Бабанин : Ладошка.

Она просто положила свою ладошку мне на лоб… Обыкновенную теплую человеческую узкую ладошку на мой уже такой холодный лоб и пальцами прошептала: «Спи, мой маленький». И я заснул во сне еще раз, потом еще и еще, и так – до тех пор, пока не проснулся от бесчисленных засыпаний. Но там, где я проснулся, все было по-другому: другие цвета, другие звуки, другая вода, другие слова и… другие ладошки. Там все было другое, даже я! А ее там и вовсе не было. Вроде бы все то же, но без нее.

– Интересно, — спросил я себя, — разве мне все это нужно без нее?
Да, именно так я и спросил себя. И впервые в своей жизни и в своих снах я, не раздумывая, ответил: — Нет! Словно ножкой топнул.
А еще я успел подумать, что надо спуститься за ней, пусть даже в Аид. И что с того, что я – не Орфей. Но только в этот раз она уж точно не обернется ко мне и не превратится в соляной столб. И тогда я стал засыпать раз за разом, и в одном из снов я отыскал ее… Она сидела у разбитого окна и жалобно курила мою последнюю сигарету.

- Тебе же запретили курить, — тихо закричал я.
- Теперь уже все можно, — сказала она, присев на корточки, и сразу заплакала.
- Ну и что, — я не мог подыскать нужных слов и чувствовал себя нелепо, — зато я… я… я нашел твоего… первого ангела. (Я врал! Я его не-на-шел!).
- И как он? Постарел? – Она решительно отвернулась от меня и стала слизывать капельки воды с осколка разбитого оконного стекла. К стеклу прилипли бабочки и мотылек, правда, с другой стороны. А еще там отчетливо виднелся след от чьих-то губ… А еще там было выцарапано на разных языках две такие странные фразы. Одна – «Все пройдет», а вторая – «Вы забудете и Генриетту тоже…»…

А потом кто-то стал играть на флейте и из аквариума все рыбки-бананки выбросились на берег, а все птицы прилетели умирать на юг… И ни одна из них не положила свою холодную ладошку на мой раскаленный лоб. И, уж тем более, ни одна не сказала мне: «Спи, мой маленький»..!

Только тогда я понял, что ты у меня одна!