Dubinin : Авария

— Да, на связи! – я поднес телефон к уху, а в другой рукой продолжал вести машину. Улица Планетная была на удивление пуста. Хотя я не могу сказать, что здесь всегда пробки, но в данный момент передо мной вообще не было других машин. Но, сами понимаете, увидеть абсолютно пустую улицу в Москве не всегда получается.
- Игорь Валентинович, у нас проблема… — Настя, мой заместитель, а заодно и секретарша, начала говорить осторожным тоном. – Игорь Валентинович, на границе груз не прошел.
Я слегка подвис от этой новости. Мебель для дома очередного толстосума, который заказал у нас дизайн своего обиталища, стоила таких бешеных денег, что ставки были слишком высоки. Знаете, реши я на полном серьезе взять и распилить по старой русской традиции весь бюджет, который был выдан на проведение и ремонтных работ, и дизайнерского оформления, и покупку фурнитуры, да натурально заказать подделки из какого-нибудь Китая, то, думаю, смог бы себе позволить приобрести скромный домик где-нибудь в Испании. Но я был, к сожалению, всего лишь прораб. Потому единственно вероятным исходом подобной аферы могла стать, на мой взгляд, только зацементированная фигурка наглого прораба на дне одного из каналов столицы.
- Насть, что значит – «не прошел»? Не понимаю. – Мне сейчас было не очень хорошо. Рука, которой я держал руль, вспотела, сердце билось чаще. За мебель отвечал именно я. Конечно, несмотря на то, что не имел никакого представления о дизайне, интерьере и ремонте, а только о деньгах, я отвечал за все закупки. – Настенька, если это шутка, то лучше скажи сразу, хорошо?
- Игорь Валентинович, я вам серьезно говорю. Ребята звонили, просили передать, что на границе встали и их не пускают. Объясняют все тем, что товар без документов.
- Как это, без документов?! – Сам не заметил, как перешел на крик. – Им что, мать их, документы на золотых слитках надо печатать?!
- Игорь Вале…
- Да, это я! Уже тридцать лет меня так зовут! – Нужно расслабиться, я все-таки автомобилем управляю, здесь нервы ни к чему. Я перевел дыхание. – Ладно, Насть, прости, сорвался. Мы не успеем все сделать в сроки. Машины должны были быть уже разгружены, я, собственно, сейчас и еду на объект. Надо шефу позвонить…
- Я уже позвонила. Он в курсе. Сказал, что придумает, как решить вопрос. Но обещать наказать. Как – не знаю. – Настя сделала паузу и с надеждой спросила: — Игорь Валентинович, нас ведь не уволят?
- Нет, Настенька, не уволят. – Ответил я и повесил трубку. «Лишь бы не убили» — промелькнуло в голове. Но сразу стер эти мысли. Мы же не в девяностых живем.
Я уже даже не заметил, как остановился. Выкурив пару сигарет, снова завел двигатель. На объект ехать не было никакого смысла, потому отправился домой. Путь до Митино был неблизкий, и, если верить Яндекс.Картам и пробкам на них, долгий.
В дороге в голове уже начинал придумывать ситуацию, где шеф, советский номенклатурщик, бывший военный, объясняет сначала водителям фур, а потом и мне, насколько мы с ними плохие и никудышные люди. Сразу вспомнилась фраза из фильма «Большой Куш»: «Он спустит с меня штаны. Смажет очко вазелином. И хорошенько прицелится, прежде чем засадить». Такая аналогия с начальством, равно как и вся актуальность цитаты, заставила улыбнуться. Но мой Форд не был обклеен тонировкой. Поэтому водители, которые могли меня видеть в этот момент, уже, вероятно, успели подумать, что я больной, раз сижу и тяну лыбу, стоя в еле ползущей пробке. Хотя, если посудить серьезно, то все заказы оформлял я. Даты заказов указаны в документах. А на этих самых документах стоят мои подписи. Пожалуй, меня все-таки уволят. От этих позитивных мыслей меня отвлек звонок.
- О, Лёлик, приветы! – Я старался быть как можно милее и сдержаннее. Если ваша девушка – нормальная, здоровая и себя уважает, то попробуйте на нее сорваться из-за проблем на работе. Голову даю на отсечение, что без последствий не обойдется.
