hemof : Сток. Мне нужно было получить ответ

Сток перешёл на соседний тренажёр (трицепсовые экстензии вниз на блоке). «Остаточные признаки в пределах визуализации разбрасывались волнами на промежутке станций…» Чушь какая-то. Какие-то стихи постоянно вертятся в голове, причиняя боль. Какого грязи всё это происходит со мной?» Он качал мускулатуру, как всегда, с немалой долей остервенения, так, чтобы всё отдавалось болью, чтобы мышцы вздувались, как резиновые шары и отказывались повиноваться.
Сток был на взводе. Совсем скоро должен был наступить момент, когда Майза донесёт до него решение исследователей, относительно первого экспериментального выхода на границу подпространства.
«Я становлюсь учёной крысой. Какая честь для меня, служить всему человечеству. На протяжении истории рода человеческого немало светлых голов положило себя на плаху (проклятые анахронизмы, нет от них покоя) во имя движения прогресса, во славу разумных существ».
В тренажёрный зал вошёл специалист третьей ступени по биомеханике, Эльзар-Синий. Он приветствовал Стока коротким движением ладони вверх.
- Как успехи, мой друг? Не пора ли тебе отдохнуть? Мне кажется, ты придаёшь излишне большое внимание силовым тренировкам. Согласись, всё, что ты творишь со своим телом, достигается в течении суток, при помощи генной биоинженерии и стимуляции органов на кодовом уровне.
Сток улыбнулся. «Красиво читаешь, Эльзар».
- Кстати, Войновская просила передать, чтобы ты зашёл к ней по истечении второго пояса планетарного вращения.- Эльзар-Синий начал занятие с ног, полулёжа на ослепительно белом снаряде. Он занялся накачкой двуглавых мышц бедра.- Так вот, Сток, я понимаю, конечно, что никакая стимуляция не сравнится с удовольствием от физической нагрузки на тело. Но, чтобы прочувствовать это, совсем не обязательно себя истязать. Во всём должен быть рассчитанный, правильно спланированный подход. Ты половину своего свободного времени тратишь на книги, узкоспециализированные книги для настоящих профессионалов, это, конечно, можно понять, тяга к знаниям, так сказать. А остальная часть твоего времени уходит на бессмысленные тренировки тела. Почему бессмысленные? Да, потому что спорт на настоящий момент стал чем-то культовым, функция здорового образа жизни весьма утратила своё первоначальное значение. Теперь сила, реакция, быстрота двигательных рефлексов, достигается, как я уже говорил, в течение весьма короткого периода времени.
Сток, всё так же улыбаясь, надел майку и пошёл к выходу.
- Где сейчас Войновская?
- На настоящий момент, она просила её не беспокоить. Она на флоре-крыле, там возникли какие-то проблемы с искусственным ускорением роста фибриновой субстанции.
- Я её отвлеку.
- Не советую. Сток, ты не ответил мне на вопрос. Чего ты достигаешь столь длительными тренировками, какой смысл всего этого, по крайней мере, для тебя?
- Нет смысла. Хотя, может быть, молитва.
- Что, что? – Эльзар приостановил движение ног и удивлённо посмотрел на Стока.- Не понял. Знакомое слово.
- Читай древнюю историю человечества. Как-нибудь мы поговорим с тобой на эту тему. Только не сейчас.
Он вышел, не оглядываясь. За спиной плавно сомкнулась входная диафрагма дверного проёма. Сток не захотел воспользоваться системой пронизывающих лифтов, он пошёл пешком. Коридоры плавной белизной вползали одинаковыми сегментами друг в друга. Корабль был очень большой, настоящий исследовательский центр. Но чувство замкнутого пространства не уходило. Никакое количество коридоров, никакие огромные залы не могли заменить открытого сумасшедшего ветра, разносящего пыль по грязным заброшенным дорогам. Пока Сток шёл, он думал о том, что попал в очередную западню, только теперь она стала космическим научным крейсером. Вот так жизнь перебрасывает тебя из одной западни в другую, меняются декорации и живые существа, наполняющие замкнутое пространство, но суть остаётся та же. Как ни пытаешься обмануть себя, ты не можешь шагнуть дальше ненавистных стен. Сток чувствовал, что изнутри рвётся какая-то сила, которая вот-вот должна вырваться наружу и разорвать клетку. Разорвать так, что останутся только ржавые покорёженные остовы. Он усмехался над своим чувством ущербного одиночества, всё так просто, хочешь свободы — пойди и получи её, всего-то.

