Florchak : Мазь Вишневского

-Сашка! Вишневский, Вишня! — раздалось сзади.
Высокий, сухощавый господин в пенсне и безукоризненно сидящем сюртуке остановился и оглянулся на окрик. Навстречу ему несся небольшого роста, краснолицый толстяк, неопрятно одетый с широчайшей улыбкой на лице. Поравнявшись с господином в пенсне, толстяк, что есть силы, хлопнул его по плечу и вновь воскликнул во весь голос: — Сашка! Вишневский, Вишня. Не узнал что ли? Это ж я, Костя Побичев, Костыль, ну!
Господин в пенсне нахмурился, он явно ничего не понимал.
– Э-э-э-х голова садовая, друзей гимназических не помнишь, а я тебя, шельму, сразу узнал, — сказал краснолицый, помахав, как бы укоризненно, указательным пальцем перед лицом господина в пенсне.
– Ну, де-с и что Вам надо? — довольно сухо спросил Вишневский.
– Так узнал, нет? – улыбка толстяка не увядала.
- Что-то припоминаю-с, но это не повод, для такого рода фамильярностей, — Вишневский брезгливо поморщился и сделал шаг в сторону.
– Ну, ничего себе! Я ж тебя пять лет ранцем по башке лупил. Мы ведь с тобой самые, что ни на есть, близкие люди были, – толстяк даже как будто обиделся.
Вишневский вновь поморщился, одолеваемый, видимо, малоприятными воспоминаниями.
– Я все же не пойму, Вы для чего меня остановили? Гадости из прошлого вспоминать? Мало ли чего в детстве было.
– Понятно, что я сейчас лупить не собираюсь, а что остановил? Обрадовался, знакомого увидел, мы почитай уж лет двадцать не виделись.
Лицо Вишневского подернулось дымкой задумчивости, взгляд слега потеплел: — Да, лет двадцать, – чуть слышно пробормотал он.
– Ну, а я про что. Ты давай, рассказывай, как сам? Где? Что?
— Да я так, в медицине, – Вишневский подвинулся слегка поближе к однокашнику.
– Слушай, ну что мы, в самом деле, сто лет не виделись и стоим тут, посреди мостовой. Может по рюмочке? Я неподалеку кабачок знаю приличный, зашли бы, поболтали, — и толстяк улыбнулся еще шире, хотя казалось, что шире уже не возможно. Вишневский задумался, собственно торопиться было не куда, но пить с этим господином из далекого, не совсем радужного прошлого, стоило ли?
Сейчас он вспомнил этого Костю Побичева и его портфель не раз, опускавшийся на его голову, судя по внешнему виду, дела Побичева шли не важно. Вишневский же, напротив, был успешным фармацевтом, имеющим, собственную, рецептурную.
– Вот и щегольну, авось заставлю почувствовать парня так же неловко, как и он меня, когда-то в гимназии, — пронеслось в голове, и уж больше не раздумывая, Вишневский кивнул и прибавил:- Пойдёмте.
– Превосходно, только давай все же на «ты», ага? Эх, Вишня! – и Побичев вновь нанес сокрушительный, должно быть дружеский, удар по плечу товарища.
– На «ты», так на «ты», – согласился Вишневский.
При этом он попытался так же «дружески » заехать в плечо Побичева, но как-то споткнулся и удар пришелся вскользь, что раздосадовало и даже не много его сконфузило. В прочем Побичев казалось, ни чего не заметил, он уже вовсю стремился к дверям своего кабачка.
Место куда они пришли, оказалось весьма неплохим, можно даже сказать приличным. Народу было не много, но на первый взгляд люди достойные, даже какой-то военный в высоком чине с дамой.
– Тем лучше, — подумал Вишневский, присаживаясь за столик.
Заказали водочки и холодных закусок, Вишневский не собирался задерживаться.
– В медицине говоришь? — сразу начал Побичев, будто разговор и не прерывался.
– Да-с в медицине, – подтвердил Вишневский.
– Медицина это хорошо, а я вот все как-то не определюсь, уж и там, и там, и везде помаленьку, ни как дело по душе не найду что ли.
Вишневский выслушал и многозначительно хмыкнул, будто и не ждал ничего другого: – Образование то, какое? – несколько свысока спросил он. Побичев слегка нахмурился, видимо уловив в голосе издевку. Но в этот момент подали водку, и лицо его вновь приобрело добродушное выражение.
– А ну давай-ка за встречу!
Побичев налил. Выпили.
– Эх, отлично!– Побичев потряс щеками и хрустнул огурцом.
– Давай-ка еще по одной и продолжим.
