываю глаза в надежде обмануть организм, который ни в какую не желает спать, и снова из глубины моей нервной системы всплывают забытые впечатления, как в отсутствии света в сетчатке глаз всплывают разноцветные пятна, концентрирующиеся в яркие точки. И я лежу в темноте, совершенно одинокий в эти ночные часы, переполненный воспоминаниями. А память, (о, эта память, которая редко слуга, но чаще все же хозяйка человеческой души), снова и снова выуживает картинки из реки жизни, заставляя меня переживать события, следы которых, казалось бы, были безвозвратно смыты ею в моей душе, с необычайной яркостью.
_______________________________________________________________
– ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ КОЗЛОВ, –
произносит рано лысеющий юноша в окошко приема-выдачи табельного оружия, когда подходит его очередь, в отделе, где он служит милиционером вневедомственной охраны. И повторяет: – Козлов двадцать восемь. – Сколько сколько? – ехидно переспрашивает дежурный. – Двадцать восемь, – отвечает он невозмутимо. – Не многовато? – буркнул дежурный, отвернувшись в шкаф с оружием, чтоб скрыть ухмылку. Лысеющий имел ввиду номер оружейной колодки и свою фамилию.

– Так! – доставая из папки свежий бланк объяснения, обращается юный сотрудник милиции к не менее юной гражданке. – Начнем! Ваши фамилия, имя, отчество, год рождения… – Та называет. – Род занятий, – Сплю за деньги! – не к месту сострила молодуха… Пауза… Пристальный взгляд из-под фуражки. – Везет Вам, я за деньги работаю!

«СИДИТ МЕНТ НА ПОСТУ И ДАВИТ НА СТЕКЛЕ МУХ, (понятное дело – это он от скуки), и вдруг муха говорит ему человеческим голосом»…

Был такой замечательный анекдот. Анекдот отрастил бороду, мент пузо. Оба ушли на пенсию.
Давным давно, еще при царе Горохе, мент был ленив, прожорлив и морально подвижен. Но скворечник, в котором он торчал, выковыряли. Тоже давным давно. Анекдот забыли. Те времена зарастают мхом. Я их почти не застал. Совсем маленько. Так, зацепил слегка краешком в самом начале своей службы. А потом…

А потом все реформы, реформы. Бессмысленные и беспощадные. Поиски виноватых не там, где надо. Замыливание их там, где не надо… Охота на ведьм…

Последние годы органы правопорядка регулярно подвергаются переформатированиям и переименованиям, отчего некоторые, если не сказать, многие из тех, кто в этих органах служит, становятся задумчивыми и скучными. Словно мухи после дихлофоса. Но это совершенно напрасно, я считаю, совершенно напрасно.

И вообще, это как-то даже бодрит. Азарт просыпается, жить, понимаешь, в состоянии суслика. Зорко вглядываясь в надвигающуюся перспективу и пребывая в постоянной боевой готовности к любым неожиданностям, начинаниям и инициативам, на всякий случай не вынимая палец из жопы.

А мало ли! Ведь у жопы глаз нет. Зато есть выходное отверстие, которое, если потеряешь бдительность, может стать входным. А еще не раскрывая лишний раз рот, чтобы не возбуждать, понимаешь, начальство. В смысле, у него, начальства, желание. Желание прикрыть свою жопу твоей рожей.

А как вы думали! Времена нынче нестабильные, сложные. И чем дальше, тем сложнее. Как в сказке, чем дальше, тем страшнее. Все течет, все меняется, а в наш век беспроводного интернета со скоростью пука… Звука, я хотел сказать, конечно же. Министры, например. Внутренних дел там. Обороны.

Такие всегда хамоватые менты вдруг в одночасье превращаются в сказочных персонажей – благородных полицейских. И скучать, даже если очень захочется, им не дадут. Чересчур беспокойные граждане и мудрое руководство. Мудрое руководство особенно позаботилось, усовершенствовав процессуальное законодательство и систему регистрации происшествий и преступлений. Да так, что можно набрать ноль два и пердануть в трубку, и на том конце это зарегистрируют. И участковый будет проводить доследственную проверку. А прокуратура будет возвращать материал снова и снова, с кучей дополнительных указаний, найти и опросить того, не знаю кого, взять справку о том, не знаю о чем. И пердеж этот будет вращаться кругами, как говно в речной проруби, обрастая листами, пока не наберет вес килограмма так на три-четыре. А то и больше. Через год-два его проебут секретари, забыв поставить галочку в отчете о долгах по исполнительскому учету, и участковый подождет еще пять лет, столько, сколько нужно, чтобы о нем случайно не вспомнили, а потом сожжет его нахуй. Сладострастно, листок за листком.

А мухи будут биться о стекло.

