Настасья Сусликова : "Ехали цыгане" (часть вторая)

00:50  13-02-2013
Оставалось чуть меньше недели до Нового года. Елку украшал сам Саша, пока его жена очередной вечер коротала у новой подруги. Все реже и реже им удавалось побыть наедине. Лиза не подпускала его, ссылаясь на страшные головные боли. А Саша и не приставал. Он понимал, супруге тоже нелегко следить за домом, готовить и при этом оставаться такой же соблазнительной и ухоженной. Правда толка от ее привлекательности Саша не получал. Так продолжалось почти месяц. Муж пытался сделать что-нибудь приятное дня Лизы и однажды купил ей дорогущие серьги, которые несколько месяцев назад Лизонька показала ему в каком-то супер-пупер модном каталоге.
Для большей выразительности картины он приобрел еще шикарный букет ее любимых белых роз и в прекрасном расположении духа, хотя и вымотанный работой, влетел в гостиную. Влетел, но по обыкновению своему, Лизы там не было.
– Мышка моя! – ласково он окликнул жену.
– Любима-а-ая! – ответа не последовало.
Он тяжело дыша добрался до третьего этажа, полностью убедившийся, что Любимой внизу точно нет. Спустился снова в гостиную, швырнул от досады букет на стеклянный стол, заметил, как что-то с него слетело. Белый, изломанный конверт опустился к пушистым лапкам Василия. У Саши кольнуло в области груди: «Что за черт!»
Приоткрыв конверт, увидел тоненькое с зеленым камушком обручальное колечко своей любимой Мышки. И письмо.
«Воевода, читай!
Я ухожу! Мне больше не в моготу терпеть эту скушную и однообразную жизнь! Я устала об тебя, от этих поседелок с твоими тупыми друзьями, от этого блохастого кота (когда же он наконец сдохнет!), от твоих неумесных шуток и образа жизни. Мне только 30! Я еще молода и красива. У меня вся жизнь впереди, а я трачу это время на рутинное и блеклое существование с тобой. Это все не для меня! Мне не нужны твои деньги, хотя я признаю, что ты когда-то именно на них меня завоивал. Но с тех пор многое изменилось, и я поняла, что тебя никогда не любила! Этот романтичный и бесшабашный мир, в который я сейчас окунулась, подарил мне один человек. Может, ты скажешь, что я безрасудна и глупа. Но Тагир – воплащение всех моих желаний и фантазий. Мне все равно, что он из цыганской семьи, а у меня больше нет комодов из красного дерева, джакузи, модных нарядов, мне важно что мы разделяем один матрас на двоих, я наверное его люблю. Только сейчас я счастлива и ощущаю себя настоящей женщиной. Просто, Саша, прости и пойми меня.
Я ничего не взяла, уходя из твоего дома.
P.S. И не ищи меня. Так будет лучше…

Лиза Остапова.»

Саша перечитал письмо второй раз и не мог поверить своим глазам. Как такое могло произойти? Что он не так сделал? Почему она променяла меня на какого-то необразованного цыганенка? Кто он такой вообще?
Он стал метаться по дому. Хотел звонить. Схватил мобильник, набрал «Любимую», абонент не абонент. Еще раз набрал, тот же самый ответ. Кажется, судорога появилась в левой ноге. Присев на ступеньки лестницы, стал разминать ногу. Когда боль утихла, выбежал во двор.
На асфальте тонким слоем лежал снег. Дорога блестела от него. Казалось, что шлюха уронила свою гигантскую косметичку и рассыпала на землю все свои искристые и перламутровые безделушки. Саша неуверенно шагал в сторону новых соседей, как будто боялся раздавить что-то важное под ногами. Дошел до злополучных соседей и стал тарабанить загрубевшим кулаком. Железную дверь открыла девочка в длинной бордовой юбке. Волосы были аккуратно заплетены в косы, в руке болталась половая тряпка, видимо она занималась в тот момент приборкой.
