Ромка Кактус : Джефферсы

Несколько поколений алкоголизма, наркомании и кровосмесительных браков привели семью Джефферсов к той степени деградации, которая пользуется в обществе известным уважением, поскольку не позволяет выгодно выделяться на общем фоне, что вызвало бы вполне законную зависть у соплеменников.

Детская смертность у Джефферсов достигла столь значительных масштабов, что на семейном кладбище на пустыре за домом попросту не осталось свободного места, и покойников стали выкидывать в каньон в коробках из-под китайского фастфуда, где они разлагались под открытым небом, распространяя по округе сладковатый запах гниения и тем самым привлекая хищников.

Прогрессирующее слабоумие более не позволяло юным Джефферсам знакомиться с семейной хроникой, закончившейся на прадеде Генри, последнем Джефферсе, получившем школьное образование. В хронике содержалась поучительная история соперничества Джефферсов с семейством Голдсмитов, проклятых индивидуалистов и чистоплюев, одержимых нелепыми предрассудками по поводу близкородственных половых сношений. Благодаря сей прискорбной недальновидности род Голдсмитов давно закончил своё существование. Инцест, как известно, является защитной реакцией популяции на чрезмерную опасность со стороны чужаков. На земле Голдсмитов теперь проживали негры, латиносы и азиаты, а Джефферсы всё ещё были белыми американскими протестантами, солью земли и последними носителями того архаичного, патриархального жизненного уклада и славных традиций, которые во что бы то ни стало следовало сохранить.

Юный Марти пронёс ложку мимо рта, выбил себе глаз и долго стоял над радиоактивной лужей, куда упал зрительный орган; сухой ветер гулял в широко распахнутом рту Марти, где чернели обломки нескольких уцелевших зубов; ветер извлекал изо рта Марти заунывные, похожие на стон звуки, услышав которые, глава семейства, Кевин Джефферс, пришёл в благостное настроение, так что слёзы потекли из его пустых выцветших глаз по морщинистому клубню лица. Кевин вспомнил, должно быть, песню, которую выла его бабка, когда ей удавалось раздобыть самогон. Седая, облезлая голова двадцатисемилетнего старца затряслась.

Кевин потрепал сына и брата по голове, вступил в лужу, раздавив глаз, и попытался по лестнице влезть на крышу амбара, но сверзился и растянулся в траве. Перистые облака медленно двигались над его лицом, застывшим в выражении предельного счастья.

В амбаре хранились останки аэроплана, построенного предком Джефферсов более двух столетий назад. Летательный аппарат давно истлел и развалился на части, впрочем, кое-что всё же осталось; этим останкам как святым мощам поклонялись Джефферсы из поколения в поколение. Никто из них не представлял, как устроено крыло, как разница давлений воздуха на нижнюю и верхнюю его поверхность создаёт подъёмную силу. Аэроплан был для Джефферсов идеей Спасителя.

Кевин лежал на земле, представляя, как Аэроплан восстаёт из праха и обнимает его, Кевина, своими крыльями, чтобы унести в бескрайнее небо. Кровь вытекала из треснувшего черепа Кевина в траву. А когда солнце зашло за горизонт, Джефферсы выбрались из нор, чтобы отдать последние почести своему патриарху. Юному Марти достался, возможно, лучший кусок.