Алексей Медведев : Как я работал грузчиком на рынке

17:59  26-01-2013
Это было отвратительно.

Лето у берега Волги обжигало пятки, душило в бетонных коробках и убивало в прокуренных лифтах. В кармане звенели последние монеты. Телефон разрывался от Оксаны, которая окончательно хотела меня заебать.

- Да, Алло. Нет, я не смогу к тебе приехать. Придумай ответ сама. Я назвал тебя ласково. Да, как только взял трубку, я сказал: «Алло, Малыш». Ты же… нет, никак не получится. Ты же знаешь как я ненавижу телефонные разговоры. Эффект пластмассовости, не находишь? Ну и хрен с тобой.

Телефонные гудки заглушили мою последнюю фразу. Врезающиеся в перекрёсток машины убивали мои мысли. Из головы никак не уходила женщина, которую не люблю. А думать хотелось только о деньгах. Оксана имела талант звонить в самый неподходящий момент. Стоит только сесть за печатную машинку, заснуть в трамвае, встретиться с дилером, её голос был тут как тут. Появлялся из неоткуда и тратил моё время.

Время — это всё, что у меня было.

«Надо найти работу, иначе так и подохну без аплодисментов». Я перешёл на другую улицу и пошёл прямиком к себе домой.

Моя тётушка работает продавщицей на рынке. Она продаёт конфеты, печенья и турецкие сладости. У неё два сына от бедного грузина, который, когда я был маленький, напивался на моём дне рождении и мирно засыпал на моей же койке. Младший, Тимур, ждал её после работы и жаловался на поломанную игрушку. Старший сидел в тюрьме за распространение героина. Его никто не ждал.

- Здрасте, тёть Наташ. Это Лёша. Вы говорили, что рабочих рук не хватает. Да, хотел бы поработать у вас… Хорошо… ага… Завтра. До свидания, тёть Наташ.

Я решил лечь пораньше, чтобы не проспать свой первый рабочий день. Завёл будильник на шесть и постарался быстро уснуть. В семь он начинался.

Работать предстояло утром и вечером. С утра я должен был явиться к синим вратам, чтобы открыть склад и освободить от оков тележку. После развести товар на три точки, которые находились недалеко друг от друга, и расставить его по полкам. Вечером я должен был прийти в семь спрятать всё привезённое на склад. За трёхчасовой рабочий день мне платили 200 рублей. Жалкие гроши, но хоть что-то.

(Заметил, я перехожу из прошлого времени в настоящие. Если кому-то это не нравится, можете нахуй пойти)

Я проснулся ровно в 6:00, почистил зубы, покурил с Буковски и доел шоколадный бисквит. Надев чёрную футболку с Че, отправился потеть за весь рабочий класс.

За прилавками ещё никого не было. Лишь гулял по ним рыжий кот и прохладный ветер, колышущий фиолетовый брезент, который свисал над моей головой. Работал я не один, а с Андреем. Ждал я его на точке тёти Наташи. На меня смотрели железные двери, с которых слизал второй слой зелёной краски, и старики с клячами, из которых торчали веники, выглядывали вёдра и сухие помидоры. Они курили, пили холодный кофе из пластмассовых стаканчиков и кидали на меня свои уставшие косые взгляды.

Явился я очень рано. Примерно за полчаса. И чтобы не нарваться на бестолковые вопросы торгашей, решил прогуляться по рынку. Уборщики утрамбовывали в мусоровоз неспелые арбузы, которые не смогли продать дачники. Если какая-то ягода не лезла в заполненный отходами контейнер, её отдавали на съедение вшивым псам, которые околачивались у мясной лавки. Свои места уже занимали продавцы посредственности. Они аккуратно окунали свежие цветы в холодную воду и отправляли хризантемы, розы, ромашки, ещё какие-то растения и пихты в теплицу, где они томились и ждали когда очередной неудачник купит их своей подружке или климаксной жене.

- Быстрее, блядь, быстрее, — подгонял их седовласый старик в военной форме и кирзачах.

Они лишь по-дурацки улыбались и продолжали аккуратно укладывать цветы в теплицу, чтобы их купили какие-нибудь неудачники своей подружке или климаксной жене.

Вояка, держа в руке авоську, направился в сторону железных дверей. Оттуда было слышно как он несколько раз постучал по ним и рявкнул, чтоб охранники наконец открыли вход.

Я прошёл вокруг торговых мест, после повторил круг и вернулся на место. Там меня уже ждал Андрей.

- Здаров, — он протянул мне свою грязную сильную руку, — старика видел?

