Васёк : Праздник Преображения (2 часть)

А чуть ранее происходило следующее. Игорь, сбежавший от бабушки, которую он недолюбливал за излишнее сюсюканье, направился в парк «Аполлон», который был виден из окна его комнаты. Мальчик, разумеется, знал, что мама там, на концерте. Прибежав в парк посреди ночи, и не найдя маму в районе эстрады, Игорь буквально разминулся с Марьяной, которая в этот момент получила звонок от перепуганной бабушки. Проплутав по дорожкам, он увязался за группой веселых дяденек с режущими инструментами. Мальчик видел эти инструменты и раньше, когда в специально отведенных местах парка местные ваятели работали над каменными глыбами.
Итак, группа дяденек, перейдя вброд кусок обводного канала, полезли по трапам знаменитого корабля-монумента с Петром Первым на капитанском мостике. Какой мальчишка не мечтал полазить по этому сооружению! И Игорь не удержался. Весёлые дяденьки дружелюбно отнеслись к Игорю и тут же определили его юнгой. С неописуемым восторгом Игорь почувствовал, что корабль вдруг сдвинулся с места и направился в плаванье по «бурным» волнам Москвы-реки.

Движение корабля произвело потрясающее впечатление не только на мальчишку, но и на ночных московских гуляк на обоих берегах. Тревожная весть о приближении погромщиков с быстротой молнии достигла и до молчаливых свидетелей времён, то бишь, до ближайших скульптурных персонажей. С левой стороны на набережной дружелюбно махал ручкой царь Александр Второй Освободитель. Рядом с ним, опершись передними лапами о парапет, помахивали хвостами два огромных черных чугунных льва, верные спутники Александра по скульптурной композиции напротив храма Христа Спасителя. Видимо, царь считал себя демократом и рассчитывал, что репрессии революционеров его не коснуться. На противоположном берегу творилась форменная паника. Многочисленный памятные доски на громадном сером «Доме на набережной» начали срываться со своих мест и, толкаясь, и давя друг друга, хоронились, кто куда. Одни — в канализационные люки. Другие — прорывались в подвалы под домом-монстром. И в самом деле, им могло достаться на орехи от грозной компании Роберта. У Большого Каменного моста членов экипажа веселого корабля приветствовал милый демократичный Илья Ефимович Репин, вместе со своей кистью и палитрой сошедший на время с пьедестала на Болотной площади. Тут же прыгали и визжали соседи Репина – воплощенные двенадцать людских пороков, произведенных несомненным демократом художником Шемякиным.

На секунду у Роберта Ивановича возникло опасение и сомнение: стоит ли идти на таран с Большим Каменным мостом? Но Петр Первый успокоительно ухмыльнулся и продолжал уверенно править по прежнему курсу. И великий реформатор России оказался прав. Творение Зураба Церетели обладало невероятной прочностью. И древнейший московский мост был разрушен с первого удара. Под громкие крики «Ура!» новая «Аврора» демократической революции гордо вышла на самый гламурный отрезок Москвы-реки – напротив кремлевской стены. Древние колокола колокольни Ивана Великого приветственно зазвонили.
С противоположного берега с Софийской набережной корабль приветствовал стоящий на фоне здания бывшей 19-ой школы (имени демократа Белинского) Олег Божданов – просто хороший человек и писатель. Но его скромного приветствия, к сожалению, на корабле никто не заметил. Все смотрели на Кремль.
Дойдя до следующего Москворецкого моста, корабль по решению Петра причалил к берегу, ровно там, где Васильевский спуск утыкается в реку. Петру хотелось посмотреть, как выглядит нынче Красная площадь.
Красная площадь уже готовилась к приходу грозных гостей. Минин и Пожарский с кряхтеньем слезли с насиженных мест, и убрались в сторону Китайгородского проезда от греха подальше. Бюсты и головы привилегированных покойников у кремлевской стены давно уже сорвались со своих мест и, подобно крысам, прошмыгнули, кто по Никольской улице, а кто сквозь Иверские ворота. Кому-то из ночных гуляк показалось, что из дверей Мавзолея выскользнула какая-то приземистая фигура, одетая в черную «тройку», но проверить это сейчас уже не представляется возможным.
Петр остался доволен видом площади. Правда, он искоса зыркнул на изысканные витрины ГУМа и на большой брезентовый ангар с большими буквами БОУЛИНГ, но ничего не сказал. Особо он остановился у Лобного места и несколько ностальгически улыбнулся.
Пока Петр Алексеевич осматривал милые его сердцу места, Роберт всмотрелся в лицо юнги Игоря и внезапно узнал в нем сына Марьяны. Расспросив мальчика, он убедился в своей правоте. Схватив его в охапку, Роберт посадил потерянного марьяниного сына верхом к себе на шею, чтобы ему было удобнее любоваться окрестностями, а сам, набирая одной рукой номер на телефонной трубке, дозвонился до старого студенческого приятеля. Роберт знал, что тот до сих пор вращается в демократических оппозиционных кругах и мог знать адрес или телефон Марьяны Боровицкой. Действовать надо было быстро. Роберт понимал, что Марьяна сейчас с ума сходит от отчаяния и неизвестности.