- Я так и не могу понять. Что, плазменное внедрение замедляет рост фибрина? Мы идём от обратного, что ли? То, что должно способствовать ускорению, даёт обратный эффект?
- Ну не совсем так.- Лизетт нахмурила лоб.- То есть, при колебаниях искусственной гравитации облучение просто не даёт эффекта ускорения, а иногда и вовсе его тормозит.
- И чем это вызвано? – Войновская, не прекращая разговора, всё время делала пометки тепловым стержнем в блокноте.
- Именно реакцией плазмы на гравитационные колебания. Вся сложность состоит в том, чтобы привести всё в чёткую систему. Мне никак не удаётся вывести формулу изменений гравитации, всё идёт в большинстве своём спонтанным развитием.
- Если есть хаотическое движение, то ты навряд ли сумеешь уложить это в формулу.
- В этом-то и дело. Но, по моим наблюдениям, тут имеет место ложный хаос, то есть просто нужно просчитать несколько альтернативных вариантов.
У входного отверстия сработал сигнальный зуммер. Войновская недовольно повернула лицо в ту сторону. Монитор вверху показал изображение Стока.
- Подожди секундочку.- Она подошла к глянцевым створкам двери и прикоснулась к датчику открытой ладонью.- Лепестки диафрагмы плавно утонули в стенах.- Привет, Сток.
- Мне сказали, ты хотела меня видеть.
- Вообще-то, это не совсем удачное время, но так как ты уже пришёл, давай поговорим. Лизетт, я отлучусь на некоторое время, подождёшь меня здесь.
- Конечно. У меня тут ещё хватает работы.
- А давай поговорим здесь.- Сток, улыбаясь, смотрел на Лизетт. Хорошая девочка, подумал он, очень ласковая, чистая девочка.
- Здесь? – Майза на некоторое время задумалась.- Вообще-то, я хотела поговорить с тобой о некоторых важных для тебя вещах.
- Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Давай поговорим здесь. Тут растения. Ботаника, чтоб ей быть ещё красивее. Тут девчонка, Лизетт.
- Мне не нравится, как ты себя ведёшь,- резко перебила его Майза.- Лизетт не девчонка. Она галактический научный сотрудник второй степени. Она твоя коллега.
- Майза, перестань,- подала голос Лизетт.- Сток любит говорить резкие вещи. Не так уж это и плохо. Все мы слишком уж правильно себя ведём. Слишком уж правильно.
- Вот видишь. Команда за меня.- Сток улыбнулся.- Говори, когда мне выходить в отрицательное пространство.
Войновской что-то не нравилось в этом разговоре. В принципе, со Стоком всегда так. Даже когда он ничему не противоречит, даже когда со всем соглашается, всегда чувствуешь какую-то подоплёку разговора, как будто он держит сюрприз за пазухой, и ты никогда не знаешь, как он им хочет воспользоваться.
- Это не те вопросы, которые я хотела бы решать на ходу.
- Мы стоим.
- Не язви, Сток.- Майза нервно усмехнулась.- Я хотела показать тебе все выкладки первого эксперимента. Мне нужно, чтобы ты осознал, что тебя ожидает. Это не прогулка в открытый космос. Это шаг наугад в неизвестность, отрицательную неизвестность.
- Ладно, ладно,- Сток примиряющее поднял руки.- Мы сядем с тобой за стол, и ты всё мне покажешь. Я досконально разберусь в технической стороне эксперимента, я хочу этого. Всё это будет, Майза, я не полный идиот. А сейчас меня интересует всего лишь один вопрос, когда?
- Ориентировочно, через несколько вращений.
- Отлично.- Всё, что мне нужно. У меня есть ещё один вопрос к тебе, с решением которого ты должна мне помочь, но с этим позже. Я пойду, отдохну от тренировки.
Войновская молча наблюдала за тем, как он выходит. Прямая напряжённая спина, как будто постоянно ожидающая прикосновения.
- Забавный парень,- тихо проговорила Лизетт.- Он как-то выпадает из нашей команды. Ты знаешь, у меня возникает такое чувство, что мы группа научных сотрудников, слепо преданных своему делу. И он, по другую сторону стекла, как бы проводит свой собственный эксперимент.