Я кивнул.

- Ты ему в глаза не смотри лучше. Он такой, — Андрей изобразил сумасшедшего; его гримаса походила на гримасу ДЦПшника, он был немного горбат и меньше меня. Во всяком случае, выглядело это даже забавно.

- Если будет спрашивать, соглашайся с ним, чтобы он не говорил.

«А если он попросит отсосать у него или того хуже – прикажет танцевать в балетной пачке, как быть?»

Через две сигареты охранники открыли ворота, и мы пошли к складу. Коробки занимали всё пространство. Сначала я решил вытащить те, что поменьше, а потом справиться с большими – «бананами». Бананы были не тяжёлыми, но среди них были и те, над которыми стоило попотеть.

Я вытаскивал пачки с печеньем, химикатами, кухонными ковриками, которыми домохозяйки украшают свои столы, подушки, плюшевые игрушки, большие и маленькие, веники, вёдра. Всё это я передавал Андрею, который загружал тележку и мы вместе с ним увозили дерьмо к прилавкам. Потом я снова выгружал товар из склада, пока на нём не остались удобрения и несколько подушек. Все операция проводилась три раза. Че Гевара на моей майке вспотел.

К тому времени, как мы начали укладывать ящики на сырые полки, уже подошла тётя Наташа и остальные продавщицы, товар которых мы любезно несколько раз уронили по пути.

Андрей сказал набрать воду в ведро, а сам пошёл за весами. Я взял железное ведро и отправился искать источник. Мне вновь пришлось наверстать несколько кругов вокруг третьего круга ада Данте Алигьери, сгнивая от жары и желания напиться дождевой водой. Уж лучше умереть от холода, чем от жажды и горячки.

Я включил кран на всю катушку, чтобы скорее уйти домой спать. Я смотрел, как вода наполняет дырявое ведро.

- Я тебя никогда не видела.
- …
- У тебя красивые руки. Ты никогда не работал, да?

Она умылась, а я продолжал смотреть на холодную воду, выливающуюся за края худого ведёрка, так и не проронив ни слова, и не обратив на неё своего внимания. Смотрел на свои красивые руки и на полное ведро воды и больше ничего. Мне не хотелось заводить на новой работе никаких знакомств. Общался я лишь с Андреем и тётей Наташей. Делать это приходилось вопреки, потому что напарник выполнял самую тяжёлую часть работы, а тётя платила мне зарплату. Те, кто заводил со мной разговор, получали в ответ молчание. Мне приходилось избегать их, утыкаясь взглядом в пол и убегая с места, когда очередной шизофреник уверенным шагом шёл в мою сторону. Однажды, право сказать, мне пришлось заговорить с водителем, привозившим печенья к соседней точке. Я послал его нахуй. На этом наше общение закончилось раз и, слава Богу, навсегда.

Андрею за тридцать. На нём была грязная майка-алкоголичка, большие спортивные штаны, сандалии и еле заметная седина на висках. Он ненавидел свою роботу – на этом наши взгляды соприкасались, жизнь, детей, Путина и жену – после и тут мы сошлись во взглядах.

После того, как мы натянули остальные брезенты, мы попрощались и я поехал домой. Приняв душ, я уснул под аккомпанемент Morissey.

В три часа меня разбудил мочевой пузырь. Подпевая Фрэнку Синатру, я пошёл отлить.
Перед работой успел съесть плов и даже досмотреть Город Бога. Красавчик Бен оказался дерьмом.

Я снова заявился раньше положенного. Мне не хотелось опаздывать, но также мне не хотелось ждать. Все, включая продавцов посредственности, собирались домой. Возможно, кормить своих чумазых детишек, трахаться с мужем и отдыхать. Все они, конечно, торопились, чтобы выпить с мужем водки и бить своё чадо. Никому из них я не завидовал; больше всего я не завидовал самому себе.

Одна из продавщиц, на прилавок которой мы выгружали средства для ухода за кожаными ботинками (их, судя по весу ящиков, никто не покупал), разные моющие средства, гели и химикаты, спасающие жильцов коммуналок от тараканов (их тоже никто не решался брать), очень часто уходила в запой.

Однажды Андрей в очередной раз ругался на жизнь и проронил что-то типо: «Сука, не уж то пить бросила. Хе-хе-хе. Вот блядь даёт. Сука». Он также ругался и на мою тётю, которая, как он считал, могла заплатить больше. Но я не обращал на это внимания.