А участковый с утра распишется в секретариате за получение свежих килограммов подобного целлюлозного пердежа, и будет дальше носиться с очередным новым портфелем. Потому-что очередной старый успел развалиться от бумажного натиска. И его воспламеняющийся мозг будет гнобить одно лишь слово, бездушное, с казенным душком – СРОКИ. Которые у него вечно «горят».

О, сколько всего таится за этим словом, если вглядеться в то, что определило цепь событий, заставивших крутиться колеса системы, участкового бегать, а жерла принтеров извергать килограммы макулатуры!

Но время не ждет!.. Кузница судеб не умолкает круглые сутки. Тук-тук-тук-тук! Клавиатура не успевает остывать. Опытный следак переплюнет любую секретутку по мастерству слепой печати – клавиши отшлифованы, букв на них уже давно нет.

И если в природе всему отпущен свой срок, так и глупая суета человеческая ограничена сроками, в том числе уголовно-процессуальными. А за их нарушение ответственность – вплоть до уголовной. Главное – это соблюсти сроки, а там хоть трава не расти. Сроки – это огонь под задницей, по научному именуемый стрессом.

Но иногда наступает момент истины. Когда безымянный винтик системы поймет, что не сможет переработать и десятой доли того, что у него имеется, в отпущенный ему срок, то затолкает указательный палец в ноздревые недра, тщательно массируя мозг изнутри, отчего выражение его лица, привычно напоминающее приступ внезапно настигшей диареи, постепенно растворится в лицевой мускулатуре. И в просветленном взоре его отразиться пустота – изначальное дао. Как у йога, созерцающего собственный пупок. А его задроченное ебанутыми заявителями и бумажной чехардой сознание озарит внезапный проблеск. И сей проблеск он поспешит запечатлеть, и не иначе, как в процессуальном документе:

ПОСЛЕ ОКАЗАНИЯ ПОМОЩИ ПОТЕРПЕВШЕМУ ВРАЧАМ СТАЛО ЛЕГЧЕ.

Ведь действительно, про врачей никто не вспоминает. А ведь они тоже люди, такие же граждане, как и мы с вами.

Затем этот шедевр своей росписью утвердит начальник милиции. Рядом городской прокурор нацарапает размашисто: «Согласен». И тоже распишется.

Что написано пером, того не вырубишь топором. Злые языки, правда, поговаривают, будто бумага все стерпит, но это только туалетная, я считаю.

Материал с этой фразой в постановлении был возвращен прокуратурой на доработку, чтобы туда вложили справку о диагнозе, несмотря на то, что она там уже имелась. Наверное, не заметили.

ДИАГНОЗ: РВАНАЯ РАНА ТЕМЕННОЙ ОБЛАСТИ, СОТРЯСЕНИЕ ГОЛОВНОГО МОЗГА ПОД ВОПРОСОМ, ОЖОГ ЯГОДИЦ, МОШОНКИ.

Травмы, в мирное время несовместимые со здравым смыслом.

Юный торчок, тайком от предков осуществлявший в совмещенном санузле таинственный химический процесс, что-то там то ли на эфире, то ли на спирту настаивал и катализировал. Химичил, в общем.

Я бы таких юных химиков в Африку ссылал, где срут под пальмами.

Папаша химика, незапланированно придя домой, учуял знакомый подозрительный запах, но, на свою беду, выяснить все обстоятельства не успел. От резкого запаха, ему, как говорят в народе, надавило на клапан. В смысле, стало отрывать днище. Ну, то есть, захотелось ему по большому. Причем сильно. Он оболтуса своего пинками из туалета выпроводил, и, взгромоздясь на толчок, закурил. По привычке, чисто машинально. Также машинально спичку в унитаз бросил.

Сей акт говнотворчества так и прошел бы в штатном режиме, если бы не одно обстоятельство.

Юный химик свои реактивы в унитаз вылил, но в приступе охватившей его паники забыл все это смыть…

О том, что было дальше можно изобразить только на красочном тюркском наречии. Но я его, к стыду своему, совершенно не знаю.

Картина в динамике: взрыв, чувак, подорвавшись с низкого старта, ударом головы открывает дверь и жестко приземляется, ластами запутавшись в спущенных штанах. Голова разбита в кровь, а в нижней части корпуса дымятся обожженные муди, со спаленными на жопе волосами.

Такие моменты было бы весьма поучительно запечатлевать, прокручивая в замедленных кадрах на канале Дискавери, в качестве пропаганды о вреде курения. И в конце стоп-кадр: лицо этого чувака крупным планом, с выражением, как у собаки Баскервилей, которой наступили на х…
На хвост, разумеется.

Представляю, как посреди застывшей на экране картинки злорадно всплывают титры: «МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЛ!».

