Бабанин : Фаталисты.

Митя – самый молодой из нас – ему сегодня исполнится всего лишь сорок! Ну а мы – «Люди За Чо». А еще мы очень разные и самостоятельные мальчики, вот почему встречаемся достаточно редко, да и то по поводу. Сегодня – повод, хоть и говорят, что «сороковник» не отмечают, мы решили начхать на приметы. Сорок лет бывает лишь раз в жизни, к тому же, не все до него долетают. Вот, Толян, к примеру, не долетел каких-то шесть месяцев – взял, да и тихохонько шкертанулся без всяких объяснительных записок и сопроводительных обвинений. Поэтому, мы решили собраться, мало ли…

Нас ничего не связывает, кроме детства, хотя, этого предостаточно (недавно вдруг понял, что детство – самый сильный цементирующий раствор. Ни совместный бизнес, ни общие любовницы, ни даже лагерный срок не могут сравниться с тем временем, когда мы все наивно верили, что жизнь всегда будет такой. И никогда не умрут наши бабушки и родители, а наши девушки проживут с каждым из нас всю жизнь. Да, мы так думали, а я думаю так до сих пор). Мы вместе воровали велосипеды из подъездов высоток других районов (лично я себе не крал, а обменял «лайбу» на ПСС Джека Лондона, но ведь перед этим я его всего прочел, что и явилось слабым оправданием перед отцом!), вместе впервые напились портвейна на школьной вечеринке, вместе отхватывали пездюлей от «откинувшихся» блатных из соседнего района… Правда, спустя полгода, мы по-одному отстреливали своих обидчиков резиновыми пулями из малокалиберных самопалов. Прямо на уроках мы вытаскивали пули от «мелкашки» и гильзой с порохом протыкали обыкновенный ластик. Может, мы и были изобретателями «атравматики»? Надо было патентовать, но на это не хватало времени: по вечерам мы выходили на охоту за «синими». «Синие» — это взрослые мужики, откинувшиеся по разным статьям с зоны и шибавшие в нашем районе мелочь на портвяшок. Мы выслеживали их по одному, окружали и устраивали вендетту. «Синие» орали и корчились от боли. Кончилось тем, что нас прозвали «волчьей стаей», а слава о наших подвигах докатилась до РОВД (одного из расстрельных доставили в травматологию, и ему пришлось признаться участковому, что в него «шмаляли». К его синему от татуировок телу добавились огромные синяки на груди, ногах и заднице. Нас стали выслеживать по ночам, поэтому мы и легли на дно.

А потом мы немного выросли, и от самопалов, сделанных из заточенного оконного шпингалета, пружины и медной трубки перешли к реальным стволам, которые мы научились находить в окопах войны. Из четырех «мосек» легко собирался действующий обрез, из двух карабинов Симонова – автоматический скорострел. Редко, но попадались подлежащие восстановлению «шмайсеры» и ППШ. А у именинника-Мити был даже предмет всеобщей зависти – целехонький «вальтер» и две обоймы «птенчиков»…

Девчонками мы почему-то не интересовались (нет, я интересовался, но когда друзья стали называть меня «бабником», я сделал вид, что тоже потерял к ним всякий интерес. Мне приходилось тайком увозить за город свою Свету на подаренной грохотами «чезетте»).

А однажды закончилась школа и началась война… Поучаствовали все, но не все оттуда вернулись. В прямом и в переносном. А кто вернулся, стал искать смысл жизни в семье, в водке, в бабах… Дэн стал бандюком, Митяй занялся цветными металлами, Смит гонял из Германии ворованные тачки, Толян работал индивидуально с каждым клиентом по принципу: «Один щелчок – один кадавер». Заказчики его очень ценили, но он не оправдал всех их надежд и… Впрочем, я уже говорил.

И вот мы снова вместе. По случаю. Я долго выбирал подарок Митяю, но ничего умнее не придумал, как накачать гелием надувную женщину и явиться с ней в обнимку. Между прочим, я ее еще и приодел в секонде – вышло блестяще. Настоящая леди, которую я долго не мог усадить на заднее сиденье такси под хохот и аплодисменты продавщиц, таксиста и зевак.

За столом ни одной женщины – все разведены, а свою Жоанн я не решился привести, чтобы снова не прослыть бабником. Мы едим отбивные из ресторана и много пьем. И нам хорошо! Мы вспоминаем свое детство и снова пьем. Поочередно рассказываем нелепые истории, которые сейчас кажутся невероятными. Выяснилось, что однажды в подъезде я получил некислых пездюлей от парня Ларисы, в которую был влюблен Смит, но сказать ей об этом не решался, поэтому и послал меня от своего имени. Миссию я не выполнил, ибо прямо в темной парадной получил кастетом по башке и забылся. Правда, Смит в этот же вечер в одиночку «расстрелял» ухажера, но я этого не помню – лежал без сознания в нейрохирургии. Потом всплыл факт, как я однажды «подарил» свою девушку Лену Дэну и они вскоре женились, уехали на Камчатку и родили сына. А потом развелись… И, оказывается, я снова «подарил» ему же еще одну девушку, но уже Юлю… Все повторилось с точностью до миллиметра, только уже не в предместьях Паратунки, а в Москве. При этом странном, лишь теперь осознанном совпадении, друзья посмотрели на меня как-то строго, а Митяй отодвинул от себя стул с примотанной скотчем Катей (не бойтесь, просто я назвал куклу Катей и она всем поначалу понравилась).

А потом все стали бычить. Это, когда мои друзья сначала поют военные песни про спецназ, потом разбивают о лоб бутылки, потом вспоминают, живут ли поблизости хачи, потом звонят в какие-то агентства, чтобы подарить живых женщин имениннику. Теплых и кожаных, «а не это синтетическое говно, которое припер Бабанин». Тогда я обиделся и попросил у Дэна его «макар», намереваясь тут же застрелиться. Все засмеялись, а Дэн протянул мне свой пехаль. Я взвел его и засунул в рот, но меня тут же стошнило! Прямо на себя, на стол и на пистолет… Они снова стали лопаться от смеха, тем более, что Дэн показал спрятанную в кулаке обойму. Я заплакал от обиды и ушел в ванную от этих дураков. Пока я дорыгивал в унитаз, умывался и звонил Жоанн, они стали играть в «гусарскую рулетку», но без патронов…

Лишь потом, от следователя, который меня допрашивал, я узнал, что именно Смиту пришла в голову идея «оживить карнавал» и в одну из трех пустых обойм вставить сваренный в воде патрон, а потом поочередно каждый тянул свою обойму, как спички. Может, недоварили немного?..

Нет, не зря люди не празднуют сорокалетие, будь оно проклято!