Вечером я загружал тележку. Делал я это медленно, так как старался сохранить её равновесие. Но, в конце концов, она ебанулись и все печенья полетели на пол прямо на глазах хозяйки. К счастью, ни одна коробка не пострадала, а печенье осталось в целости и сохранности.

- Укладывай сначала назад, а то разъебём всё, — спокойно сказал напарник.
- Блять, и точно. Что-то я туплю.

Мы отвезли товар со всех точек на склад. Пот слезал с моего лба и лился на засаленную майку. Я решил умыться, а заодно вылить грязную воду из худого ведра. На сей раз никто не говорил про мои красивые руки. Или после первого рабочего дня они казались не такими красивыми, или сестра просто решила, что я молчаливый педик. Мне было всё равно. Я вернулся на точку, получил зарплату и выпил пол бутылки минеральной воды, которую мы с Андреем решили выдуть в один присест. Тётя платила 500 рублей на двоих. Оставалось 50 рублей на бутылку минеральной воды, сдачу от которой старожила благородно отдавал мне.

Его было за что уважать. Как-то я задумался – как он живёт на 200 рублей в день. У него была некрасивая жена, работающая дворником и маленький ребёнок лет семи, который просил дорогую игрушку. Должно быть, ему приходилось не сладко. Но он обладал хорошим чувством юмора и оптимизмом.

Дома я рухнул на кровать и сразу отрубился. Проснулся лишь ночью. Весь в поту и в раздражении. Принял душ и снова уснул.

День 2.

- Она не была дома, представляешь? Я не знаю где эта шалава. Забрала деньги и съебалась. Утром её не было. Пришлось попросить соседа отвести сына в садик. Нормальный мужик. Блять, где же она? Пиздееец. – он курил и жаловался. Снова курил и снова жаловался. Я делал вид, что внимательно слушал его, но ничего не говорил. Должно быть, ему было легче от этого.

Врата открылись и мы пошли работать.

Делал свою работу я уже намного быстрее, так как знал, что сперва вытаскивать и сколько нужно было вытащить. Однако, одно я делал медленно. Порой просил это сделать Андрея. Я не мог вытащить тяжёлую деревянную хуёвину. Её нельзя было вытащит из дверей, не держа под углом. Иначе можно было лишиться пальцев. Хуёвина была полна карамелек и шоколадный конфет. Мы спиздили парочку и вместе вытащили эту штуку. На прилавок я её затащил уже самостоятельно.

Среди этих нетяжёлых коробочек и бананов были ещё и тяжёлые вещи. Правда, не много, но они были. Например, пришлось напрячься, чтобы вытащить коврики, которые, как выразился Андрей, «тупорылая пизда решила обернуть в картонку, а нам теперь надо напрягать зад»; были и бананы, в которых лежали те самые химикаты. Вчера я по ошибке поставил ящик наверх. А сегодня – охуел от тяжести. Начала болеть поясница. Первый звоночек.

Придя домой, я отправился в душ, поел, завёл будильник на четыре часа и лёг спать.

Вечером мы почти молча отвезли всё на склад. Когда я пошёл сливать воду, снова встретился с той девкой, которая похвалила мои красивые руки. Её волосы были собраны на затылке, а её сиськам было лет по восемь, вместе – 16. Ей было шестнадцать. Мы ничего не сказали друг другу и разошлись в разные стороны: я – домой, она – за прилавок.

Мы вновь разделили бутылку воды и тоже расстались: Андрей – жаловаться соседу, я – спать.

На мне были обрезанные до колен спортивные чёрные штаны и коричневая футболка. Все мои шмотки были в пыли. От меня разило потом и запахом сырых коробок. Все пассажиры маршрутки глазели на меня чумазого. Я ловил их взгляды и как бы говорил им: «Я всего лишь получаю 200 рублей в день. Я – рабочий, вот и всё тут».

Дома я искупался, поел, помастурбировал и лёг спать. Оксана не звонила уже 49 часов. Это был второй звоночек.

День 3.

Ворота были уже открыты, но Андрея не было. Через 12 минут он пришёл.

- Легла спать и не пошла на работу, представляешь? Пришлось самому двор мести. Её уволят. Блять, уволят же. – напарник снова жаловался.

Всё моё тело болело. Болели руки, болели ноги, болела шея, особенно болела спина. Но сегодня я был быстр и решителен. Андрей говорил что-то про футбол и также быстро укладывал коробки, ящики, мешки, подушки, коврики, хуёвину, веники, вёдра и тазики. Вчера завезли разноцветные тазики.