БЕЖИТ СТАЯ СОБАК
Таков был текст телефонограммы, поступившей на горячую линию ноль два и врученной мне моим начальником на утренней планерке. Материал, состоящий из одного единственного бланка с таинственным текстом. Одним словом – ребус. Сообщила сие неизвестная женщина. Я вывихнул мозг, размышляя, как можно было зарегистрировать такую херню. Время регистрации – третий час ночи.

«А в это время по улицам спящего города бежали собаки, громко топая ногами по асфальту, тем самым препятствуя спокойному отдыху граждан в ночное время»…

Причем стаей.

Человек собаке друг, это знают все вокруг.

Захотелось мне тогда речь толкнуть, не скупясь в междометиях, смачно и с выражением, дабы все присутствующие если не зарыдали, так хотя-бы прослезились от умиления, включая начальника.

Но я этого не сделал.

Решил сохранить запал для дежурного, зарегистрировавшего это зоопорно, решив во что-бы то ни стало дождаться его следующего суточного дежурства.

Может, просто грибы были несвежие? Нужно выяснить, что это за гражданка и чем это она закусывает. Или дежурный?..

Может, его посетила муза? Может, он стихи сочинял в вольном стиле концептуального импрессионизма? Только дописать не успел – служба отвлекла. А его помощник случайно увидел и зарегистрировал, потому-как балбес и в искусстве ничего не смыслит.

Хотя, какие в жопу могут быть стихи глубокой ночью? Особенно, если большую часть дня тебе выносило мозг непрекращающимися телефонными звонками, гигабайтами объемов информации, которую не успеваешь переварить, а взбаламученные заявители и проверяющие из управления этот мозг методично расстреливали?

Я понял. Дежурный забылся тревожным сном барышни институтки. От выкриков нетрезвых граждан в КАЗе, (камере административно задержанных), и нервного перевозбуждения по нервным волокнам внутри его туловища пробегали непогасшие импульсы. Одни из них гасли, вспыхнув в головном мозге, отчего туловище вздрагивало, поскуливая, другие продолжали блудить, конденсируясь. Как маленькие пузырьки собираются в один большой пузырь, последний импульс, самый мощный, взорвал спящий мозг дежурного на пике парадоксального сна, отчего его замкнуло накоротко, и туловище открыло глаза, уставившись в пространство сомнабулическим взором. Повинуясь узкой программе служебных рефлексов, отпечатанных в позвоночном столбе, оно схватило лежащий перед ним пустой бланк телефонограммы, накарябав в нем авторучкой, после чего сдулось окончательно. Обмякло в кресле, стукнувшись головой о стол, словно подстреленная лань.

На этот раз дежурный уснул.

Мертвым сном смертельно уставшего человека. Щекой на бланке. Изо рта у него текли блаженные слюни. Вон, как раз там, где штамп, пятна.

А утром, окончательно придя в себя, он прочел этот зоофилический опус, напряг бесплодно память, но так ничего в ней и не обнаружил. В корзину отправить побоялся – телефон на ноль два пишется, раз в неделю сверка, не скрыл ли чего дежурный от всевидящего прокурорского ока, за что его можно будет отправить на публичную казнь. Он затылок пошкрябал, колотушкой со штампом по слюням тюкнул, чтоб замаскировать, да понес утром со всеми бумагами начальнику милиции на подпись. Незадачливый начальник не глядя отписал своему заму, тот по нисходящей – моему начальнику, ну а тот, в свою очередь, мне, непосредственному исполнителю: – ТОВ. ПУПКИН, ПРОВЕДИТЕ ПРОВЕРКУ, ПРИМИТЕ РЕШЕНИЕ В ПОРЯДКЕ СТАТЬИ… И так далее.

А под всеми начальственными фамилиями и руководящими визами фраза: БЕЖИТ СТАЯ СОБАК…

И засохшие слюни.

Показал коллегам. Посоветовали опросить собак.

Циничные люди. Одним словом – менты.

Путем проведения оперативно-розыскных мероприятий было установлено – звонила бабушка, жаловалась на собачий лай под окнами среди ночи. Но, как все нормальные бабушки, челюсть вставную она на ночь в стакане замочила, потому из ее невнятной речи дежурный не смог извлечь полноты смысла.

По результатам рассмотрения материала, после вынесения постановления об отказе в возбуждении всех мыслимых и немыслимых уголовных, административных и других дел и производств, было принято решение о направлении его в городскую администрацию, в части, касающейся вопроса о ликвидации бродячих собак. (Сколько лет прошло, а казенно-суконный язык до сих пор из меня не выветрился).

Отстрел, согласно регламента безопасности, производится ночью, посему ждем телегу со следующей фразой:

КТО-ТО СТРЕЛЯЕТ…

Но это уже совсем другая история.