Коленька Каширин : Автозак

В автозаке сидело всего четыре человека. Демонстрация только начиналась и полицейские берегли места для самых неадекватных.
Справа, в углу, сидел усатый толстячок и держался за нос. Периодически он всхлипывал и подвывал. Рядом с ним сидел невысокий армянин лет пятидесяти, в потертой куртке из кожзама. Напротив него был рослый мужчина лет тридцати — сорока с бритой головой и шарфом болельщика ЦСКА. По левую руку от него располагался дед неопределенного возраста, с загорелым морщинистым лицом. Все они молчали. С улицы долетал только глухой гул толпы.
Дверь резко распахнулась и на пол плюхнулся молодой человек лет двадцати. Одежда его была грязная — видно, что его тащили сюда волоком. Он тут же вскочил на ноги и закричал:
- Я в прокуратуру жаловаться буду! Беспредел! Уроды! Пиздец вашим погонам, поняли?!
Но к этому моменту дверь уже захлопнулась, и угрожать стало некому. Он похлопал себя по карманам, нащупал телефон, достал его, и начал набирать номер.
- Алло, мам. Привет. Ты представляешь, меня мусора ваши в бобзан бросили!.. Ты представляешь?!.. Да не знаю я, где… Напротив «Планеты суши»… Тут еще додж красный стоит… Ага, давай, жду… — Тут он обернулся к остальным. — Здравствуйте.
- Бареф дарагой, присаживайся. — Армянин указал на нары.
- По-русски в России говори, — огрызнулся лысый. – Чурка.
- Так он армянин, — вступился за него дед.
- Да какая разница, ты еще скажи — коренной москвич.
- Эу! Зачем так хамищь? – Возмутился армянин.
- Эу будешь овцам своим в горах говорить, понял?!
- Я поняль, что ты сильнее меня и злой. Мне с тобой спорить нет смисла.
- Вот и заткнись тогда.
В автозаке опять воцарилось молчание. Молодой человек пнул входную дверь:
- Выпустите меня!
Окошко аквариума открылось:
- Слышь ты, каратист. Еще раз ударишь, ноги в узел завяжу. Если еще не страшно, спроси у жирного, надо ли меня злить.
Толстячок, как бы подтверждая слова омоновца, подскулил и всхлипнул. Аквариум закрылся.
- Может ему скорая нужна? – Забеспокоился молодой человек.
- До свадьбы заживет. – Оптимистично отозвался лысый.
- Я женатый уже. – прогнусавил сквозь руку толстый.
- Эу! И что, дэти уже эсть? – поинтересовался армянин.
- Нет. Детей еще нету.
- Ну ты пробуй, пробуй. Хе-хе. Пробовать – ето тоже харошё. Толко нэ плачь. Все заживет.
- Да домой ему охота. Вот и ноет. Жертва революции. – Дед крякнул и сплюнул в угол.
- А что это вы так высокомерно про революцию?! – Вскипел молодой человек.
- Да ты не бурли. Я ж просто вижу, что не хрена у вас не выйдет. Вот в девяносто первом году. Ельцин чего хотел? Он власти хотел. И добился ее. А ваши чего хотят? Чтоб те, у кого власть, извинились перед всеми и стали себя хорошо вести. Никогда этого не будет. Я почему вспомнил, меня тоже тогда в «тишину» забрали. Не бойтесь, с утра всех выпустят.
- Так ты у нас пересидок, дед? – Подколол лысый.
- А кто не без греха? – Парировал с улыбкой дед.
Молодой человек хотел что-то возразить на счет революции, и даже приготовил руку, чтобы загибать пальцы. Но ему помешал омоновец, открывший дверь:
- Макеев есть?
- Я. – выдавил ломающимся от испуга голосом молодой человек.
- Свободен. Тут приехали за тобой.
Молодой человек вышел.
- Вот ведь как… — Улыбнулся дед. – Бороться за идею хотят, а пострадать в каталажке – так спасибо, не надо.
- А что такого? Я бы тоже, будь возможность, тут не сидел. – вздохнул лысый.
- Так то оно конечно...
Дверь опять открылась.
- Руки на колени, смотреть в пол! – Рыкнул незнакомый голос. В автозак зашел майор с омоновцем. – Так! Дед — пересидок кто?
- Я наверное! – Поднял руку дед.
- Руки на коленях, блять! На выход! Пиздуй домой, хорошие люди за тебя попросили.
Когда дед вышел, в автозаке снова стало тихо. Только иногда подвывал усатый толстячок.