Мы увезли, расставили, натянули брезенты. Когда ГАЗель стала подъезжать к соседней точке, водитель вылез из кузова и заорал:

- Убери эти верёвки, блять. Я сейчас всё порву тут нахуй.

Тогда, кажется, я его и послал.

Выспавшись после работы, я съел банку кукурузы и Ролтон. Не потому что вкусно, а потому что похуй. После отправился на работу.

Жара была адская. Асфальт обжигал кроссовки.

Мы также молча сделали свою работу и разошлись по домам.

Дома я уснул.

День 4.

Как же болят руки, как же болят ноги, как же болит шея! Как же болит спина!

«Месяц я не протяну».

Выходного не намечалось. Сегодня было воскресенье. На остановке не толпились клерки, а водитель маршрутки никуда не торопился. Я проспал свою остановку, но не опоздал на работу. Андрей сидел и задумчиво курил L&M.

- Здаров. Как дела?
- Нормально.
- Однажды я уже уходил от неё. К одной неплохой пизде. Она была моложе меня. Мы жили с ней в частном доме. Она очень хорошо трахалась, а ещё у неё были красивые волосы. Она любила меня, я её тоже, кажется, любил. И однажды она (жена) стала с утра у окна и начала орать: «Андрюша, прости меня. Прости, пожалуйста. Я люблю тебя. Андрюша, прости меня!». Дура, блять. И знаешь что? Я простил. Та девка всё поняла и отпустила. А я, бля, простил. Сейчас бы жил с ней припеваючи…

Похоже, он опять спал один.

Охранники открыли врата ада. Я открыл двери склада. Андрей открыл очень простую истину: «Любовь ни у кого не вечна».

Мы сделали свою работу.

Мы расстались с Оксаной.

Я что-то сожрал и лёг спать.

Вечер повторился. Нам заплатили по 200 рублей, мы выпили по Тархуну и попрощались.

Дома дрочить не хотелось. Единственным удовольствием был душ.

День 5.

Утром я проснулся в ванной. Я попытался подняться. Четно. Налил ванну, искупался, почистил зубы. По пути на работу зарулил в «Бургер». Там кормили ужасными бургерами.

Все уже раскладывали свои товары на прилавках. Пришла тётя Наташа и две другие продавщицы, по точкам которых мы должны развести их товары. Тётя Наташа позвонила Андрею. Он не брал трубку.

- Странно. Он никогда не уходил в запой. Все пять лет работал исправно. Этого просто не может быть.

Я подождал ещё десять минут.

- На, Лёш, ключи. Уже нужно привезти весь товар.

Я отправился на склад. По пути встретил деда в форме. Он мне что-то громко прокричал в ухо. Непонятно что. Я ответил «Да» и вмиг съебался от него.

Коробки глядели на меня. Я глядел на коробки.

- Нет, я один с этим быстро не справлюсь.

Сначала я решил отвезти маленькие коробки. Их было много. Я набил полную тележку и довёз её до точки. В одиночку расставил всё под прилавком. Все лишь глазели на меня, попевая холодное кофе из одноразовых стаканчиков.

После того, как я еле как довёз четвёртую тачку до прилавка, я уже захлёбывался в ненависти по отношению к ним, а потом и к Андрею, — «Алкаш, сука. Набить бы ему ебало за это». А торгаши лишь стояли и допивали свой кофе.

«Могли бы и помочь, жалкие чмошники». Я был жалок.

С первой точкой я управился за час. Со второй – примерно за пол часа. С третьей, когда торговля на рынке уже кипела вовсю – за двадцать минут.

- Ну, наконец-то. Принеси теперь весы и набери воды. И быстрее, пожалуйста, быстрее.
Я молча сделал всё, что от меня требовалось. Но это было ещё не всё.

- Теперь брезент. Да, вот так. И здесь натяни лучше. Да не так. Вот, вот. Сильнее. Всё. Хорошо.

Домой я прибыл в десять. Я не ел и не пил. Проснувшись в одежде, которую не снимал, поехал на работу.

Андрей не пришёл.

- Я заплачу тебе 500. Ты молодец, спасаешь нас.

Я забил на порядок расставления ящиков на складе. Когда с меня стекал седьмой пот, я уже кидал коробки в пустоту, которой оставалось всё меньше и меньше. Было видно, что я не смогу ничего уместить. Андрей делал это намного лучше меня. Я кидал их куда глаза глядят. Меня тошнило от конфет, от приторного запаха карамели. Я поклялся, что никогда в жизни не буду есть сладкое. Я хотел домой. Я очень сильно хотел домой. Я занёс хуёвину и решил отдохнуть.