Вишневский не возражал. Выпили. Закусили. Побичев вдруг разразился громогласным хохотом, чем привлек всеобщее внимание. Вишневский вновь сконфузился.
– Дернул же черт согласиться, – пронеслось у него в голове.
-А-а-а-а-а, – тянул Побичев, роняя слезы и махая во все стороны руками, — я это ха-ха-ха-ха-ха Верку Синицеву вспомнил, как вы тогда с ней ха-ха-ха-ха-ха, не могу.
Вишневский густо покраснел, Синицеву он помнил и случай, про который говорил Побичев то же.
-Ну-ну Константин успокойся, – постарался урезонить бывшего одноклассника Вишневский.
– Ой, да извини, просто сейчас вдруг стрельнуло и я, ха-ха-ха-ха-ха, — Побичев вновь рассмеялся и принялся колотить руками по столу. Спустя какое-то время он успокоился, вытер лицо краем жилетки и вновь налил.
– Ладно, давай за успех!
Вишневский кивнул и поспешно выпил. В графинчике оставалось еще раза на два, и Вишневский решил быстрее допить и уйти. Но после третьей его немного расслабило, и он даже снял сюртук и, встав, повесил его на неподалеку стоящую вешалку.
– Слушай, а ты что какой серьезный я, конечно, понимаю, медик и все такое, даже расстроенный что ли. Не пойму ни как. А ну выкладывай, что гложет?
Вишневский задумался на секунду, Побичев в этот момент налил, выпили.
– Ну, говори.
— А черт с ним скажу, что в этом такого, – подумал Вишневский. И махнув рукой, сказал: — Да есть кое-что.
– А что у тебя может быть не так? Ты, судя по всему, не плохо пристроен, какие могут быть заботы? — Побичев нагнулся по ближе.
– Да понимаешь я же медик, – начал уже изрядно захмелевший Вишневский,– да не просто так, а преданный своему делу человек. И хочется мне что-то такое сделать для медицины, чтоб навсегда, чтоб действительная польза была, понимаешь? Медиков то много, а вот реальный вклад в это дело, единицы. А я ведь хороший специалист, чувствую, что многое по силам, но нейдет и все. Вишневский замер на секунду, потом сам налил по рюмке и, не дожидаясь товарища, выпил.
- Ну да, серьезно. Но хоть примерно-то понимаешь, что хочешь? – на лице Побичева отразилось реальное участие.
Вишневский задумался, вновь потянулся к графину, но обнаружил, что тот пуст.
– Официант! — крикнул Вишневский.
— В общем, так, – продолжил он, после того как они выпили из второй только что принесенной порции, – хочу, что ни будь изобрести или выдумать, действительно нужное и важное, а что не знаю.
Побичев пожевал губами, лицо его стало чересчур серьезно.- Слушай раз такое дело я готов помочь.
– Ха, — вырвалось у Вишневского, – чем?
– Зря смеешься, вот смотри, ты, чем сейчас занимаешься?
– Ну, рецептурная у меня, мази там, порошки разные смешиваю, изготавливаю.
– В-о-о-о, – протянул Побичев, – мази. Мази это хорошо.
Язык при этом у него заметно заплетался.
– А вот скажи ты мне дорогой друг Саша, что не нравится тебе больше всего в нашем мире?
– Ну, это слишком глобально, сложно сказать, многое.
Язык Вишневского тоже не совсем слушался своего хозяина.
– Подожди, – Побичев налил. Выпили.
– Ты сосредоточься и сформулируй в целом, что не нравится. Частности нам ни к чему. Вишневский задумался, в процессе дум выпили еще и отослали официанта за третьим графином.
Когда водку подали, выпили, и Вишневский уже с трудом произнес: — Да мне вообще все не нравится, ни мир, ни общество наше паскудное, кругом бюрократия, воровство, нищета. Все прогнило насквозь. Вся Россия, будто рана гноящаяся, – Вишневский всхлипнул, до того вдруг ему за родину обидно стало. Побичев наоборот сидел и улыбался, чуть кренясь на правый бок.
– Что такое? – пробормотал Вишневский.
– Все ясно. Надо выдумать мазь, лечащую гнойные заболевания. Я, конечно, понимаю, что всю страну не вылечишь, но уже кое-что, – сказал Побичев, потирая руки от удовольствия.
– Что значит надо выдумать? Сейчас что ли? – удивился Вишневский.
– Ну а что, тебя это гнетет? Гнетет. У тебя образование медицинское, да и я не лыком шит, сейчас что ни будь, махом соорудим, – воскликнул Побичев и вновь отослал официанта за водкой.
