Злой Бу : Взятка

Ни в раю, ни в аду, баю баюшки-баю.


Так случается, что сначала ищешь справедливость, а после способ избежать наказания. И всё потому, что жить приходится по понятиям. И законы такие же, рождаемые невесть кем. По понятиям существует криминал и религиозные сообщества; понятия изменчивы, как мода, например; понятия, возведенные в закон, – это не что иное, как возвращение в раннее средневековье. Инквизиция по-русски для инакомыслящих представителей государства существует давно. Только проявляется в более мягкой форме, на кострах не жгут, на дыбу не сажают.
Политик зависит от журналиста. А от кого зависит журналист? От того, кто ему платит. Но, если возникает ситуация, когда журналисту не платит никто, тогда можно утверждать, он не журналист, а блогер. Ядерная смесь! Вот тут и проявляется правда. Она выглядит чёрно-белой, как на старой любительской фотографии, но реальна и заслуживает внимания.
Создание той самой чёртовой статьи, которую нигде не хотели публиковать, оставляло след тревоги; я её писал, понимая, какие преграды предстоит преодолеть. Так оно и вышло, везде от неё отказывались, оставалось только одно, публикация в интернете, в «Живом журнале», а так же в газете, которую я редактировал сам, «Провинции». Я так и поступил. Внизу подписался: Константин Тихомиров. Никаких ников.
Анонимность – это всегда ложь. Я же не лгал и думать не хотел, чтобы кому-то статья показалась неправдой, выдумкой, высосанной из пальца. Поэтому реальные фамилии и имена – как подтверждение искренности слов. Меня, конечно, могли обвинить в клевете, но я не волновался по этому поводу. Дома имелись ксерокопии некоторых документов, аудиозаписи свидетелей, на которые я ссылался. Это было моей защитой. И если последовала реакция со стороны, вот тогда можно было предъявлять факты. Кого-то наказывать я не собирался. Это было бесполезно.
Статья рассказывала о коррупции в районе. Несколько фотографий руководителей, кто давал, кому давал — и точка.
Далее – нехитрые манипуляции с рекламой в социальных сетях, и вот уже за три дня более ста комментариев в «ЖЖ». Номер же «Провинции» с публикацией через два дня изъяли с киосков. Я негодовал!
Говорить, или повторять содержание здесь, — то же самое, что впадать в тавтологию. Но один момент выделю. Он показался мне забавным. Читателю – тоже. Я открыто смеялся над реальным чиновником, а как же иначе? Смех спасает в любых обстоятельствах.
Это произошло со мной, я не мог не написать об этом. И, наверное, уверен, этот эпизод стал тем самым камнем раздора. Ибо ложь, как известно, гнетёт, а правда страшит. Я же с улыбкой на устах издевался над ним в публикации. Это был глава района. Кличка: Доля. Почему Доля? Потому что всех местных предпринимателей он обязал делиться с ним прибылью: тридцать процентов. Как редактор газеты «Провинция», которая выходила тиражом не более тысячу экземпляров, — я тоже был предпринимателем.
Словом, у меня попросили дополнительную взятку. Простая аренда помещения в двадцать квадратов муниципальной площади требовала определённой суммы в его карман. Деньги небольшие, оговорюсь. И я мог дать их сразу этому человеку, без всяких там оправданий с моей стороны. Но, видимо, глядя на него, домогающегося денег, и та самая маленькая сумма, которая ничего не решала, но ему хотелось взять, иначе он никак не мог поступить, потому что привык брать и не привык к отказам, побудила меня к словам. Я решительно сказал:
- Пять тысяч сразу, а следующие пять потом, когда решится вопрос.
Доля раздумывал.
Победила жадность.
Я протянул деньги. Он взял. Это происходило в его кабинете, и этот чиновник чувствовал опасность с моей стороны, но он напрасно волновался. Купюру он посмотрел на свет, повернувшись в кресле к окну.
- Завтра приходите, всё будет готово, — весело заявил он.
