10_kg_cocainos : Свободные люди

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Сложно. Барабанная дробь пальцами по столу, позвякивая оковами. Мутит. Вдох. Выдох. Кашель.
- О, какие люди! Как устроился? – огромный, словно воздушный шар, мужчина в белом халате раздавил мои ноги, тихо лежавшие на кушетке.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
- Спасибо,- выдавил я сквозь кашель.
- Да за что спасибо-то? Вот глупый человек. Это работа моя: таких как ты находить и лечить. В прошлый раз не долечил – на медикаменты понадеялся, но сегодня мы с тобой, дружище, классической медициной будем баловаться – вмиг станешь свеженьким, как огурец.
- Мне есть, что рассказать тебе, доктор, — я с трудом шевелил белыми высохшими губами.
- Расскажешь, дружище, ты мне всё расскажешь, но чуть позднее. У нас тут мероприятие намечается важное, вот аккурат после него зайду к тебе. Жди.
Воздушный шар хлопнул мне на тумбу огромные песочные часы. Часы были словно из древнего мира: толстенная мутная колба, черный песок и этот запах: запах камней, запах времени, запах приближающейся смерти.
- А сколько в них?
- Четыре часа, — он перевернул колбу, и черный песок тонкой струйкой принялся отсчитывать секунды, выстраивая их в минуты, часы, сутки, недели, месяцы, годы и тысячелетия.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Кашель.
Всю ночь я летел с обрыва и блевал. Летел во сне, а блевал под кушетку. Ходить я не мог: невероятных размеров наручники надежно удерживали меня от путешествий по суровой реальности, но зато, закрывая глаза, я парил. Иногда с обрыва. Очередной раз разбившись о гранитный отвес, я в четвёртый раз перевернул часы.
А в это время Йохан Петроли обнаружил у себя в кишках рак. Он мучительно долго готовился к смерти. Он застрелился стареньким Ивер Джонсоном, с третьего раза; видимо что-то заржавело, от времени.
Крыса перебежала из угла в угол, а я в шестой раз перевернул часы. Пришел доктор.
- Почти сутки, Док! – меня лихорадит, зубы стучат от холода, но липким потом покрыто все тело.
- Прости, дружище, сплошные проблемы. Без меня даже утки вынести не могут, совсем оборзели.
- Док, я готов рассказать всё, но мне нужно снять лихорадку, я не могу так больше, — сердце моё выпрыгивало из тощей груди, а глаза покрылись белой пленкой, словно у больного пса. Сделайте мне укол, — я схватил его за руку, но он тут же ее брезгливо отдернул.
Огромный белый шар наклонился к моему уху, и прошептал:
- Ты здесь сгниешь, Крылов, я превращу тебя в тухлое яйцо и скормлю крысам, — он вновь перевернул часы.
В дверях он обернулся, и вновь подкатился к моей кушетке, достал черное перо и что-то нацарапал на карточке.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я чувствую, как из меня выползают паразиты наружу. Мне кажется, что я действительно гнию, и этот запах… Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Кашель. Я перевернул листок. 24. Почему 24? Не 6, не 8, не 150? 24 раза перевернуть колбу или 6 раз? Сутки? Код? Возраст?
А когда-то…
Лодка. Я в трусах. Вокруг бляди. Гребу. И раз. И два. И раз. И два. Правой. Левой. Табань! И никогда не кончались монеты. Слава дядюшке Йохану. Была еще Айза, рыжая лентяйка, берущая в рот что попало. Счастливое время.
- Крылов! Встал, сука! Посмотри на часы! – словно персонаж диснеевского мультфильма, огромный доктор, фашистским дирижаблем навис надо мной, и его никотиновые слюни обильно покрывали мое измученное лихорадкой лицо.
Верхняя колба была пуста; я приподнялся, насколько позволяла цепь. Вдох. Выдох. Кашель. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Моя голова опустела, и провалившись сквозь подушку, погрузилась в теплое море. Я бы хотел оставаться там вечно, но волною меня выбросило на скалы; колчеданная тропа указала путь на северо-восток, там были горы. Дорога заняла целую вечность, но горы не приближались ни на йоту. За очередным перекрестком, мне повстречался старик.