- Игорёк, приветик! Ты заедешь сегодня?
Я подумал: «А почему бы и нет? Факап на работе, хоть на «сладкое» успею».
- Да, конечно! – в этот момент очень кстати показался поворот на улицу Свободы. Я думал, что уже проехал его. Оля жила недалеко от станции Планерная. – Что-нибудь купить?
- Ага, купи, пожалуйста… — и тут она начала перечислять. Этот огромный список продуктов, бытовой химии и прочего я не в состоянии был запомнить на слух. Вспомнил, что в бардачке лежал блокнот. И, да, я, мягко говоря, отвлекся от дороги, чтобы его достать. Улица Свободы тоже была практически пустая, поэтому никаких сомнений действие не вызвало. Я же быстро. К тому же у меня на пути везде горел зеленый. Но стоило нагнуться, слегка отклониться от руля, как где-то на периферии зрения, можно даже сказать, в зону действия «радара» попала некая тень, метнувшая от тротуара через дорогу.
- Сука! – закричал я, выжимая педаль тормоза до предела и на автомате поднимая ручник.
Машину слегка повело, я крутил руль, чтобы держать ее как можно ровнее и не выскочить на встречную полосу. И в этот момент я ощутил удар сзади. Автомобиль тряхнуло, и он окончательно остановился. Дорожная феерия окончилась, а я сидел как каменный, продолжал давить на тормоз. А виновник представления стоял прямо передо мной, упирая руки в капот и вытаращив прямо в лобовое стекло свои огромные глаза. За спиной у него был безумных размеров рюкзак веселой расцветки. Школьник. Я быстро перевел глаза на светофор: там только-только загорелся зеленый для пешеходов. Значит, малец выбежал на красный.
- Скакун, блядь… — Прошипел я, плавно «отклеивая» пальцы от руля, но все также продолжая смотреть мальчику в глаза.
На самом деле, они поражали своей ясностью. Никогда до этого не обращал внимания на детские эмоции. Они ведь по-настоящему чистые, они легко читаются на маленьких лицах. И сейчас эти серо-зеленые глаза дорожного бегуна были полны страха. Я уверен, он не успел ничего понять. Что, если бы не сработала тормозная система или она была бы хуже, или протектор был стерт подчистую, или был какой-нибудь иной фактор, пусть даже человеческий, то он сейчас торчал бы из решетки радиатора или лежал где-нибудь позади машины с переломанными костями, оставив мне на память разбитое лобовое стекло, мятый капот и глубокую душевную травму. Не стоит, конечно, говорить о статье, которую мне влепят.
Если честно, то в такой ситуации до суда я бы сам не дожил. Никогда, за всю свою жизнь, не обидев никого больше комара, смерть ребенка ни душа, ни сознание не вынесли бы. Выход нашел бы себя сам: шаг в пустоту с крыши своей многоэтажки. Ведь даже сейчас, когда все хорошо закончилось, эти глаза не выходят у меня из головы. «Эх, мальчонка, тебе еще будущее строить» — вспомнил я цитату своего школьного тренера по футболу.
Итак, раздумья о моральной и уголовной стороне вопроса отошли на второй план, а школьник аккуратно, плавно отлепился от машины и убежал прочь. Тут-то вспомнился удар сзади. Как полагается честному гражданину на застрахованном транспортном средстве, я вышел сфотографировать повреждения, переговорить с водителем, после чего вызвать страховщиков и инспектора. Всю эту просчитанную схему разрушил лишь один факт: это был Мерседес с номером серии «АМР». Все, кто живет в Москве, знают, что это за серия «АМР».
Пот проступил на моей спине буквально за долю секунды. Следующим действием была попытка разглядеть, что за важная персона врезалась в меня, но из-за плохого освещения ничего не вышло. Виден был только силуэт, по которому было отчетливо понятно, что высокопоставленный пассажир с кем-то говорил по телефону.
Я вернулся в машину, и вспомнил, что на том конце «провода» могла все еще «висеть» Оля.
- Игорь! Игорь! Ты живой? Что случилось? Игорь! – надрывалась она в трубку.
- Все нормально, Оль. Тут парнишка на дорогу выбежал, еле успел остановиться. Правда, в меня тут врезались, сейчас жду инспектора и страховщиков. – О деталях аварии, конечно, умолчал. Незачем нервировать слабый пол. Вдруг решит приехать сюда. Такой расклад будет не самым лучшим дополнением к и без того «занимательному» вечеру.
