Алексей Растопчин : Вверх, вниз и вверх

— Сегодня бы Иисус разменял двести второй десяток. Солидный срок, — Ленка звонко чмокнула его в небритую щеку, — с Рождеством тебя, Миш!
- Я православный, и сегодня только двадцать пятое, — он нахмурился, — и вообще не богохульствуй.

Миша всегда становился чрезвычайно серьезен, когда речь заходила о религии.
- Это ведь, знаешь, зависит от календаря. Ты же не в календарь веришь?

Что ему в ней нравилось и одновременно бесило, она определенно не знала, когда лучше промолчать. Он рефлекторно поправил крестик под майкой-алкоголичкой и выпустил струю дыма в потемки лестничной клетки.
- Докуривай уже, я замерзла.
- Угу.

Миша поймал на большой палец ноги домашний тапок, и они зашаркали по кафельному полу обратно в квартиру.
- Ну, открывай же.
- Да погоди ты, не видно ж ни хрена.
- Зачем вообще захлопывать каждый раз дверь? Уж две минуты и постояла б открытой, не обнесли бы.
- А дубак тебе сильно усрался в квартире?
- Ну! Нашла уже что ли?
- Нет. А я их не тебе отдала случайно?
- Мне ты ничего не отдавала.
- Ну, а где они тогда?
- Ты все карманы проверила?
- На мне блять шорты и футболка, как ты думаешь?
- Отлично, просто отлично. Пошли искать хули.

Ленка нагнулась, вглядываясь в плитку.
- Посвети мне что ли!
- Хорошие дела! С тебя новый крикет.

Он чиркнул зажигалкой, тусклый свет озарил «красоты» немытого подъезда старой хрущевки.
- Нашла?
- Ногу убери!

Ленка потянула его за штанину треников с растянутыми коленями.
- Нихуя тут нету.
- Приплыли, — резюмировал Миша.
- Не знаю, пошли к дяде Коле тогда что ли, хоть слесаря вызовем. У меня сейчас пальцы на ногах отвалятся.

Мишка хотел по-джентльменски снять куртку и отдать Лене, но спохватился, что у самого подмыхи только сверкают.
- Пошли. Только он спит небось пьяный.

Они поднялись на этаж. Мишка отметил про себя, что отпуск начинается крайне хуево, и вместо всех свистоплясок глазами с Леной, о которых так любил петь Максим Леонидов, он звонит в дверь какому-то алкашу. То ли девочка, а то ли видение…
- Звони ты.
- Детский сад…

Миша нажал обгоревшую кнопку звонка. Спустя минуту с той стороны загремели замками, дверь открылась, и они увидели дядю Колю, синего, небритого и в одних трусах. Все как всегда. Стабильность.
- Дядь Коль, мы от вас позвоним? В квартиру попасть не можем.
- Звони, мля! Куда хочешь звони!

Пенсионер замахал кулаками. Никого охуячить он не планировал, это была скорее его привычка по синьке.

Миша и Лена прошли в квартиру, уворачиваясь от выпадов пьяного мастера. Все как у людей – ковер на стене, на ковре флаг, под ковром старый советский диван, поеденный молью, лакированная тумбочка, на ней телевизор фотон, буфет с разношерстными остатками сервизов по 25 рублей, которыми пользовались ровно раз в год 31 декабря, и непременно графин с набором рюмок, чтобы все как у цивилизованных людей, чтобы водку не из горла кушать, а перелить из запотевшей тары в графинчик и только оттуда в рюмочку. Стоит такой графинчик пылится по сорок лет кряду, и хоть бы кто воспользовался.
- Дядь Коль, телефон-то где?
- Телефон, мля… Зачем тебе телефон?
- Говорю же, слесаря вызвать, в квартиру попасть не можем, — повторила Лена.
- Ты мне это давай, не пизди.
- Ну, ты чей-то разошелся, дядь Коль, — вступился Миша.
- А я говорю, не пизди, мля, сченок! Слесарь, етить! Я, если хочешь знать, в детстве на газетных обрывках простым карандашом рисовал! А счас что? Фломастеры, мля, бейби боны, барби какие-то, тьфу! — и забывшись, он натурально плюнул на пол.
- Ну, при чем здесь это, дядь Коль?
- А при том, мля! Мы до всего сами! Все сами! А вам счас до самой смерти жопы вытирают. А вот ты мне скажи, в походе хоть раз бывал-то?
- Нет, не бывал.
- Ну, а я вот бывал, мля! И бывалоча что припасы йок и нету, а до того как вертаца еще три дня. И вот чтобы ты, с голоду подох что ли?
- Дядь Коль…
- То-то же! Учить он меня будет, мля. Тогда люди другие были, не то что нынешнее племя.

В этот момент Лена задалась вопросом, знает ли дядя Коля откуда этот обрывок цитаты.
- Такую страну просрали, дармоеды.

Он загремел стаканами.
- Пошли на кухню!
- Мы только…
- Живо, ать-два!

Ребята прошли в кухню, сели на табуретки, сложив руки на коленках как бедные родственники, и принялись пристально разглядывать грязно-розовую занавесочку со следами сигаретных прожогов – дядя Коля любил курить в открытое окно. Пенсионер загремел стаканами, а Ленкин желудок зажурчал соками, представляя как сейчас натощак ей придется ебнуть двести-двести пятьдесят сивухи. Но дядя Коля поставил чайник и достал из хлебницы какое-то деревянное печенье. Из вежливости Мишка и Ленка пососали сие угощение, потому что откусить кусочек такого значило назначить рандеву с бормашиной и Татьяной Ивановной, которая своим одним близоруким глазом едва ли могла отличить зуб от ноги. Бесплатная медицина на то и бесплатная.
- И в армии мы служили порой и по три года, — сказал дядя Коля, садясь с ребятами за стол, — А ты вот служил?
- Нет, — признался Мишка.

Дядя Коля нахмурился и погрустнел.
- Оно может и правильно. Щас что ни день, по телевизору все одно — убили, застрелили, довели, — он посмотрел в окно и морщины на его лбу сделались глубже, — А я в ВДВ служил. После войны уж конечно. И прыжков у меня было!.. Знаешь, сколько у меня было прыжков?
- Нет.
- Я уж и не помню, но много было, прыжков-то.

На кухне повисло молчание, и только скрип табуретки под ерзающей Ленкой, пытавшейся удобнее устроится на скользкой поверхности в своих синтетических шортах, нарушал общую тишину. Дядя Коля закурил.
- Слазай на антресоль, там слева возле коробок с игрушками чемоданчик стоять будет. Достань.

Мишка вернулся на кухню с ящиком для инструментов.
- Пойдем, — дядя Коля встал и пошел в прихожую.

Они спустились к Мишкиной квартире. Дядя Коля достал нужный интрумент, и через 10 минут Лена и Миша уже зашли в свою квартиру.
- Спасибо, дядь Коль, — Лена протягивала ему бутылку водки.
- Ааа, — сказал он и махнул рукой.
Он собрал инструмент и пошел обратно к себе.
- Дядь Коль! – крикнул Мишка.
Пенсионер обернулся.
- С Рождеством!
Он улыбнулся.
- И вас.

И зашагал по лестнице вверх.