+++

Так оно и было. Первое, куда кинулась Марьяна, это домой. Быстро накапав матери валокордину, кинулась в близлежащие переулки. Обежала всю Большую Якиманку, потом Большую Полянку. Продвинулась к Малому Каменному мосту и тут стала замечать толпы омоновцев на улице, баррикады из автобусов, тяжелых грузовиков и даже пару бронетранспортеров. На мостовой валялся мусор и битое стекло, висели оборванные троллейбусные провода. Краем разума она понимала, что в городе творилось что-то чрезвычайное. Но это не только не отвлекло её от мыслей о сыне, но ещё больше усилило тревогу. Наяву сбывался старый навязчивый сон Марьяны, который начал мучить её после ареста мужа. Тогда ей тоже постоянно мерещился полуразрушенный город, разбитые окна, витрины, обломки разрушенных зданий, а главное, её тягостный бессмысленный бег по улицам. Бег без определенной цели. А улицы были закручены в полное кольцо, и оттого добежать до этой неведомой цели было невозможно. Где-то её задерживал кордон омоновцев, одетых в свои страшные доспехи и шлемы. Ничего не объясняли. Она возвращалась, переходила на другую улицу, её опять останавливали. Она попала будто бы в лабиринт, в тупик. Марьяна подумала, что надо позвонить в службу Спасения 977 и сообщить приметы Игоря. И тут раздался звонок телефона. Ей дозвонился Роберт. Гора с плеч! Игорь с ним. И они спешат к ней. Роберт велел ждать их у её дома, прямо в Бабьегородском переулке.

+++

Пройдя в Иверские ворота, компания путешественников оказалась у памятника Жукову. На этом бойком местечке даже глубокой ночью всегда толпится праздный люд, и видимо, только это задержало всегда предусмотрительного маршала на пьедестале. Знаете ли, и посмертная слава была очень приятна прославленному полководцу. Тут-то и вышел прокол. Ну, точно, как с тщеславной вороной из басни. Недобро улыбаясь, Роберт Иванович поманил пальчиком Георгия Жукова Победоносца к себе. Тот ахнул про себя, только сейчас вспомнив, что по секретным каналам связи он получал предостережение об опасности. Схватившись инстинктивно одной рукой за собственную мошонку, другой — маршал дернул повод коня. Конь торжественно встал на дыбы и потом рванул вниз. Но бравые ребята Роберта были наготове. Одни уцепились за повод. Другие вцепились мертвой хваткой в конский хвост, а Роберт просто огрел коня по морде аппаратом для резки камня. Конь был полностью деморализован.
Стоящие вокруг граждане восторженно заревели. Такого аттракциона никто не ожидал увидеть! Жуков выпрыгнул из седла на брусчатку и трусливо рванулся в толпу. Роберт с ребятами пытались его удержать. Но народ болел за Жукова. Раздались реплики типа: «Да ладно…», «Пусть погуляет…», «Жукова не трогай!..»
Так народ спас Жукова, как некогда Жуков спас народ. Правда, не весь. Но война есть война.