- Точно нормально? Может, тебе тогда лучше домой потом поехать, а?
- Да, Оль, я домой потом. Надо документы все найти, выспаться хорошенько.
- Ну ты не расстраивайся, хорошо? Все будет замечательно! Созвонимся!
- Ага. – Только и смог выдавить я. «Все будет замечательно». — Очень на это надеюсь. Пока.
Телефон затих. Я, немного собравшись с духом, позвонил в ГИБДД и в страховое агентство. Стандартная процедура, знаете ли. Потом отбросил телефон на соседнее кресло, откинулся и стал ждать. Мне было интересно и страшно. Внутри спорил сам с собой, кто приедет раньше: «копы» или ФСО? И что со мной будет потом? Может, впаяют статью за терроризм?
Почему-то вспомнил свое детство. Мы жили тогда в маленьком городе, где основным место работы населения был крупный завод. Кто не работал на этом заводе, тот либо бомжевал, либо был на пенсии, либо торговал чем-нибудь. Отец ушел из семьи еще до моего рождения, а мама работала иногда в две смены (всего их было три), чтобы содержать меня в сытости и одевать по сезону.
Прекрасно помню, как мне подарили очень хороший велосипед. У него были дисковые тормоза и хромированные, блестящие колеса. Вообще в доме, где мы жили, велосипеды были не всех, а у кого и были, то уже давно превратились в ржавые трубы с колесами. Поэтому мой был просто Король Велосипедов. Я так его берег. Наверное, ни к одной вещи в жизни не относился так бережно, как к своему «боевому коню»: обязательно протирал его после поездки, раз в месяц смазывал все механизмы, следил за давлением в камерах. И ездил только по асфальту, сверкая блестящими на солнце спицами и серебряным рулем. Боюсь представить, сколько мама работала, чтобы купить мне такой шедевр.
В один из летних дней, когда погода манила всех на улицы, я в очередной раз решил щегольнуть своим подарком перед друзьями и другими ребятами. Бодро наворачивая круги по двору, я был настолько горд собой, что даже принадлежность к семье рабочих никак не смущала.
К слову, в нашем доме, который построили для заводских, жил и директор завода. Он был пьяницей, но когда-то, в молодости, показал хорошие результаты по выполнению нормы на предприятии (это еще в советское время) и быстренько скакнул на пост директора, а предшественника, по слухам, посадили. Этого «архаровца» звали Марк Остапович Шибко. Потом, уже будучи студентом, я размышлял, чего в нем больше: еврейской крови или украинских корней, но потом плюнул и забыл. Но не буду отклоняться. У Марка Остаповича был сын, Женя. Этот Женя, вопреки ожиданиям всех дворовых детей, был мальчиком обделенным, да к тому же еще и глупым, как пробка. Мы с ним, конечно, общались, родители нас заставляли, потому он был сыном директора. Таковы были неписаные правила той жизни, которая окружала нас. И нарушать их никто не хотел.
И вот, на очередном круге, он подозвал меня к себе. Без всякой задней мысли, я подъехал к нему.
- Гош, дай прокатиться? – Женя смотрел на меня, не отводя взгляда, как хищник.
- Не, Женек, не могу. Мама не разрешает. – Ответил я. Уже в том возрасте, мне было понятно, что если он украдет велосипед, а я на него нажалуюсь, то маму могут уволить. А это означало конец всего на свете.
- Гош, мы ж друзья? Тебе жалко для друга? Я на твоих глазах всего круг по двору и обратно. А я тебе пистолет этот оставлю, давай? – Он показал свой железный пистолет с барабаном. Но разве может какая-то убогая игрушка, которую он нашел на помойке, сравниться с моим механическим божеством? Но тут я вспомнил мамин наказ дружить с Женей. Конечно, он никогда не был мне другом и так не стал им в дальнейшем, но сейчас, чисто ради сохранения жилплощади и рабочего места мамы, пришлось согласиться на сделку.
Жене весело вскочил в седло и поехал. Мне казалось, что он едет слишком быстро, что на следующем повороте он упадет и поцарапает руль или наедет на битую бутылку. Вдруг я заметил, что мама стояла у подъезда и тоже смотрела на все это с некоторым презрением. Но не ко мне, а к Жене. Тогда она, безусловно, понимала больше, чем я.