– Отец дома? – грубо поинтересовался Саша. Девочка молчала, рассматривая его черными, как сажа, глазами. Не дожидаясь ее долгого ответа, он оттолкнул маленькую Сарру и прошел внутрь, оставляя на только что вымытом полу грязные следы. В доме пахло горячей едой, мясом и каким-то приятным пряным ароматом. Саша пошел на звук телевизора по мрачному коридору, закиданному столами, стульями и тряпками. Пройдя между этими баррикадами метра четыре, он очутился в просторной светлой комнате. Это видимо был цыганский зал. Три огромных окна, резная мебель, роскошная люстра с переливающимися стекляшками, арка, объединяющая это уютное пространство с какой-то другой комнатой в пастельных тонах… Муж-рогоносец так бы и любовался цыганскими хоромами, если бы чья-то могучая рука не рухнула к нему на плечо.
– Ты кто такой будешь? – тихо и серьезно спросил мужчина. Это был хозяин дома, Баро, приземистый, коренастый с хитрым прищуром.
Дальше Саша заявил, что хочет видеть его сына и извинился, что ворвался в дом без приглашения. Как будто из вне появилась его расторопная жена в засаленном переднике. Высокая и худая, лицо морщинистое, желтоватое, а взгляд виноватый, но задумчивый. Она суетно бегала из кухни в залу, гремя фарфоровыми чашками. Наконец остановилась возле мужчин и покорно взглянула на мужа. Тот еле видно тряхнул головой и Шанта молвила:
– Прошу к столу.
Саша отказался, он хотел как можно быстрее покинуть дом своего врага. А в голове кружилась мысль, что отец Тагара все знает и знал с самого начала, хотя вида и сейчас не подавал. И все-таки Баро настоял на том, чтобы Саша попил с ним вместе чай.
Саша присел и стал думать, как выведать у этого старика, где скрывается Тагар, так подло и нелепо осквернивший весь его брак с Лизой. Старый цыган рассказывал ему про новый дом, у кого купили, за сколько продали, что нужно еще его достраивать и достраивать, а несчастный Александр Александрович смотрел на его замученную жену и представлял вместо нее свою Мышку. Через полчаса его мучения кончились и он стыдливо побрел домой, так и не добившись правды.
Всю ночь не спалось, мерещились кровожадные картины о расправе над молодым любовником, а потом страшные цыганские проклятья женской половины его семьи. Но ничего в ту ночь не страшило Сашку Воеводу. Он любил жену и верил, что та образумится, вернется, станет на колени, как самая покорная цыганка и скажет, что пошутила. Уснул он только под раннее утро. Еще не рассветало даже, когда ее мерное дыхание с резкими выкриками во сне заполнили опустевший дом.
В середине дня его разбудил Василий, который второй день ходил некормленный. Казалось, он понимает, все щекотливость положения и специально не донимает противными звуками и так добитого и единственного хозяина. Саша поднялся с постели, в первый раз, за несколько лет позабыв, что ее нужно застелись и направился на кухню, где уже Василий играл роль умирающего от голода кота. Насыпал ему в миску что-то из его еды, а сам сел на край подоконника и закурил в отражение от стеклянной дверцы кухонного гарнитура. Щетина, вчерашняя рубашка, пропахшая цыганским уютом и тем самым пряным ароматом, опухшее от слез лицо… Саша этой ночью плакал. «Где ее искать? По каким баракам? И самое главное, захочет ли она вернуться ко мне?». Наверное, Саше стоило еще подумать о том: «Когда она вернется, не наградит ли она меня сифаком и триппером?». Так прошло еще три дня. Вся еда в доме была съедена Александром Александровичем, даже Василию пришлось делиться своим кормом, чтобы продлить существование своего хозяина. Наконец, хозяин снял себя потную рубашку, от которой давно уже не пахло пряностями, сходил в душ и решил пойти в магазин за продуктами. За эти дни он все тщательно взвесил, обдумал, но ничего не решил.