- Ты скоро? – спросил меня охранник, — ворота скоро закрывать надо.
- У меня ещё тележки две-три. Подождите. Я один сегодня.
- Окей. Скажешь когда всё.
- Окей.

У меня получилось увезти всё в одной упряжке. По пути я делал несколько перерывов. Очень хотелось пить.

В конце концов, мне удалось затащить что-то на склад. Мною было решено оставить бананы у двери и свалить уже домой.

Охранник закрыл ворота, хотя я его об этом не просил. Я вышел через другой выход и завернул в торговый участок, чтобы умыться и попить воды из под крана. Там стояла она. Я включил воду на всю и начал мыть руки, мыть голову и лицо. Она стирала какие-то тряпки. Мы переглянулись и я свалил.

День 6.

Утро было ужасное. Я не чувствовал рук.

Выпив горячий кофе, я вышел из дома. Как только охранник открыл врата, я сразу же рванул к складу. Вояка снова приебался ко мне с вопросами. Он рявкал на медленных продавцов и покупателей.

Бананы никому оказались не нужны. Тележка стояла на своём месте. На складе был хаос и я выкидывал наружу абсолютно всё дерьмо. Я вывез всё, что смог вывести. Как и вчера, я был дома через три часа.

Не съев ни крошки хлеба, уснул.

Я явно не заслужил сегодняшнего вечера. Тётя Наташа сказала, что Андрей в милиции и придёт он завтра. Тогда я решил, что пора заканчивать с этой работой. Сначала я хотел уволиться уже на следующий день, а потом подумал, что нужно потерпеть ещё четыре дня.
Девка опять мыла свои тряпки, а я своё грязное лицо.

День 7.

- Она была у соседа, представляешь? У этого мудака. И хуй его знает, что они там делали. В позапрошлом году, помню, такая же хуйня была. Тогда эта тварь подала на меня в суд. Я и свалил к молодой пизде. Ай, больно как, — он схватился за весок, — врезал я этому чмошнику. Будет знать, гондон.
- Это он тебя так?
- Не, это я с табуретки упал. Полез за вином в ванной и упал. Сознание потерял. Это потом эта тварь сказала мне, что я грохнулся. Хе, ничего не помню.

Он ничего не сказал про беспорядок на складе. Работать вдвоём было легче. Я чувствовал, что он чувствует свою вину, потому работать с Андреем было одно удовольствие.

Дома я был уже через час. Оксана позвонила, проревела в трубку. Хотела встретиться, а я сказал, что не могу, так как очень занят своей спиной. На самом деле, я наяривал в ванной. Она всегда звонит не вовремя. Женщины меняются только раз в месяц, брат. Только раз в месяц.

Вечером мне заплатили 300 рублей. Андрей попросил тётю Наташу оставить его зарплату у себя, чтобы жена не взяла деньги. Она уволилась с работы. Ей начали угрожать жильцы дома. Она не стала убирать мусор под их окнами, который они бросали прямо на площадку. Жене моего напарника стало страшно, и она ушла в запой.

День 8.

Утром я позвонил тёте Наташе и сказал, что не смогу явиться на работу сегодняшним утром. Кажется, я заслужил небольшой отдых. Пришлось соврать про вторую работу.

Я остался дома. Посмотрел на Культуре концерт Queen и отрубился.

Впервые за три дня я нормально пообедал и выпил вкусного чая.

На работу я отправился в хорошем настроении.

День 9.

Ещё немного осталось и я буду искать другую работу. Буду трахаться, нормально питаться и сладко спать.

Мне не хватало простых человеческих потребностей, за которые я бы мог отдать душу. И я отдал.

Вечером этого дня я слил её в канализацию вместе со всей грязью. Мне стало плохо. Брюнетка прижалась ко мне сзади. Мы целовались. Оба грязные, оба уставшие и оба смывшие душу в канализацию. Поцелуй двух манекенов продолжался недолго. Она посмотрела мне в глаза и своим нежным голосом предложила продолжить у меня дома. Но я сослался на свою усталость. У меня был железный стояк и принцип – не общаться со здешними людьми.

День 10.

Последний день. Я заявил, что сегодня мой последний день. Эти десять рабочих дней длились целую вечность. Десять страниц двенадцатым шрифтом.

Утром мы, болтая и смеясь, загружали тележку, разгружали её и снова смеялись.

Мы попрощались. Раз и навсегда. Вечером я забил болт на эту работу. Пусть помучается один, как мучился я. Ромео хуев.