И вот наступил тот момент, когда мое сердце сжалось: Женя на полном ходу врезался в угол дома. Прекрасно помню, что сначала во мне закипела дикая злость, хотелось причинить этому директорскому выродку как можно больше боли. Потом, оценив все ситуацию целиком, я помню, как побежал к месту «аварии», хныкая и хлюпая носом. Переднее колесо было смято и превратилось в овал, а руль был погнут в непонятную загогулину. В тот момент я заревел, потому что шансы получить новый велосипед стремились к нулю, а денег на запчасти не было. Их можно было лишь выклянчить у тех мужиков, которые заседали с друзьями в гаражах. Я, конечно, так потом и сделал, но велосипед потерял былое величие после такого вероломного осквернения.
Но больше всего мне запомнилось другое. Я видел, как к нам бежит моя мама и отец Жени. Помню, как он его отчищал от пыли и грязи, проверял ссадины. Но он не ругал его, не кричал, хотя это Женя был виноват в случившемся. И я знал, что с него не потребуешь нового. А моя мама просто схватила в одну руку меня, в другую – останки велосипеда, при этом ругая меня так, чтобы всем было слышно. Она винила меня в том, что я не слежу за своими вещами, за то, что поехал сегодня кататься. Но дома она извинилась. Я не злился, ведь все прекрасно понимал. Маме пришлось меня ругать, чтобы сдержаться и не высказать лишнего в адрес директора или его сына, чтобы сохранить свое место.
С тех пор я понял одну важную вещь: если у тебя есть власть, то в случае твоей ошибки, скорее всего, будут виноваты другие. Тогда был виноват я, потому что дал ему свой велосипед. Не он, что разбил его мне, а именно я. И сейчас, сидя в своем Форде, вспоминая все это, понимал, что я натурально могу сесть за применение экстренного торможения ради предотвращения человеческих жертв. Ведь в той машине сидит какой-нибудь депутат или министр, звонит своим знакомым, которые обставят все так, словно это я, превысив скорость, врезался в его автомобиль. А уж как я оказался впереди него, никого волновать не будет. Он же депутат, а я прораб. Вот только меня волновал вопрос, что сей господин вообще здесь делал? Неужели ехал в Химки?
В окно постучали. От неожиданности я даже вздрогнул. И тут я увидел инспектора. От сердца словно отлегло. Но, все еще боясь выходить и светить свое лицо перед машиной с государственными номерами, я кивком пригласил полицейского сесть в машину. Тот все понял, обошел Форд спереди и сел рядом.
- Добрый вечер, майор Измайлов. Ваши документы.
Я протянул водительские права, документы на машину и вообще все, что было сейчас с собой. Даже, кажется, пропуск в офис.
- Как уж вы так, Игорь Валентинович? – спросил майор, бегло изучив все, что я ему выдал. Разумеется, такая скорость «разбора полетов» настораживала.
- Школьник выбежал на дорогу, а машина на встречке ослепила. Заметил в последний момент, успел затормозить. А сзади этот впилился. Парень, кстати, в порядке, убежал куда-то.
- А что ж ты парня не попросил остаться? – майор без предупреждения перешел на «ты», что заставило просто вжаться в кресло. – Сейчас бы свидетелем был.
- Да не знаю, блин, я в шоке тут вообще сидел. – Попытался оправдаться, но как-то не слишком уверенно. – Слушай, а кто это вообще такой, ну, в той с номерами?
- А тебе-то что, Игорь? Тебе есть разница, кто тебя нагнет? Я потому к тебе первому и сел, чтобы послушать, почему все вот так вышло. Вдруг есть какие-то исключительные обстоятельства.
- Ну, пиздец, приехали. – Сказал с такой грустью в голосе, что майор посмотрел на меня с жалостью. – И что мне теперь делать?
- Не дергайся, это главное. Посиди пока, я пойду у них интервью, так сказать, возьму. – Измайлов улыбнулся, но мне было не до смеха. «Вот ведь не день, а анал» — подумал я. Сначала облом с поставками, потом этот парнишка, теперь депутат. Дожить бы утра…
Майор вышел из машины и направился в сторону Мерседеса. Точно так же сел в салон. Вот только я не успел даже обдумать план дальнейших действий, как он вернулся ко мне.