+++

Наконец-то машина и сопровождение были готовы к отправлению. Выяснили, что академик Алибеков сегодня ночует на московской квартире. Пысин был давно одет и даже свежевыбрит. Он всегда появлялся на людях только в наилучшем внешнем виде (на «ять»). Авдотья хотела было ехать с ним, чтобы поддержать мужа в трудную минуту, но Пысин отверг её предложение со скрытым гневом и презрением.
Группировка бронированных машин двинулась к Москве. Но через несколько минут начальник Службы безопасности генерал-майор Шпиг (как всегда, в черных очках, чтобы нельзя было проследить направление его взгляда), сидевший на переднем сиденье в машине президента, получил странное сообщение. Суть его была в том, что милиция в центральных районах города обнаружила передвижение на улицах странных фигур. Внешне они напоминают скульптурные изображение разных политических деятелей, но среди них попадались и писатели-классики, и известные ученые (как, например, верные друзья из блестящей стали — Нильс Бор и Альберт Эйнштейн). А также, деревянный Буратино и чёрные металлические осьминоги, звери и мерзкие фигурки нищих; и революционные матросы с цигарками в зубах. Причем эта разухабистая матросня тащила с собой женщину в кожаной куртке, которая не сопротивлялась, а даже смеялась, и помахивала милиционерам красной косынкой. Кроме того, вниз по течению Москвы-реки двигается известный памятник Церетели в виде огромного корабля с гигантской фигурой царя Петра. Рядом с Петром на капитанском мостике находятся несколько мужчин, явно пьяных. Один из них с седой шевелюрой и бородой особенно буйствовал. В настоящий момент этот корабль как раз проходит по реке, приближаясь к кремлевской набережной.
Прослушав этот странный список неких театрализованных бродяг, Пысин сказал только, что праздничные гуляния уже переходят всякие границы. Мэру Москвы пора бы принять меры.
Но двигаясь по Кутузовскому проспекту, и уже подъезжая почти к Москве-реке, президентский поезд вдруг встал. Что такое? Пысин уже кипел, но пока молчал. Оказалось, поперек проезжей части с правой стороны лежит бронзовая фигура Дзержинского; а с левой — перекрывая, таким образом, оставшийся свободным для проезда промежуток широкого проспекта, лежит в позе отдыхающего бронзовый же пролетарский писатель Горький.
Валерий Михайлович Шпиг был вооружен 9-миллиметровым пистолетом «Гюрза», способным пробивать с 50 метров бронежилеты, а со 100 метров — салоны автомобилей. Его команда, бойцы президентской охраны, находившиеся в сопровождающих джипах, были вооружены автоматами АК-74, АКС-74У, снайперскими винтовками Драгунова, пулеметами РПК и «Печенег», автоматическими и противотанковыми гранатометами, переносными зенитными ракетными комплексами «Оса». Эти бойцы могли бы, в случае чего, противостоять полнокровному армейскому батальону. В мгновение ока они выскочили на проспект и взяли на прицел все крыши и подворотни ближних домов.
Шпиг в машине президента сидел, обернувшись к Пысину. Только что он доложил президенту обстановку и ждал указаний. Пысин снял со Шпига темные очки (что было в их отношениях фамильярностью) и, пронзая глаза генерала страшным взглядом, прошипел:
«Вертолёт. Немедленно!»