- Во-первых, мы и есть группа научных сотрудников, и он нужен нам такой, какой он есть.- Войновская старалась держать ровный бесстрастный голос. Если бы ты только знала, девочка, как я пытаюсь всё это объяснить с рациональной точки зрения. Взрывная реакция Стока действует неадекватно на всех сотрудников, это заметно невооружённым взглядом. Войновская никак не могла привести в порядок свои мысли. Постоянно смазывалась фокусировка на должном объекте внимания. И всему виной был он, больной преступник, в качестве подопытного материала.

После последнего цикличного приёма пищи, она вызвала его в свой кабинет. Играла нежная музыка природного шороха земной листвы. Майза чаще всего слушала этого величайшего композитора, он сумел объединить естество жизни с искусственными звуками человеческого гения, замешанного на компьютерном расчёте. Она плавала в тёмных волнах музыки Васлава Гёрта. Казалось, под впечатлением этих волшебных звуков можно забыть все научные степени, давящие огромным грузом ответственности перед всем человечеством на её слабые, и вместе с тем, такие сильные женские плечи. Звуковой массаж души, пронизывающий все поры человеческого тела, вот чем являлись для неё волшебные звуки Ваславского произведения.
Вселенский покой нарушил настойчивый писк зуммера у входного терминала. Она, не поворачивая головы, не заглядывая в глазок камеры, знала, что это пришёл Сток. Иногда возникает сильнейшее интуитивное сознание последующего события. Войновская это чувствовала, но не могла проанализировать, чем это вызвано, её обострённым чувством, или силовой аурой Стока, безжалостно врывающейся во все уголки сознания существ, находящихся в непосредственной близости с ним.
Она развела дверные лепестки и немного отошла в сторону. Сток входил кошачьей поступью, глаза спрессованы в холодные кубики, чуть заметный поворот головы и режущий взгляд. Как бесконтактный хирург души.
- Васлав Гёрт,- без предисловия констатировал он факт.- Ты любишь квинтэссенцию музыкальных звуков и природных земных шорохов?
- А тебе разве не нравится гармония электронной аппаратуры и естественных звуков?
- Почему ты решила, что это гармония? Может, это постоянное соперничество, подавление одной тональности другой. Всё зависит от того, кто как воспринимает окружающую действительность.
Войновская грустно улыбнулась.
- Печально, что ты воспринимаешь это, как подавление одного другим. Я, прежде всего, слышу прекрасную музыку, а ты отделяешь одно от другого и раскладываешь это по полочкам, как отдельно взятые элементы. Кто-то смотрит на звёзды и видит прекрасное, а кто-то – бушующий огонь протоплазмы.
Сток прикоснулся к сенсорному датчику, плавно задвигая дверные лепестки. Он медленно прошёлся по комнате, как бы прислушиваясь к течению мелодичных звуков.
- Для кого-то прекрасным является именно бушующий огонь протоплазмы. Хочешь, я тебе расскажу одну историю из моего детства? Всё это было так давно, что я не могу даже сказать, было ли это на самом деле. Но, что-то осталось в памяти и это, что-то, постоянно рисует образ далёкого прошлого, въевшегося во всю последующую жизнь.
Сток замолчал, он стоял, чуть склонив голову, вцепившись взглядом в белоснежный угол комнаты, как будто пытаясь там что-то разглядеть.
- Почему ты замолчал? – Войновская с удивлением отметила, что у неё изменился голос, появились какие-то хриплые нотки, захотелось откашляться.- Рассказывай, мне очень интересно услышать от тебя то, чего я не знаю о твоей жизни.
- Ты ничего не знаешь. То, что ты думаешь, что знаешь, это всего лишь запротоколированные сведения о субъекте, поражённом мутационными проявлениями гемофипокриидального цейноза. А обо мне ты не знаешь ничего.
Он перевёл взгляд на Майзу. Странное это было чувство, как будто два острых лезвия нацелены ей в лицо и стоит сделать одно неосторожное движение, как они метнутся вперёд, рассекая части лица на отдельные лоскуты.