— Итак, начнем, – сказал Побичев, после того, как они выпили из четвертого графинчика. Он встал, скинул пиджак прямо на пол, принял какую-то нелепейшую стойку, выкинул руку вперед, и начал громко, на всю ресторацию, вновь привлекая всеобщее внимание, выкрикивать:

Побичев: — Великую мазь от гноящихся ран придумаем сейчас я и друган.
Вишневский: — Потише, потише, прошу без апломба, люди же смотрят, мне не удобно.
Побичев:- О чем ты, смотри, улыбаются нам, придумывать мазь вовсе не срам.
Немного пьяный голос одиноко сидящей прилично одетой дамы из-за соседнего столика:- Господа, господа я бы то же хотела, придумывать мазь благородное дело.
Вишневский (не много озадаченно): — Ну что ж, раз так, дела не ждут. Официант большой сосуд!
Официант (неся сосуд): — А я уже и тут, как тут.
Вишневский:- С чего ж начать, с чего ж начать?
Побичев: — Тебе об этом лучше знать.
Вдруг рядом с их столиком возникает военный, запримеченный Вишневским еще в самом начале: — Одну секунду господа, вот что добавим мы туда.
С этими словами извлекает из кармана пузырек с прозрачной жидкостью.
Вишневский:- Позвольте-ка, а это что?
Военный: — С сосков солдатских молоко.
Побичев (восторженно): — О! Это то, что надо!
Одинокая дама: — Боже мой, я бесконечно рада!
Военный вливает жидкость в сосуд, Вишневский хмурится и выпивает водки.
Вишневский: — Ну что ж раз так, добавлю перца.
Неизвестный старик: — И боль раздавленного сердца.
Женщина с попугаем: — И шерсть молоденьких ягнят.
Побичев: — А я метнул туда опят.
Под потолком проносится разноцветный вихрь, все вскакивают, начинают кружиться в танце и петь: — О чудо мазь, о дар богов избавь ты нас от гнойников.
Вишневский: — Ну что ж, давайте, продолжаем, чего мы дальше добавляем?
Одинокая дама: — Мою слезу и вечность скуки.
Лучник:- А я порежу туда луки.
Нищий: — Немного грязи из пивной.
Ежик (с придыханием): — И свежий дождичек грибной.
Цыгане: — И тьму, гнетущую ночей.
Охотник: — И двух молоденьких грачей.
Медведь: — С лесной поляны свежий хмель.
Девственница: — И с крыш весеннюю капель.
Вишневский (пьяно хохоча и выдергивая клок волос из своей головы): — Волос немного с головы добавим мы ещё туды.
Мефистофель: — И грешных душ печаль и стоны.
Мальчишка в ковбойской шляпе: — Я положил туда пистоны.
Ткач:- Добавлю свой я неудачный крой.
Вишневский: — И собственно добавим гной.
Вновь вскакивают, начинают кружиться и петь хором: — О чудо мазь, о дар богов избавь ты нас от гнойников.
Официант: — Вчерашний фарш куда девать, давайте тоже добавлять.
Железнодорожник: — Дороги вьющуюся нить.
Разведчик: — И то, что я пытаюсь скрыть.
Официант: — Ну, вот и полон наш сосуд.
Одинокая дама: — Но как же мазь то назовут?
Побичев (указывая пальцем на Вишневского): — Спросите вы о том его.
Вишневский (довольно улыбаясь): — Известно, мазь Вишневского!
Все восторженно хлопают, обнимаются меж собой, официант закручивает пробку на бутылке, поют хором: — О чудо мазь, о дар богов избавь ты нас от гнойников.
Вверху вновь проносится разноцветный вихрь, но на этот раз он подхватывает Вишневского, сосуд с мазью и выносит прочь из заведения, все довольны и счастливы, вдали, затихает пьяный смех Вишневского.
Туман, туман, туман сплошной туман в голове и пить то, как хочется. Вишневский с трудом разлепил глаза и огляделся. С трудом, узнав интерьер собственной квартиры, попытался подняться, но тут же вновь осел на пол. Прыгающий с предмета на предмет взгляд вдруг уперся в громадную бутыль с крышкой, наполненную какой то бурой субстанцией. Вишневский подтащил бутыль к себе и внимательно осмотрел. «Мазь Вишневского – супротив гноя» красовалась сделанная чем-то черным надпись на сосуде.
— Мазь Вишневского, – пробормотал Вишневский, – что еще за дрянь?
Над его головой пронесся разноцветный вихрь, вылетел в окно и растворился в жарком, летнем дне.