max_kz : рассказ

Мне нравятся залы ожидания железнодорожных вокзалов, нравится ночевать в комнатах отдыха, особенно на Курском. Окна выходят к пригородным электричкам – летние люди, утренний воздух, свежесть начинающегося дня, голос металлической женщины, объявляющей поезда. Сквозь стекло можно увидеть, как бежит на электричку до Петушков Веня Ерофеев.
Я прибыл в столицу ночью, искать приличное жилье не имело смысла – позже, днем. В Москву привели дела. Каждый хоть раз в жизни ездил в Москву по делам. Слова «Москва» и «дела» почти неразрывны, хорошо сочетаются… Москва – магическое слово, его можно повторять бесконечное количество раз при разговоре, и оно не надоедает, на режет слух. Его можно употреблять бесчисленное количество раз в тексте, и все равно читатель будет с удвоенным вниманием следить за мыслями и сюжетом. Если, к примеру, говоришь едва знакомой девушке, что едешь по делам в Москву, 14-го вернешься, и вы продолжите знакомство, то после этих слов она просто обязана «дать»!
И это не только потому, что Москва – столица, Москва – это отдельная философская единица. Москва – это спорт, азарт, здесь может произойти любое событие (в том числе и с точки зрения философии) как для отдельного человека, группы лиц, так и в масштабах страны. История, лента событий в Москве и лента, цепь событий за пределами МКАД всегда отличаются даже при прочих равных условиях. Москва – европейское государство в центре России. Взгляните в лица москвичей, они в большинстве своем другие, их поведение — поведение иностранцев, я много путешествовал…
Чтобы понять, что происходит в стране, надо пожить некоторое время в Москве, суть событий, «расшифровки» стекаются именно сюда.
Бесшумный турникет поглощает электронную цифру жетона, легкие капельки влаги где-то между лопатками. Станция метрополитена, слишком похожая на какой-то внутренний орган. Невыносимое желание съесть плод чернослива. Автоматические двери, ускорение, люди, их скромные желания просвечивают сквозь пластиковые пакеты, сквозь третьесортные газеты, придвинутые к лицу. Я исчезаю в переходе. Исчезаю. Как эхо или как сквозняк. Стекаю в воронку подземного перехода, появляюсь где-то в самом начале течения, выныриваю в середине, исчезаю снова в черно-зеленом табло непрекращающихся никогда цифр.
Всегда думал, что в Москве под эскалаторами пропасть и, провалившись, можно сгинуть в небытие, но, как выяснилось, под эскалаторами обычные ступеньки, никто не провалится в тартарары. Он будет спускаться туда по ступенькам…
Я снял квартиру на некогда аристократической Поварской, три тысячи пятьсот рублей сутки, в том самом доме, где перед эмиграцией в 1917-1918 гг. жил Иван Бунин. Он – во второй, я в восьмой. Явственное различие убогого жилья, в котором проживает большинство из нас и архитектурного сооружения, построенного со вкусом было налицо. Доходный дом среднего класса, архитектор – Пиотрович. Сейчас мы живем в типовых многоэтажках, радуемся улучшенной планировке и раздельному туалету. Раньше же у домов были архитекторы. Стилизованный московский классицизм, широкие лестницы, площадки с добротными перилами, на которых не тесно, парадные, а не подъезды. Дом в котором не стыдно жить.
Осенним утром выпал случай познакомиться с соседкой. Она выходила из второй квартиры, мы столкнулись в дверях. Завязался обычный разговор двух незнакомых людей, но я не смог не спросить о родстве с великим писателем… Она отшутилась, впрочем, обещая рассказать интересную историю, если встречусь с ней вечером на Патриарших. Грех не согласиться – любопытство, плюс приятная компания симпатичной девушки.
Прогуляться вечером по Поварской приятно, липы, в переулках за Арбатом непривычно тихо в самый час-пик для Москвы, в Гнесинке кто-нибудь тренирует вокал. Мимо усадьбы Ростовых, я вышел на Садовое и повернул на право.
Патриаршие. Всем известно, что раньше пруды назывались Козьим болотом. Здесь был пустырь, где росла трава, а жители пасли своих коз. Это место в народе считали «нехорошим»: кто-то видел черного козла, то появляющегося, то исчезающего, кого-то мучили удушья, кого-то галлюцинации. В конце концов, патриарх лично освятил пустырь, болота осушили, разбили пруды. Но дурная слава осталась. Убийства в домах на Патриарших – обычное дело. Дворы, парадные, квартиры в этом районе заслужили славу «убойного места». Это подтверждено хроникой. Пик происшествий приходится, естественно, на девяностые. Из десяти-пятнадцати убийств раскрывается максимум одно. Кто-то до сих пор собирает там свою «дань».