Вторую часть я отдавать просто так не собирался. Заявлять в полицию – тоже. Мой план был прост.
Люди легко продаются, легко покупаются. Одни – из-за жадности. Другие – по глупости. Тот, кому я нёс вторую часть взятки, сочетал в себе и то, и другое. Игра с огнём всегда приводит к ожогам. Тогда, правда, я не понимал, что с огнём играюсь я сам.
Утром следующего дня почистил зубы, умылся, сел на унитаз. Всё, как обычно бывает у всех. Правда, в руках у меня было пять тысяч. Я подтёрся этой купюрой, вложил в конверт и, чтобы не так сильно воняло, воспользовался дорогим одеколоном: парфюм убил неприятный запах, исходящий от денег.
Нужный документ был в моих руках. Только тогда я отдал цветной конверт из толстой бумаги, купленный специально в газетном киоске, — в таких конвертах обычно дарят деньги на свадьбах. Он втянул воздух, ноздри его заметно расширились от удовольствия, сказал, хорошо пахнет, и спрятал конверт у себя в ящике рабочего стола: не стал вскрывать, польстившись, видимо, на яркую обёртку. Его лелеяла мысль, уверенно можно предположить, что, когда я уйду, он доставит себе удовольствие, вынет купюру, чтобы переложить её в свой бумажник.
Я же подумал, тем лучше, после узнает, чем пахнет. Эти деньги он не выбросит, не тот человек, отмоет, ничего страшного. Просто – урок.
Естественно, эпизод в статье вызвал бурю читательских эмоций.
Прошла неделя где-то. Я насчитал четыреста сорок семь комментариев – без моих ответов. Читатели не были равнодушны, я торжествовал.
А после позвонил Андрей, он работал в прокуратуре, следователем. Друзьями не были, но и врагами тоже. Вместе учились в одном классе.
- Надо срочно встретиться, — сказал он. – Вечером, в кафе «У фонтана». Выпьем пива. Я угощаю.
- Но…
- Не телефонный разговор, Костя, это касается твоей публикации в интернете, о ней шепчутся уже в администрации края, да и вообще – говорят обо всей твоей «левой» деятельности… Марши, демарши, демонстрации… Ты популярен в кавычках. Но это не Москва, где никто и никого не знает в лицо. Каждый прыщ на виду. Понимаешь?
- Нет, — сказал я.
- Поймёшь, когда встретимся.
Я согласился, в шутку сославшись на бесплатное пиво. Но, видимо, та срочность, которая требовалась, – Андрей-то просто так никогда не звонил – меня, признаюсь, напугала, и я решил, лучше быть в курсе дела. Хотя мог не пойти на встречу, потому что, когда возникает выбор, в какую дверь войти, позже всегда сожалеешь, почему сразу не вошёл в другую дверь. Ибо потерял время.
Так оно и вышло.
Я пришёл на встречу, не успел выпить и одного бокала пива, как меня арестовали.
Обвинения? Пока никаких.
Выпустят ли? Думаю – да. Только произойдёт это, надо полагать, не скоро. Мне дан урок: умей молчать, не выпячивайся; можно говорить обо всём, но знать, с кем говорить, чтобы тебя поняли. Конечно, моя клоунада напоминает ситуацию, когда тебе под шестьдесят лет, и ты пытаешься найти престижную и хорошо оплачиваемую работу. Наверное, это нереально.
Вот так же и со справедливостью, о которой я говорил в самом начале.
А недавно произошла кастрация – верно говорится, серпом по яйцам: в тюремную камеру (я сижу в одиночке) принесли весть, что контролирующие органы у «Провинции» отозвали лицензию. Я взвыл и услыхал свой высокий голос. Он мне не принадлежал. Меня изменили навсегда. Но мёртвым пока не сделали.
Теперь я умолкаю.
Эта малява – последнее, что хотелось сказать отсюда, она – определённый временной отрезок, надеюсь, а не судьба человека.