- Старик, как бы мне побыстрее дойти до гор?
- Здесь кругом горы, — оставайся на месте, и ты пришел.
- Мне нужна вон та, — я указал на еле виднеющееся очертание за горизонтом, к которому красной нитью вела моя тропа.
- Вершина горы далеко, — сказал старик.
Он продолжал шевелить губами, но мои глаза уже бешенными псами вцепились в его морщинистую глотку. Ритм нарастал. Беззвучным воплем я вырвался из этого бесконечного круга и отправился на северо-восток, там пересек левое полушарие его иссохшего от старости мозга и погрузился в липкую и вонючую, словно протухший кисель, подсознательную часть его правого полушария.
Когда я пришел в себя, старик издох.
Но я уже знал, что всё это бессмысленно. Чтобы ты не делал, это ни на что не влияет. Я действительно пришел.
Ветер с дождем обрушились на меня, порывами ударяя в лицо.
- Крылов! Крылов, блядь! Дыши, твою ж мать!
Я открыл глаза. Напротив меня стояли люди в халатах, у доктора в руках пустой стакан; щеки горят. Руки и ноги мои свободны.
- Выйдите все нахуй!
Персонал вышел, и я остался с доктором один на один.
- Серёжа, ты жить хочешь? – он смотрел на меня добродушным взглядом, но как-то в пол оборота.
- Я, Док, не Сережа, а жить… а на жизнь мне глубоко похую, я вот помыться хочу и стакан скотча.
- Хорошо, буду звать тебя Мартином, Серёжа. А лихорадка-то отошла, отошла… Эммм, скотч, скотч, скотч… Рита! — он заорал своим высоким голосом, тащи бутылку Лагавулина из шкафчика. — И два стакана!
Рита, медсестра лет тридцати, с сочной жопой и халатом на голое тело, принесла початый пузырь отличного островного скотча, и два стакана. Доктор, с характерным «чпок» откупорил бутылку, и наполнил стаканы божественным нектаром из йода и торфа. Я жадно выпил. Доктор налил еще.
- Серёжа, то есть, Мартин, мне сегодня пришло письмо. Умер господин Петроли. Он оставил тебе наследство. Там много. Он протянул мне письмо.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Кашель. Пока я читал письмо, пальцы барабанили по столу, а доктор мычал «безобразную Эльзу», негромко, чуть слышно. Такой вот оркестр.
- Что ты хочешь, Док?
- Я хочу девяносто процентов, почти все. Но ты уходишь отсюда живым, и мы все забываем, что ты Сергей Крылов, тот самый который убийца и наркоман, насильник и диссидент, казнокрад и психически-больной человек.
- По рукам, Док! Готовь документы. И ванну.
Пока я, впервые за долгое время, мылся, мне казалось все это сном. А был ли горно-обогатительный комбинат, который я продал американцам; трахали или нет, вместе с губернатором, старшеклассниц, употреблял ли я героин? Уже несколько месяцев мне зачитывали мое дело адвокаты, врачи, гэбэшники, журналисты и прочая поебень. Где реальность, а где вымысел не знает, видимо, уже и сам сценарист. И кто придумал этот сценарий, кто автор?
Маленькое грязное окно под потолком, пропускало дневной свет. Я заглянул в него и увидел там очертание гор, где-то совсем далеко. Сердце заныло тоской. Вдох. Выдох. Кашель. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Доктор принес документы, которые я подмахнул, без сожаления. Мне выдали мои вещи и документы.
- Удачной дороги, Мартин Петроли! – доктор протянул мне руку, но я повернулся и направился к двери. У порога больницы стоял мустанг шестьдесят четвертого года, с открытым верхом; за рулем сидела слегка постаревшая рыжеволосая лентяйка Айза, берущая в рот что попало.