- Что, все, за мной уже выехали? – Спросил я с таким видом, словно сейчас тридцать седьмой год и у руля товарищ Сталин, а я случайно волосок уронил на его портрет в кабинете у заместителя начальника НКВД.
- Там спрашивают, как ты. «Жив, цел, орел?» — майор рассмеялся в полный голос. Только я-то радости не понимал. Это что, типа тест, можно ли меня будет сначала избить или сразу живьем закопать? А, может, я все слишком сильно преувеличиваю…
- Да ты издеваешься что ли, начальник? Я тут на очке сижу, а он смеется. Делать мне что прикажешь?
- Приказывать не буду, но тебе предложение поступило. Если ты заяву не накатаешь на них, то все будет хорошо. Я напишу тут протокол, что, мол, в тебя врезался неизвестный автомобиль, после чего скрылся с места ДТП. «Показания», так сказать, очевидцев будут, так что страховку ты получишь. А если решишь на понт взять и напишешь официальную бумагу, то господа будут с тобой судится. Ты, сам понимаешь, вряд ли выиграешь суд. Так что рекомендую первый вариант.
Я выдохнул. Все хорошо. «Все замечательно», Оля, ты была права.
- Да, конечно, ничего я писать не буду, мне бы домой доехать потом только. -
- Доедешь, не переживай. У тебя лишь в бампере дыра, а в целом все хорошо. – Майор высунул руку в окно и махнул. Мерседес через секунду уже пропал из виду. Измайлов уже начал что-то быстро строчить. – Испугался, да?
- Дико. – только и смог сказать я.
- А вообще тебе повезло, если честно. Тут как попадется. Это депутат один молодой был, имя называть не буду. Бывают в политике честные, нормальные люди. Молодые особенно. Они Совок не помнят особо, про номенклатуру, по сути, из учебников знают. Служебное положение, конечно, никто не отменял, но они и не наглеют с ним. Случись такое в девяностых, тебя бы замочили уже к этому времени. Охранник бы вышел и высадил бы в тебя всю обойму. А сейчас получше, как видишь. А ты еще, наверное, ожидал, что я взятку требовать буду? Не? Правильно. Не буду. Мы с друзьями, которые тоже в органах работают, поняли одну важную вещь: если мы хотим жить в хорошей стране, надо сначала самим стать хорошими. У нас вот в отделе, скажу тебе, положа руку на сердце, никто на лапу не берет. Вообще никто. Из принципа. Все молодые. Ну, начальник только лет под сорок уже. Тяжело, с нашей-то зарплатой, жить, но можно. Мы, конечно, не все, но уже что-то. Нужно правильным вещам людей воспитывать с детства. Чтобы эти самые, так сказать, правильные люди, понимаешь, занимали всякие посты, хоть в органах, хоть в политике. И станет тогда хорошо у нас. Сам же видел, молодой депутат в тебя въехал, и не вызвал ФСОшников, а нам позвонил, заявил о ДТП. Потом уж и ты позвонил. Не стал репрессивный аппарат включать, поступил по совести. Вот если будет он когда-нибудь в президентских выборах участвовать, за него проголосую, это уж точно. Все меняется, Игорь, нужно лишь помогать этому и ждать смены поколений.
А я сидел пораженный подобной лекцией от представителя защитников правопорядка, которых никогда не любил, ведь они избили моего одногруппника за то, что армянин и забыл дома паспорт. За то, что откупался от них периодически, и они охотно брали деньги и нагло просили еще. Я сидел пораженный лекцией о политике, в которой не разбирался, о политиках, которых не мог терпеть из их моральной и этической проституции. Мне, как аполитичному человеку, старающемуся не сталкиваться с правоохранительными органами, было крайне удивительно слушать эту полную романтики и некоторой наивности проповедь о будущем нашей страны. Но почему-то я ему верил. То ли от того, что после аварии со мной ничего не сделали; то ли от того, что внутри еще жива была часть по-настоящему русской души, полной веры в светлой будущее и непоколебимой стойкость принять суровое настоящее.
Майор Измайлов дописал протокол, отдал мне копию и уехал. Я же отправился домой и решил, что на утро обязательно должен позвонить маме.