Алексей Микшунас : Мазь Вишневского

«I'm aching to see my heroine,
I'm aching been dying for hours and hours.»
Suede, «Heroine»

Это очень странное, но такое привычное чувство, когда девочка переходит из категории «Вау!» в категорию «Хм...». Это как узнать, что Дед мороз ненастоящий, что выборы сфальсифицированы. Это чувство «меня наебали», хотя на его месте должно быть справедливое «я наебал себя сам», и сложно сказать, чего здесь больше – злости, удивления или, может быть, чувства облегчения.

Для мальчика, неискушённого в отношениях, такое чувство проходит почти что незаметно. Да, магия исчезает: принцесса утром кряхтит в туалете и причмокивает за завтраком. Но мальчик неискушённый разницы не видит. Она же это, она – и лицо, и грудь, и голос, тот самый голос. И она рядом, твоя, делай с ней что хочешь, хоть к батарее привязывай. Он в упор не видит всех этих «Хм...», он влюблён, одержим. А она его, разумеется, бросит. И он уже готов расплакаться, но девочка отводит его за руку в сторону и долго, убедительно объясняет: он хорош и она замечательна, просто так сложились звёзды, никто не виноват. Она целует его на прощание – он ещё долго ходит с этой глупой улыбкой на лице и расстёгнутой ширинкой. Убеждает себя: он охуенен, опытен, она стала его экзаменом на взрослость, путёвкой в жизнь, в совершенный мир большой ебли и большой любви.

Искушённый же мальчик (не самый красивый, но умеет чем-то цеплять девочек, хотя так толком и не понимает, чем именно) живёт не особо задумываясь, зачем, как и с кем — от одной случайной связи к другой. Годам к тридцати пяти он, само собой, прекратит блядство и соорудит семью со всеми её обязательными атрибутами: минивэном, собакой, большим телевизором в гостиной и упаковкой салфеток для вытирания пыли. А пока ему и так неплохо. Он не ищет принцесс, а потому её кряхтение в туалете не кажется ему чем-то таким, оно вообще ему ничем не кажется. Для него не бывает девочек «Вау!», он их всех перетрахал ещё в старших классах. А тех, кого не успел – зажал в туалете на встрече выпускников.

А бывает такое. Встречаются мальчик с девочкой. И вроде бы девочка хороша, да только слишком простая. Не то слушает, не то читает. Любит плюшевых медведей и трёхдневную щетину. Медведей он списывает на недоигранное детство и прощает ей, щетину – ни за что. Он бреется раз в неделю, в этом его независимость, его манифест, и хуй кто со своим уставом подлезет. Мальчик накручивает себе, накручивает – и бросает девочку. Девочка, конечно, будет всем рассказывать, что это она его бросила, но он то знает.

И вот ещё одна девочка с плюшевыми медведями, спит и видит как он ей подарит на День святого Валентина сумку Birkin, ну, или на худой конец, DKNY. А следующая его пассия – вообще какая-то левая. Вспомнить страшно, что она несла, как зевала во весь рот, как распиналась в темах, о которых узнавала из твиттера.

Мальчик скучает, мальчик опять один. Лезет в интернет, заводит блог. Играется. Тешит самолюбие. Троллит. Понемногу втягивается, и однажды, напившись, выдает слезодавительный пост о несправедливостях этого мира. Честный, хороший текст. То, что копилось все эти годы. То, что не могла понять ни одна его девочка, вроде бы понимают другие, эти странные блоггеры с многозначительными юзерпиками. Понимают, жалеют, советуют. И мальчик втягивается. Напивается теперь чаще, чем обычно. Посты выходят всё более и более откровенными, пусть и под замком. А чтобы никто не догадался, что такая откровенность – признак его слабости, он наутро заменяет грустные смайлики веселыми и вписывает в строчку «музыка» какую-нибудь соответствующую настроению текста песню (потому что та, которая вчера автоматически определилась ластом, известна трем упоротым меломанам, а его френдам, таким разным, она не скажет ничего).

Наконец, ему отвечает девочка. Ещё одна странная девочка, живущая в сети – но не такая как остальные. Странная, будто придуманная им же. В её словах, постах и статусах – его собственные мысли, только группы-фильмы-книги другие, но тоже вполне себе достойные.