- Так вот, Майза. В детстве, когда общество ещё не зачислило меня в категорию преступников, я долгое время проживал на островах интерната мутационных болезней. Ты знаешь, я в то время очень часто умирал, но вся элитная профессура ни в коей мере не хотела отпускать из своей жизни такой исключительный подопытный материал, поэтому меня постоянно возрождали. Лепили мою плоть, собирали сознание, чтобы я мог подготовиться к очередной смерти. И так продолжалось бесчисленное количество раз. И был один промежуток между этими смертями, когда я, после восстановления в гравитационной колыбели, в очередной раз научился ходить, пить воду, читать книги. Возле меня находилась одна статистическая лаборантка, она была моей основной сиделкой в те долгие солнечные циклы. Каждый раз она смотрела, как я по крупицам собираю в кучу своё размазанное по полу сознание, она наблюдала за процессом борьбы юноши-мутанта со своей отсроченной смертью. И она полюбила меня всем своим сердцем. Я не думаю, что она полюбила меня, как мужчину, я тогда был ещё слишком юн для неё, юн и слаб. Тут было нечто большее, чем любовь женщины. Она приняла меня внутрь себя. Ты, может быть, не понимаешь, о чём я говорю, это надо почувствовать. Это то, как древние чувствовали свои души. Один раз я прикоснулся к её лицу.
Сток сделал четыре быстрых шага и подошёл к Войновской вплотную. Она посчитала его шаги, всё вышло настолько непроизвольно, что тут же стало для неё настоящим откровением. Она мысленно отсчитала его шаги; раз, два, три, четыре. Он поднял руку и легонько прикоснулся к её лицу. Настолько это было быстро и плавно, что она почувствовало только холодную ладонь на своём лице. Внутри всё сжалось, а она стояла и не могла пошевелиться. Сток провёл рукой по лицу, коснулся груди, прикосновения были точными и дышали природой, как сама музыка вокруг них. Войновская воспринимала всё, как во сне. Она мысленно отметила, как под движениями его рук, распался на две половинки её лёгкий комбинезон и он, так же легко, прикоснулся к её обнажённому телу. Он, как бы взял в свои руки её дыхание и слегка притянул к себе. Майза почувствовала, как ей становится всё труднее дышать, его руки жгли её грудь, и она отпрянула от него. Она отскочила от него, как маленькая девочка, она попыталась прикрыть руками то, что оголилось под расстёгнутым комбинезоном. Всё было дико и настолько нелепо, что она не могла произнести ни звука. У неё горело лицо и путались мысли. А у него горели глаза.
- А потом я её любил.- Его голос, казалось, исходил из глубины его глаз,- И если ты думаешь, что это была обычная любовь, ты глубоко ошибаешься. Я любил её так, как я люблю бушующий огонь протоплазмы. Это та прекрасная сторона хаотического огня, которую ты не можешь понять. Мир твой слишком упорядочен, чтобы быть прекрасным, и ты всю жизнь обманываешься, убаюкивая себя природными звуками мелодичной музыки.
Она не заметила, когда он очутился у выхода. Створки диафрагмы распались на четыре лепестка. Сток обернулся и заговорил отрывисто, как человек, отдающий приказы.
- Через три вращения я выхожу на границу отрицательного подпространства. Я это знаю. Я приходил к тебе не для того, чтобы задавать вопросы. Мне нужно было получить ответ.
Она убрала звук. В комнате повисла тишина. Майза сидела в комнате с раскрытым входным отверстием в полной тишине, сидела напряжённая, как струна, погружённая в свои испуганные мысли.
«Ну, нет. Это, что-то новенькое. К встречам с тобой надо готовиться. И готовиться гораздо тщательнее, чем я думала до этого момента. Что же в тебе таится на самом деле, Сток/Вензер. Да, тут без изучения трудов по гипнотической парапсихологии не обойтись. О звёзды, посмотрите, что случилось. Я растеряла все свои знания, весь свой немалый опыт в одно мгновение, в одно прикосновение этого чужого существа, мутанта нашего кибернетического времени. Я была беспомощной девочкой в его руках».
Она вспомнила материалы секретного отчёта по факту об убийстве научного сотрудника третьей категории Ника Симонова. «Параметры: вес – сто восемьдесят четыре тяжина, рост – два и девять сантов, атлетически сложенный индивидуум; человек, спортивный показатель по шкале Гизера 3/5, что является гораздо выше усреднённого показателя». Майза осматривала его голографические изображения в полный рост. Исходя из логики сравнительной физиологии, Сток не мог его просто задушить. Симонов должен был оказать максимальное сопротивление.
- Нет, нельзя допускать с ним ошибок,- сказала она самой себе вслух.- Тут нет места логике. Надо изучать его на ощупь, в темноте. Надо изучать его руководствуясь инстинктом, а иначе, можно, не заметив как, оказаться в роли задушенного без всякого сопротивления.