На улице было солнечно. Саша знал, через 3 дня закончится этот год и можно будет в 36 раз начать все заново, только уже без Лизы. Он решил не возвращать ее, пусть держит в руке то, чем действительно богат ее цыган, если ей все 9 лет не хватало этого в муже. Саша решил пройтись пешком, тем более погода располагала к прогулке. Магазин находился примерно в конце улицы, поэтому минут через 10 он нашел кладезь еды. Собравшись дернуть ручку местного продовольственного магазина, та сама резким рывком дернулась в его сторону, чуть не сбив голодного мужчину с ног. Оказывается это выходила девочка цыганочка, та которой он испортил чистоту своим растоптанным 43-им. Воевода и сам не заметил как это получилось, но окликнул ее:
– Девочка? Ты же живешь рядом со мной, твои родители купили месяц назад дом… Так?
Та обернулась на голос незнакомого мужчины и сразу же его узнала. Кивнула головой в знак согласия и собиралась идти дальше, но Саша снова обратился к ней:
– Где твой брат? Мне надо ему кое-что важное передать?
– Наверное, на старом доме… папа говорит, опять он какую-то шалаву завел…
Она стояла неподвижно, слегка размахивая прозрачным пакетом, через который виднелись буханка бородинского хлеба, соль и что-то желтое похожее на лимоны. Девочка, ждала, что ее еще о чем-нибудь спросят, но Александру Александровичу вполне было достаточно ее ответа. Он пошел дальше, захлопнув за собой дверь магазина. Купил пачку пельменей, тоже бородинский хлеб, сливочное масло, гречку, яйца, конфеты, сахар, сметану, мандарины, свежемороженую курицу, приправы и томатную пасту. Нагруженный тремя пакетами стал спускаться по скользким порожкам в смешанных чувствах, и чуть было не поскользнулся, но удержался. По крайней мере теперь он знал, где его жена. Перетряхивая в голове истории Баро за чаепитием, он пытался вспомнить, где они раньше жили. Вроде вспомнил. От догадок и лишних умозаключений Саше стало спокойнее. Казалось, что внутренний моторчик, который последние 2 дня неумолкаемо дребезжал и дымился, раздобыл где-то еще немного топлива и стал рычать тише.
Пришел домой с тремя доверху набитыми пакетами, в раздумьях: сейчас ехать искать Лизу или сначала поесть? Решил сначала приготовить что-нибудь. Курицу спрятал в морозилку, она была припасена к новогоднему столу. Саша решил утолить голод по еде и общению, сварив пачку пельменей и позвонив старому другу. Оказалось, что друг и сам был не прочь увидеться с Сашей. Через час его автомобиль уже заезжал на Шалую, а через полтора они вместе с расстроенным хозяином жрали коньяк и жарили новогоднюю курицу. Саша рассказал все другу о неверности жены, о ее взбалмашном поступке, о своем мужском горе… Друг подливая себе и Александру Александровичу полную до краев рюмку, громко высказывал: «А я тебе говорил, что она редкостная сука!», чокался и опрокидывал жгущую горло жидкость, не закусывая. Саша повторял за ним: «Да, сука…» и тоже выливал себе все содержимое в глотку.
Василий цеплял у них со стола наглой лапкой давно остывший пельмень и жадно разгрызал его на один бок, раскидывая остатки его по новому ковру. Мужчины не замечали тайной радости кота, они оживленно, наперебой кидали оскорбления в адрес неблагодарной Лизы, которая в этот час сладко спала в объятья потного, грязного, но любимого мужчины на жестком матрасе, на полу…
Время перевалило за полночь, и можно было сказать с твердой уверенностью, что Новый год настанет завтра. Старые друзья выпили все запасы коньяка, водки и виски, не обращая внимание, на порядок градусов и традиции. Гость уснул под лестницей, а Саша, на том же ковре, где заветривался недоеденный даже котом пельмень.
– Санек, Санек. Это не мой… Твой телефон звонит. Орет уже полчаса. Возьми трубку. Голова уже трещит от твоей мелодии…
Александр Александрович неуклюже пополз на звук. Звонили с работы. Просили срочно приехать, и Саша пообещал, что будет через пару часов.
Следующий день он весь провел в заботах и мучительных головных болях. Годовой отчет неожиданно не сложившийся, требовал пристального и тщательного контроля начальника. До позднего вечера он со своим штатом многочисленных сотрудников усиленно подгоняли результаты под желаемые и нужные для налоговой. Вроде состряпали неплохой отчет. В половине второго Саша уехал домой и проспал до вечера следующего дня.