Мальчик млеет, мальчик влюбился. Он уже придумал ей образ: сложил из трёх юзерпиков и размытого лица на групповой фотографии пятилетней давности. Может, она и не предел его эротических фантазий, но плевать он на это хотел – первый раз в жизни ему понравилась девочка не по тому, как она выглядит, а по тому, что она говорит. Раньше он думал, что девочкам говорить необязательно, достаточно мило улыбаться и носить бельё, подчеркивающее грудь. Мальчик счастлив, он перебирается жить в сеть, ему всё нравится – в каждой букве на её страничке он видит своё отражение. Девочки из оффлайна отходят на второй, третий, четвёртый планы. Они скучны и прилипчивы. Он вчера звонил одной, предложил встретиться. Другая напросилась сама – она на грани увольнения, кредит за машину выплачен меньше чем наполовину, а он такой хороший, и у него квартира в Москве, и он единственный ребенок в семье – ей не придётся строить отношения с его родителями, чтобы их добро не ушло его братьям и сёстрам. Мальчик вчера согласился и на одну, и на другую – сегодня же они посланы нахуй. Зачем они ему теперь? Он нашёл своё счастье. Любовь всей жизни. И вроде бы она не против общения, принимает его комплименты и пишет ему «мимими)))». Она! Пишет! Ему! «Мимими)))»! И ещё она любит тот же фильм, что и он. И она социопат и эгоист. Как и он. И ещё она не падает в обморок, услышав слово «хуй», более того, регулярно употребляет такие – но как уместно, как изящно! А бранные слова изо рта любимой женщины звучат так же откровенно, как предложение сделать минет на третьем свидании или почитать по ролям Островского на первом.

Они переписываются так с год и даже дольше. Временами он пытается уговорить её встретиться в оффлайне, но она избегает этого. Он понимает её, он сам боится. Боится не понравиться, боится разочароваться. Он уже нашёл её фотографии в хорошем разрешении, написал ей по пьяни милое смс. Был послан незамедлительно, и это её сообщение, как ему показалось, полное любви и обожания, он записал в молескин и перечитывал каждый вечер, силясь открыть что-то новое в прекрасной, замороченной, такой любимой женщине. А однажды она, обидевшись на что-то он так и не понял на что, вычеркнула его из списка друзей. Он сходил с ума, выпил за один вечер литр коньяка (он ненавидит коньяк), скурил три пачки и постоянно нажимал «обновить» в браузере – вдруг она написала ему что-то? Он ныл в жж, ныл в твиттере, ныл и в инстаграме, публикуя печальные фотографии серо-синих оттенков. Где его цинизм и привычная позиция наблюдателя? Влюбленный мальчик давно уже забыл что это. Интерес перешел в зависимость, он не мог вспомнить, сколько не пытался, на каком её посте это произошло.

А потом она вернулась. Традиционный обмен любезностями, несколько искренних комментариев к записям друг друга, снова неправильно воспринятых. Его попытка признания, вовремя ей предотвращенная. Они продолжали общаться, а магия ушла. Она стала ошибаться, писать банальности, отвечать невпопад, обижаться. Он вообще перестал писать что-либо, не предназначенное исключительно для неё. Он пытался оставаться честным и влюбленным, она же обвиняла его в занудстве.

Когда только у него всё устроилось, в предвкушении первых серьёзных результатов, в своём неожиданном взрослении – мальчику стало страшно. Девочка, что стала частью его жизни (возможно, сама того не желая), могла уйти в любой момент. Он понял, что интернет не может удержать. Её взгляд никогда не будет снится ему, потому что он никогда её не видел. Статусы и комментарии не врезаются в память так сильно, как голос. А он никогда её не слышал. Она не замечала дрожь его пальцев и кусание губ, пока он набирал слова на клавиатуре, а он не знал, как менялось её лицо, когда она это читала. В этом и было одиночество в сети. Старый мудак Вишневский оказался прав. Ничего не могло получиться из отношений в формате «вам письмо». Но он хотел отказаться от любых форматов — она так и не решилась. Ей страшно, странно и непривычно, а он даже не может быть рядом с ней, чтобы успокоить и попытаться объяснить. Да и вообще, ему никто и никогда не говорил, что он зануда. Написать проще, чем сказать. Есть достаточное количеств языковых средств прекратить любой неудобный разговор, и она это прекрасно знает.

Влюбленный мальчик поставил точку, проверил ошибки и нажал кнопку «отправить». В этот раз, как никогда раньше, он был уверен: она прочтёт. Мальчик был трезв, но ему не было страшно. Он не боялся быть сломленным – это произошло ещё тогда, когда он впервые залез в социальные сети, вопреки своим убеждениям. Привычный цинизм и любовь к одиночеству не вернуть. Если и кривить губы, если и морщиться, если и растекаться по дивану к финалу замечательного фильма, то только вдвоём. Одиноких киносеансов он больше не выдержит.