4юг4о : Хвороба утробы сугроба

Хвороба утробы сугроба.


В стылом воздухе стаи снежинок
Вилась неповторимая масть.
Чтоб без всяких понтов и ужимок
На продрогшую землю упасть.


Не пристало мозгами ебаться.
Потому выбор чёток, простой.
Пропою щас, сеструхи и братцы.
Вам романс о любви снеговой.

В огород запорошенный вышел.
Где зима проводила парад.
Рёв оркестра рвал уши, неслышен.
И печатал шаги снегопад.

С чувством необходимого долга,
Что присущ для лохов и терпил.
В огороде ли коротко долго
Снеговые фигуры слепил.

Не напрасна усилий плеяда.
Расслабляться в трудах не привык.
Вот стоят, неказистые, рядом -
- Баба снежная и снеговик.

Но чего-то всегда не хватает.
У них признаков нет половых.
Насмехаясь снежинки летают.
Их ловлю на похмельный язык.

Не продумал вопроса Создатель.
Как и ангелам, нет им утех.
Жизнь — суровый фашистский каратель.
Под собой погребает всё снег.

Я подслушал тогда ненароком
Их горячий немой диалог.
Им хотелось клубнички порока.
И мне мётлами тыкали в бок.

Бедолаги чем так провинились,
Посреди неподвижных путей?
И за что Божий гнев и немилость
На невинных и чистых детей?

Слёзы талые лил отморозок.
От расстройства просел и поник.
Хоть он свеж, но уже — не ребёнок.
В огороде, простой снеговик.

Рядом белая снежная баба.
Впечатляла изящностью форм.
Пусть прикид у неё не от Прада,
Рот ветвистен и взор угольком.

У него нет желудка и сердца.
Он не сможет лакать алкоголь.
И рванув рубашонку раздеться.
До души воспалённо больной.

Ничего ей не сможет присунуть.
Даже красный морковный свой нос.
А пока вьюги снежные дуют.
И крепчает крещенский мороз.

Он рванул бы на Марш несогласных.
Но народу не враг и не гей.
И к тому ж золупацца опасно
На Великих и Властных людей.

Скрутят враз, изобьют, запрессуют
В бездуховный безжизненный ком.
А потом поминать будут всуе.
Будут гадить на памяти холм.

Я стоял, покумекивал молча,
С недалёким прыщавым еблом.
И смотрел, как корявились мощи
Под пустым полуржавым ведром.

Под наплывом тоски и сомненья
Набежавшую вытер соплю.
Зондэркинд злого поползновенья.
Я ведь тоже любил и люблю.

Я торчал между них третьим лишним.
Был ничем им не в силах помочь.
Приближал равнодушный Всевышний
Концесветную чёрную ночь.

В мире недоустроенном плохо.
Одним — всё, а другим — ничего.
Мне ваще-то конечно всё похуй.
И мочусь я на грязный сугроб.

На морозе замёрзшая лапа
Не дрожала. От хватки тугой,
Уменьшаясь безудержно капал
Гойский член, необрезанный мой.

И с кипящею жёлтою струйкой
Растопила мозги мысль одна.
Принесёт своей поступью буйной
Избавленье от горя весна.

Брякнут вёдра, тарелки и рюмки
Как на свадьбе средь пьяных гостей.
И в экстазе любовном сольются
В  жаркой луже любовных  страстей.

Канут в Лету названья и даты.
Но пробьёт светлой истины миг.
Трахнем снежных, реальных, пиздатых.
Я и мой корефан — снеговик.