Я шел к Павильону по аллее, ища глазами недавнюю знакомую, как неожиданно встретился взглядом с Азазело. Скрестив на груди руки, он сидел на скамейке, кои стоят по периметру пруда. Черный пуловер, черные джинсы, короткие черные волосы, блеклый белый глаз, косящий в сторону. Азазело посмотрел оценивающе и отвернулся, как обычно отворачиваются старые знакомые, повстречавшись друг другу в неожиданном месте. Сам демон пришел посидеть на скамейке, чтобы заглянуть мне в глаза? Или случайность? Кажется, он понял, что его идентифицировали, поэтому и отвернулся. Или обратил внимание на дефект моего лица, увидел признак «принадлежности», отметину грядущих событий, суть которых восхождение к славе? Я в довольно кислом настроении прошел дальше вдоль пруда…
Плохо, если ты не нужен ни нечистой силе, ни чистой – вообще никого не интересуешь. Ноль. Прошло какое-то количество времени, и я обнаружил себя в полутемном парадном вместе со своей недавней знакомой из второй квартиры. Она была в коричневом плаще, и я знал, что под ним не было другой одежды. Длинные волосы, выразительные черные глаза, сексуальные губы, не оставляющие выбора. Мы пили виски и курили длинные ароматные сигареты. Играли в нашем общем уме шахматную партию, но фигурками на этот раз были вполне реальные люди, реальные события. Лилия была очень сильный игрок, тем более, что правила этих шахмат выходили далеко за пределы привычных. Естественно, что о правилах мы некоим образом не договаривались заранее – их знали. Как данность. И это была не какая-нибудь простецкая логика в стиле «да-нет» — определенное действие имело место только здесь и сейчас, только здесь и сейчас было правилом. Всего лишь через минуту правило правилом могло и не быть.
Мы получали удовольствие от партии. Над-игра. Действительность стояла рядом и ждала. Я знал, выпуская кольцами дым, что через несколько минут кто-то прервет наш молчаливый разговор – зайдет в теплый парадный из осени.
Это был молодой человек в аккуратном сером пальто, рубашка, галстук, кожаный портфель. Типичный представитель современного общества.
- Сигаретой не угостите? – спросила Лилит.
- Пожалуйста, — он достал пачку.
- Виски со льдом будешь? – коснувшись ладони своими тонкими пальцами, спросила она.
- Виски? Шутите?
- Льда, правда нет, но есть нечто большее.
Молодой человек был прикован ее взглядом, а после «случайного» прикосновения превратился в «раба»:
- Виски – это то, что мне нужно. Согреться бы!
- Еще бы девочку, скажи?!
- Да.
Лиля расстегнула плащ, обнажая великолепную грудь третьего размера, подтянутый животик, спортивные бедра, безумные коленки, татуировку схемы московского метрополитена на спине.
Найдя м. Маяковского, я выпустил изо рта дым, нанизывая кольцо на кольцо. Наблюдал.
- Девочки есть, — улыбнулась Лилит, — но необходимо ответить на пару вопросов, готов?
- Готов, — пережевывая не то жвачку, не то слюну выдавил случайный гость.
- Ты когда-нибудь испытывал двухнедельный голод?
- Нет.
- Ты когда-нибудь принимал наркотики?
- Нет.
- Тебе было когда-либо совсем негде жить?
- Нет.
- А ему, — Лиля указала на меня, — случалось, пиво сможешь открыть?
Она взяла с пола бутылку пива и протянула ему. Гость приложил усилия, но пиво не открывалось.
- Чего-то никак!
- Пробку у бутылки открыть не можешь? С утра, наверно, был уверен, что умеешь это делать!
Гость повернулся к перилам, чтобы с помощью них исполнить просьбу. В окне блеснули белые фары заезжающего во двор автомобиля. В руке Лилит появился нож, массивный, с тяжелой металлической ручкой….
Она шла по Садовому и дико хохотала, я выливал в себя коричневую субстанцию, похожую на виски. Ярко освещенное Кольцо в бликах ночных фонарей жило своей обычной жизнью. На ее плаще и на волосах оседали капельки влаги, искры только что кончившегося дождя.
Я шел и думал над следующим ходом. Хотя нет, не думал, в привычном понимании этого слова, вычувствовал ход. Как вдруг она предложила: «Давай вернемся и расчленим его!» И снова дико засмеялась, так, что даже сигнализации припаркованных автомобилей стали сотрясать воздух: «Давай расчленим его и засунем в холодильник! Я пойду, продам свое тело, а на вырученные деньги мы купим холодильник. Новый, двухкамерный. Поживешь пока у меня! Иван будет доволен. Ты был когда-нибудь каннибалом?»
Я молчал, мягкая подошва ботинок чувствовала асфальт, оболочку Города, сливаясь в «прикосновениях». Становилось немного смешно. Не хватало еще крикнуть погромче: «Двух-ка-мер-ный!» Ход по-прежнему был моим. Торопиться никто не заставлял, в шахматах торопиться не обязательно. Я мог бы думать даже несколько лет… В ее квартире на Поварской. Потом, много позже, я понял, чтобы выиграть эту шахматную партию, возможно, необходимо научиться убивать.