+++
Когда вертолет с Пысином, Шпигом и пятью бойцами поднялся в темное ночное небо, заместитель Шпига, полковник Серебров с группой бойцов двинулись к кучке растерянных милиционеров, которые последние полчаса бессмысленно суетились вокруг двух бронзовых кумиров. Как бы почуяв серьезную опасность, Дзержинский с Горьким резво поднялись на ноги и быстрым шагом (насколько им позволяли их бронзовые ноги) двинулись через дворы в северо-западном направлении, в сторону Бизнес-центра на Краснопресненской набережной. На ходу попыхивая трубкой, Горький бормотал, обращаясь к своему спутнику:
«Эти ваши бывшие соратники ужо точно добрались бы до наших яиц»
«И не говорите, Алексей Максимович», — ответствовал Феликс.

Внезапно из темноты наперерез нашим пешеходам выскочил крепкого телосложения мужчина в парадном военном мундире 40-ых годов, в звании маршала. На груди его весело позвякивали разнообразные ордена. Немного запыхавшись, он вежливо произнес:
«Алексей Максимович, Феликс Эдмундович! Подождите, я с вами. Все-таки свои…»
Дзержинский отозвался бдительно:
«А для кого это мы свои?»
«Виноват, не представился. Маршал Жуков, Георгий Константинович. Я у исторического музея стоял. На коне. Пытался ускакать, когда этот погром начался. Но их главарь, ну, этот, седобородый, не дал мне уйти. Коня реквизировал и ускакал. А я еле ноги унес. Шел, прятался, как мелкий воришка. Так стыдно…»
«Пойдемте, голубок, пойдемте. Надо вместе держаться. Такое время…», — проокал умудренный Горький. И продолжил:
«Они мне пальто изорвали, а Феликсу Эдмундовичу шинель. Добирались до нашего достоинства»
«Вот звери», — посочувствовал Жуков, — «попались бы они мне на фронте…»

+++

«По потрясённой мостовой» Моховой улицы, на «звонко-скачущем коне», реквизированном у маршала Жукова, стремительно двигался смертный враг номенклатурщиков — Роберт Янсонс. С развевающимися космами и пламенным взором, подобно поседевшему Борису Хмельницкому в роли Робин Гуда, наш герой вершил справедливость, спасал праведника демократии Боровицкого. Возможно, кому-то покажется, что делал он это странным способом. Но не спешите с выводами! Кто знает, может быть, не так уж наивен был неистовый Роберт. Время покажет…

Рядом с Робертом, вернее впереди, восседал на коне, ни больше – не меньше, великий реформатор Петр Первый. А между Робертом и Петром уместился шестилетний Игорёк Боровицкий.

Оставленные соратники Роберта под руководством его помощника тем временем оседлали скульптуры четырех горячих кобылиц, стоящих по соседству с Александровским садом. Мимоходом наши добры молодцы зачем-то покрошили безобидные сказочные скульптуры, мирно стоящие посередь искусственного ручейка. А стоящая на стеклянном куполе торгового комплекса «Охотный ряд» маленькая конная фигурка Георгия Победоносца трусливо спрыгнула, напуганная вандалами, и, как шустрый кузнечик, поскакала прочь. Далее лихие ребята вознамерились поскакать на Охотный ряд, чтобы надругаться там над памятником Карлу Марксу, но все они были быстро остановлены множеством омоновцев, которые уже оперативно оцепили здание Госдумы. Горе-революционеры были быстро положены лицом на мостовую, и каждый был награжден наручниками. Четырех кобылиц с трудом задержали. Им даже удалось травмировать нескольких бойцов. Чересчур горячи!

+++

Изможденный долгой молитвой и напряжением психики Роман Боровицкий уже еле держался на табуретке у окна барака. Огарок свечи все ещё освещал лицо Романа. Этот огарок и подвел Романа. Дежурный охранник, проходя у барака, заметил свет. Вошел в барак. Обнаружил нарушителя режима и доставил его в ШИЗО. Роман еле шел. Пришлось его даже поддерживать под левое плечо. Оформить заключение на 7 суток – дело недолгое. А охрана колонии по отношении к Боровицкому это всегда делала с явным удовольствием. Таково было отношение к Боровицкому в высших сферах власти.