Коленька Каширин : Каламбур

Молодые люди во фраках стояли с бокалами у окна. Гусары сидели за столом и рассказывали друг другу фривольные истории, периодически сотрясая комнату раскатами гомерического хохота. Барышни тихо сидели на диване, читая вслух книгу. Вечер в салоне шел своим чередом. Но вдруг дверь распахнулась, и на пороге возник Пушкин.
- Ха! Не ждали?! – Улыбнулся Пушкин.
Уже больше года его не было в столице, и было видно, что он истосковался по родным сердцу местам. Пушкин бегал глазами по комнате, выискивая знакомые лица. Первым откликнулся невысокий толстячек из франтов.
- Батюшки мои! Это ж наше солнышко – Александр Сергеевич! А мы думали всё: поменял Петербург на козье молоко. – Толстяк, улыбаясь, пошел навстречу Пушкину, на ходу простирая руки для объятий. – Не иначе написал что-то?
- Да-с! Написал. Только что от редактора.
- Просим! Просим! — Защебетали барышни.
- Действительно, Саша, почитай. Страсть как хочется послушать чего-нибудь стоящего. – Толстяк дружески положил руку Пушкину на плечо.
Пушкин взбрыкнул плечом и подался на середину комнаты.
- Помилуйте, братцы! Я же только что приехал. Дайте хоть отогреться, а то налетели с порога.
- Так может, пока дело стало, винтец? – вступили в разговор гусары.
- О! А вот это предложение мне по душе.
- Тогда прошу к столу.
Пушкин сел за стол, предварительно поздоровавшись со всеми, кто уже был за ним.
- Ну-с. И на чем у вас винтец? На соде, аль на марганцовке?
- На соде, Александр Сергеевич.
- На соде злой, — оценивающе затянул Пушкин. Окружающие одобрительно закивали головами. – Готово уже?
- Как будто вас ждали, Александр Сергеевич. Вот. – Усатый поручик поставил перед Пушкиным фаянсовую розетку.
- И что же фаянс? Не лопается?
- Ну как можно. Китай. Качество.
- Раз так, то, пожалуй, приступим.
Барышни, фыркнув, удалились на кухню. Остальные же начали доставать инструменты. В основном красные шапочки. Пушкин же из нагрудного кармана достал изящную кожаную сумочку, а из нее, в свою очередь, стеклянную машинку.
- Державин на юбилей подарил, — ответил на немой вопрос присутствующих Пушкин. – Знает толк в таких вещах.
Из кармана под платочек он отщипнул кусочек ваты, намотал на иглу, и набрал раствор. Положив машинку перед собой, Пушкин начал снимать ботинок.
- Вы что же, Александр Сергеевич, в ногу ставить будете?
- Ага. Руки берегу. Наташа не одобряет это дело. Ругается.
Поставив укол, Пушкин откинулся на кресле, закурил папиросу и закрыл глаза.
- Так что же история ваша, Александр Сергеевич? Как назвали?
- А? – сквозь сон переспросил Пушкин. – История? Дубровский назову. Я еще не дописал… Первые главы пока… Вот сейчас думаю, что перепишу… Позлее надо… Чтоб с медведями…
На последних словах Пушкин уснул. Толстячек вынул у него изо рта папиросу, и сам затянулся.
- Солнце русской поэзии… — С дымом выдохнул он.