Вита-ра : Две жизни (глава первая)

Среди учащихся старших классов Софья Бердич, была единственной, кому учителя пророчили золотую медаль. Учёба давалась ей легко, и поведением девочка отличалась примерным.
На то время никто из учителей и подумать не мог, что их любимица ненавидит эту самую учёбу лютой ненавистью и желает получить не золотую медаль, а возможность умереть, покончить раз и навсегда со всеми страхами и страданиями.
Она с лёгкостью представляла себе, как будет лежать в гробу, а родные с одноклассниками рыдать в голос над её бездыханным телом и причитать: «На кого ты нас покинула?»
А больше всех будет надрываться Витька Павловский, самый красивый мальчик, который, в конце концов, не выдержит и тоже умрёт.
Никто уже не посмеет смеяться над её заиканием, маленьким ростом, большой головой и тонкими ножками, над фамилией Бердич, звучащей из уст учителей почему-то как Пердич.

Нет, ей по настоящему то не хочется умирать.
По всем предметам – пятёрки. Жизнь прекрасна. Небо, солнышко, снежинки, но люди….

К тому же возможность расстаться с жизнью у Софьи была всегда, самая, что ни есть реальная. Отец давно грозился убить дочурку, если та принесёт в дневнике хоть одну низкую оценку. А он был мастером на все руки и человеком слова.

Да, с родными Софье повезло. Мать красивая, добрая, характера мягкого, кроткого. Медсестра — сестра милосердия.
Отец – ударник коммунистического труда, дружинник, отличный семьянин.
Только по выходным и праздничным дням — пьяница, тиран, деспот.

Такими словами называла его бабушка, а родная тётка – кровососом и мракобесом.
Они его тоже боялись, и старались гостить в их тихой семье или до праздников, или после.

Но и они не догадывались, что именно этим мракобесным чертам его натуры дочь была обязана незаурядным умом и феноменальной памятью.

Очень рано столкнувшись с жестокостью людского мира в образе родного отца, она быстро научилась уворачиваться от летящих в её сторону кастрюль, ножей, топориков. Научилась смотреть прямо, не моргая в озверевшие, залитые самогоном глаза, и чётко отвечать на поставленные вопросы, зная – одно неверное слово, и будет избита, сначала железными кулаками, а под конец ногами.
Отцовский зверь предпочитал срывать злобу на ней. Он терпеть не мог слёз и истеричных воплей жены.
Из Софьи ему ни разу не удавалось выбить ни соплей, ни крика, что, собственно, и приводило его ещё в большую ярость.
Бил профессионально, синяков на лице не оставлял, но на убийство не соблазнился ни разу, — «Ты у меня кровью ссать будешь!» Софья ссала кровью… Ссала отбитыми почками и училась наблюдать не только стадии отцовского озверения, но и малейшие изменения настроений родителя.

Мать могла бы написать на него жалобу, но кому жаловаться, если все менты в их посёлке были его собутыльниками.
Пройдёт немало лет, прежде чем Софья поймёт, что унаследовала не только кротость и женственность матери.
Поймёт, и будет благодарить судьбу за тот самый крутой нрав отца и звериную ярость. Только эти качества и помогут ей в минуты опасности постоять за себя, за честь и спасут ей жизнь.
А пока её зверёныш подрастал, девочка продолжала бороться за маленькие радости детства.

Когда отец был трезвым, был внимательным и заботливым. Он научил её игре в шахматы и играл с ней. Брал с собой частенько на рыбалку, и она умела удить рыбу, умела плавать. Читая вслух сказки перед сном, объяснял, чуть ли не каждое слово.
В такие моменты она забывала обиды.

Однако, продолжительных бесед отец избегал.
Однажды Софья высказала ему своё пожелание, — Если будешь бить меня, а потом так же насиловать, как маму, то убей сразу. К этому я не привыкну, никогда. Обещаешь убить сразу?
И вопрос был задан таким серьёзным тоном, что другие тона по сравнению с ним шелестели как листья при ласковом ветре.
Не поднимая головы, отец молча кивнул в ответ, затаив в глазах зловещую улыбку.
Софья её заметила и содрогнулась.
Больше к отцу вопросов не было.
На самом деле, его до смерти напугало появление мыслей в голове двенадцатилетней дочери. Он знал что опасен, а если она его убьёт, то получается что дочурка ещё опаснее.
На какое-то время побои в семье прекратились.

Ах, если бы он знал, в каком страхе жила она?! Эти далеко не детские страдания породили в Софье привычку к самокопанию, самоанализу, а с годами привычка переросла в порок, который завладел ею настолько, что стал беспощаден как в оценке собственных чувств и поступков, так и в оценке чужих.

Уже тогда, в свои двенадцать лет, Софья улавливала мысли, которые шли в её голове беспорядочно и по кругу. Она их даже чувствовала, хотя и не могла определить, где кончается одно и начинается другое. Просто замечала, что живёт двумя жизнями.
Одна жизнь в семье, вторую приходилось проживать в школе.
И в школе жить ей больше нравилось. Учителя хвалили и были очень добры к ней.
Никто не замечал её болезненных состояний.
Отец, хоть и изредка, но продолжал поколачивать дочь. И, наверное, продолжал бы измываться над родным дитятком до скончания века, если бы не купил машину. Новенькие «Жигули», как новая копеечка поспособствовала появлению в жизни отца любовницы.
Это коренным образом изменило обе Софьины жизни. Отец не бросил семью, а как бы начал заходить в гости.
Такого удара от отца Софья не ожидала, хотя и наслаждалась затишьем в доме.
Вот только мама… Неприятность приобрела для неё размер слона.
- Я – женщина, мне нужна опора.
- Мама, я буду для тебя опорой.
- Нам, Матрёнушка, обоим нужна опора – наш отец.

В семье Софью и отец, и мать, и даже бабушки называли Матрёной — по велению того же отца, считавшего имя Софья чужеродным.


(продолжение следует)